— Вы хотите сказать, что это сделал не анархист? — ошеломленно пробормотал Билл Ходжес. — Суд над Дрейсоном — самое крупное событие, которое этот город видел за последние годы.

— Я не утверждаю, что это был не анархист, — спокойно ответил я, — но мы должны рассмотреть возможность того, что у кого-то был более личный мотив для убийства судьи. Согласен, вариант с анархистами наиболее вероятен. Возможно, многие анархисты хотели освободить Эла Дрейсона. Но только один человек хотел убить судью особым способом.

Я продолжал, подчеркивая странные элементы, которые, без сомнения, замалчивались в официальных отчетах. Я начал свою речь из-за беспокойства за Страппов, но теперь и сам верил собственным словам.

Голубые глаза генерала за стеклами очков в проволочной оправе внимательно наблюдали за мной, и хотя слова его по-прежнему звучали отрывисто, теперь в них сквозило неподдельное любопытство.

— Я понимаю вашу точку зрения. Но ни у кого нет более личного и убедительного мотива, чем у Дрейсона. Боже правый, да ведь на кону стоит его жизнь!

— Да, — спокойно ответил я, — но проблема в том, что Дрейсон не слишком дорожит собственной жизнью.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я беседовал с ним сегодня утром, сэр. Я признаю, что разумным людям трудно это понять — но я уверен, что он готов умереть за свое дело. Фактически, он хочет стать мучеником, как он сам это называет.

— Этот город будет только рад исполнить его мечту, — буркнул генерал. — Но это не значит, что его не хотят спасти его приспешники.

— Возможно, — согласился я. — Но вы же видели отчет с места преступления, генерал, и я объяснил вам свои опасения. Вы должны признать, что типичный анархист, бросающий бомбы, не стал бы оставлять Библию или белую розу.

— Но наш информатор сообщил нам, что лично подслушал разговоры тех, кто хотел вызволить Дрейсона из тюрьмы. — Генерал одобрительно посмотрел на Оливера.

— При всем уважении, сэр, но я полагаю, что работает он у вас не бесплатно, — деликатно выразился я.

— Что? Да зачем мне… — Оливер вскочил со стула, но генерал заставил его замолчать, положив руку на плечо мальчишки.

— Можешь идти, Оливер, — произнёс Бингем.

Оливер, спотыкаясь, вышел из комнаты, бросив на меня сердитый взгляд.

— Зачем анархисту — да и вообще кому бы то ни было — укладывать рядом с покойником Библию или розу? — поинтересовался генерал.

— Не знаю, — ответил я. — Но руку судьи положили на Библию, будто он приносил присягу. Может быть, его убийство было возмездием за то, что он нарушил одну из них?

— Вы… Да как вы смеете даже думать, что судья Джексон изменил своему долгу?! — Теперь генерал брызгал слюной от гнева. Он был одним из лучших судей Нью-Йорка, и предполагать обратное — полная глупость, с которой я…

— Генерал, правда здесь не главное. Но таковым судью видел убийца — в его собственном, изменённом взгляде на дело. — Я заметил, что генерал заметно расслабился. — С вашего позволения, сэр, я хотел бы продолжить свое расследование. Я считаю, что на месте преступления есть зацепки, которые, в конечном счете, более перспективны, чем все, что мы можем узнать, преследуя семьи двух известных лидеров анархистов.

Генерал выпрямился.

— Детектив, я обещаю вам, что мы не оставим без внимания ни одну хорошую зацепку. Но как ваш комиссар, я решил сосредоточиться на руководителях анархистов. Я верю, что они приведут нас к убийце, виновному в убийстве судьи Джексона — и намного быстрее, чем ваша тарабарщина о Библиях и белых розах.

Он помолчал несколько секунд, оглядывая меня с головы до ног.

Я ждал. Неужели он собирается отстранить меня от этого дела?

— Вы можете рассматривать любые теории, детектив, — произнёс он, наконец. — Но только в свободное от работы время. И помните, что это ваша личная инициатива.

— Конечно, генерал.

— Я буду за вами наблюдать, — с мрачной улыбкой пообещал мне Бингем. — Помогите мне раскрыть это дело — и я гарантирую вам повышение. Но если станете вмешиваться в мои приказы и оспаривать их — ждите последствий.

Ему не нужно было ничего объяснять. В лучшем случае, я снова окажусь в патруле, заполняя бумажки; в худшем — я никогда больше не буду работать полицейским. Я действительно шел по тонкой грани.

Генерал улыбнулся, разгладил усы и отпустил нас всех.

— Приступайте, джентльмены. Заставьте меня гордиться тем, что мы можем сделать, когда поставим перед собой цель. МОЯ цель — арестовать виновных в убийстве судьи в течение сорока восьми часов.

Выходя, я старался успокоиться.

«Сосредоточься на жертве», — сказал я себе.

Это также напомнило мне, что все, чем я рисковал, — как в профессиональном плане, так и в личном, — было ничто по сравнению с тем, что жертва уже потеряла.

Саму жизнь.