— Ты уверена?

— То, что я избегаю этой комнаты, не изменит того факта, что сегодня ночью здесь убили моего мужа, — коротко ответила она. — Нужно смотреть правде в глаза.

Мы обменялись с Алистером взглядами и последовали за ней в библиотеку.

За годы расследования убийств я повидал много разных видов горя — но, по правде говоря, никогда не встречал такой стойкости и мужественности, как у миссис Джексон.

Я выпрямился и заставил себя дышать медленно, как только почувствовал тошнотворно-сладкий запах крови. Испытывал к ней неестественное отвращение — явный недостаток с учётом моей профессии, который я старался скрывать от окружающих. В большинстве случаев мне это удавалось — но только благодаря силе воли.

Желудок сжался, и волна тошноты заставила с трудом сглотнуть.

Сондерс отправился вслед за нами, держась на почтительном расстоянии, но внимательно наблюдая за происходящим. Остальные офицеры остались в коридоре, когда мы вошли в небольшую комнату, заполненную темными ореховыми книжными шкафами, до отказа набитыми юридическими книгами. У окна стоял письменный стол из красного дерева, заваленный бумагами и томами литературы — теперь все они насквозь пропитались содержимым темной лужи, которая покрывала стол и продолжала по каплям стекать на пол.

Судья потерял огромное количество крови. Я заметил Библию в черном кожаном переплете, о которой упоминал Алистер, а также лежащую посреди стола белую розу на длинном стебле, испачканную алым.

Миссис Джексон обошла вокруг стола и присела на бордовое кожаное кресло своего мужа, в то время как все остальные намеренно воздерживались от того, чтобы смотреть на лужу крови на самом столе.

— Он пришел сюда сразу после обеда, — произнесла женщина. — Я надеялась, что он пойдет спать, но он настоял на том, что ему нужно просмотреть свои записи. Упрямый человек. У него была ужасная бессонница. Из-за этого дела. — Она вздрогнула. — Он изо всех сил старался разобраться в деле Дрейсона, но всем всё равно не угодишь.

Она сделала глубокий вдох и повернулась к Алистеру:

— Хьюго не мог оставаться здесь один больше часа. Было уже начало десятого, когда я пришла, чтобы отправить спать. Но вместо этого… Я нашла его мёртвым. — Она жестом указала на кровь своего мужа.

Мы молчали, не зная, что сказать.

— Люди говорят мерзкие вещи, — продолжила она. — Они посылали ужасные угрозы. Хьюго получал письма от тех, кто имел наглость поддерживать детоубийцу.

Она повернулась к окну, и её голос едва заметно дрожал от гнева.

— Не менее ужасные письма он получал и от людей, которые считали, что он слишком мягок с Дрейсоном. Мой муж был честным и справедливым человеком, — сказала она, хватаясь за сердце, — но волнения среди людей так сильны…

Я подождал десять секунд, чтобы Сондерс, стоявший в дверях поодаль от нас, смог высказаться. Но он промолчал.

— Вы сказали, что ваш муж пришел сюда в восемь часов, а нашли его вскоре после девяти. У вас сегодня вечером не было посетителей?

Она покачала головой.

— Ни одного. Я бы обязательно услышала звонок. Как мы уже говорили заместителю комиссара и его людям, ни Мэри, ни я не видели и не слышали ничего необычного. — Она многозначительно посмотрела на Сондерса.

— Пошлите, пожалуйста, за горничной, — сказал Сондерс, обращаясь к одному из своих помощников, стоявших в холле.

— Кто ещё сегодня вечером был с вами в доме? — поинтересовался Алистер.

— Никто. У Чарльза, нашего водителя, был свободный вечер. А кухарка отправилась домой, как только прибралась после ужина — а это было около восьми часов. Мой муж, как обычно, проверил все двери, прежде чем удалиться в свой кабинет. Все они были заперты.

— Тогда как же убийца проник внутрь? — пробормотал Алистер, подходя к окну. Оно тоже было заперто.

— А прежде, в течение сегодняшнего дня, двери открывались? — спросил я.

— Конечно, днем, — ответила миссис Джексон. — Наши слуги часто выходят делать покупки, нам приносят почту…

Мы с Алистером переглянулись. Вполне вероятно, убийца судьи проник в дом до наступления темноты и затаился, ожидая подходящего момента.

В комнату вошла горничная в сопровождении одного из подчинённых Сондерса.

— Вы меня искали, сэр? — ее голос звучал мягко, и она оставалась спокойной, даже осознав, что все взгляды устремлены на нее.

— Как давно вы работаете в доме Джексонов, мисс? — спросил Сондерс.

— Уже пять лет, сэр.

— Мэри — одна из моих лучших помощниц, заместитель, — ответила миссис Джексон с успокаивающей улыбкой, предназначавшейся горничной. — Она — надежный и хороший работник. Не знаю, что бы я без нее делала.

— А сегодня вечером вы не заметили ничего необычного? — Сондерс пристально посмотрел на женщину.

— Нет, сэр, — уверенно ответила она. — Судья и хозяйка ужинали вместе. Потом он ушел в свой кабинет, и больше я его не видел. Мы с хозяйкой обсуждали приготовления к званому обеду, запланированному на следующую неделю, а потом я приступила к вечерней уборке.

— И вы не слышали ничего необычного?

Горничная покачала головой.

— И двери были закрыты?

— Да, сэр. Я сама их запирала.

— Джентльмены, — сказала миссис Джексон решительно. — Я уже рассказала заместителю комиссара Сондерсу и его людям все подробности распорядка дня моего мужа. Это будет в его отчете. А пригласила я тебя, Алистер, сюда сегодня из-за этого.

Она потянулась к стопке писем на столе — и хотя они лежали в дальнем углу, подальше от лужи крови, всё равно они оказались сильно испачканы.

Сондерс судорожно сглотнул.

— Мне очень жаль, миссис Джексон, но это улики.

— Да, заместитель, — женщина выдавила слабую улыбку. — Вот почему я показываю эти письма полицейскому. А именно… — она махнула рукой в мою сторону.

— Детективу Саймону Зилю, — представил меня Алистер.

— Да, именно так. Я бы хотела, чтобы детектив Зиль и мой дорогой друг смогли некоторое время поизучать эти письма, — сказала она. — Когда они закончат, вы сможете их забрать.

И вот, когда я надеялся только помочь своему другу, я оказался именно в том месте, которого хотел избежать: на перекрестье политических разногласий. Это не предвещало ничего хорошего для моего будущего в полицейском управлении Нью-Йорка.

Миссис Джексон повернулась к нам.

— Вы можете расположиться в гостиной наверху. И конечно, если хотите, можете изучить и остальные вещи. Уверяю вас, сегодня днём их здесь ещё не было.

Она указала на Библию в черном кожаном переплете и белую розу на длинном стебле, тоже окровавленную, лежащую в центре стола.

— Нам не нужна эта ерунда, — пренебрежительно заявил Сондерс, выходя из комнаты. — Джентльмены, вы можете уделить этим письмам двадцать минут — и только под официальным наблюдением.

Он вышел в коридор, и мы услышали, как он приказал одному из офицеров следить за нами.

— Я считаю, что роза и Библия важнее, чем думает заместитель комиссара, — торопливо произнёс Алистер. — Можно нам взять их на несколько дней?

Женщина согласно кивнула. Я завернул Библию и розу в чистую ткань и аккуратно положил их в свою сумку, где они были надежно спрятаны, пока заместитель комиссара не передумал их забрать.

— Эти предметы действительно причудливы, но лучшие подсказки будут ждать вас в этих письмах, — сказала она. — Хьюго получал смертельные угрозы с того самого дня, как Эл Дрейсон появился в зале суда. Он сохранил все письма. — Она сделала глубокий вдох. — Пожалуйста, Алистер, — продолжила она, и впервые за этот вечер ее глаза наполнились слезами. — Мне нужна твоя помощь. Я рассчитываю, что ты сделаешь все необходимое, чтобы найти чудовище, которое забрало у меня Хьюго.

— Конечно, — кивнул он. — Мы позаботимся, чтобы полиция все сделала правильно. Я тебе это обещаю.

Но подобные обещания, пусть и исполненные благих намерений, часто трудно было сдержать.

Через несколько минут мы уже были в гостиной наверху под присмотром Харви — офицера, которого я узнал сразу же, как только вошел. Он, казалось, чувствовал себя так же неуютно, как и мы, поэтому держался у двери на почтительном расстоянии.

Сама гостиная, очевидно предназначенная для Гертруды Джексон, представляла собой официальную дамскую комнату с розовыми обоями в стиле рококо и голубой мебелью в цветочек.

Мы придвинули два стула к маленькому столику у окна, где всходящее солнце отбрасывало слабый розовый свет на столешницу. Там мы читали письма и пили горячий чай, который принесла Мэри.

Миссис Джексон была права: во многих письмах содержались завуалированные угрозы, которые, должно быть, нервировали судью на протяжении всех недель этого процесса. Каждое из писем заметно отличалось по грамматике и стилю, почерку и даже выбору бумаги. Сами авторы разделились на два лагеря: враги Дрейсона и его товарищи-анархисты; первые считали, что судья был слишком снисходителен к подсудимому, а вторые — наоборот.

«Нам не нужен судья, который отпускает на свободу детоубийц», — гласило одно из писем.

Другое, напротив, возражало:

«Если вы отправите Дрейсона на электрический стул в Синг-Синг, он станет мучеником во имя нашего дела. Многие из нас восстанут, бросая бомбы и проливая адский огонь на этот современный Содом. Мы убьем всех капиталистических подонков вроде вас. Ваша смерть будет только началом».

— В этом деле судье не удалось бы выйти победителем, — покачал я головой. — Если бы он отпустил Дрейсона, его бы прокляли одни, а если осудил — его бы прокляли другие.

— Хьюго изо всех сил старался быть справедливым судьей, — задумчиво ответил Алистер. — Он всегда сочувствовал стороне обвинения, так как считал, что история каждой жертвы должна быть услышана. Однако на прошлой неделе он позволил стороне защиты предоставить смягчающие доказательства о детстве Дрейсона во время погромов в России — до того, как его семья сбежала и приехала сюда.