Но это было на следующий день, а в тот вечер, закончив работу, Леонид привлек Тамару к себе и поцеловал. Она тихо отстранилась.

— Чего ты хочешь? — задыхаясь, спросил он. — Я все сделаю, только останься. Я люблю тебя. Мы завтра же подадим заявление, хочешь? Да, я был трижды женат, но это чушь, ошибка. Ты не можешь не любить меня, Тамара. Я свою женщину узнаю из тысячи.

Вот тогда Тамара впервые обратила внимание на одну особенность Леонида. Если он по-настоящему волновался, сперва к голове приливала кровь, он краснел, а затем резко, молниеносно бледнел, лицо вытягивалось, нос заострялся, словно на посмертной маске. Тамару, которая не привыкла внешне проявлять свои чувства, это поразило. Насколько острее ощущает боль Леонид, талантливый человек, художник, чем бездарная Тамара! Воспоминание о каждом из этих приступов (именно такое слово ей хотелось употребить) терзало ее подолгу. Зато Леонид легко их забывал, получив желаемое. Тамаре было не дано понять холерический темперамент. Внезапное предложение руки и сердца свидетельствовало о необыкновенной, гениальной натуре. Тамара привыкла долго обдумывать каждое решение, и готовность ринуться очертя голову в омут восхитила ее. Оставалось задать один простой вопрос… и рада бы не задавать, но не в силах задавить в себе скучную предусмотрительность посредственности.

— Ты веришь в Бога, Леонид?

Собеседник опешил. Он ожидал чего угодно, только не этого.

— Нет, конечно. А что?

— Я должна ехать домой. Уже поздно.

Леонид молча схватил монитор и швырнул его об пол так, что тот разлетелся вдребезги. Так же молча взял Тамару за руку, вывел на улицу и сел вместе с ней в машину. Напроситься в гости он не пытался. На следующий день он встретил Тамару у дверей ее офиса с билетами в филармонию и букетиком гиацинтов. Очевидно, он успел узнать у Ленки Тамарины вкусы.

— Прости, Леонид, но я не могу отсутствовать дома два вечера подряд. У мамы два года назад был инсульт, она неважно себя чувствует.

— Не мучь нас обоих, Тамара, — напряженным голосом произнес Леонид. — Рано или поздно это случится, но я не в силах больше терпеть. Прости за штамп, но мы созданы друг для друга. Ты думаешь, есть что-то, чего я ради тебя не сделаю? Ты хочешь обвенчаться? Пожалуйста, в любой момент. Я заплачу побольше, и нас обвенчают прямо сейчас. Да?

— Ты же неверующий, — с ужасом ответила Тамара.

— Не бойся, я крещеный, так что венчание будет законно. Да соврал я вчера, соврал! Я верю в бога. Теперь ты согласна? Да?

Он вцепился в Тамарин локоть так, что ей стало больно.

— Ты не веришь, — покачала головой она. — А венчаться, не веря, куда страшнее, чем жить в грехе.

— Тогда объясни, что я должен сделать. Да?

— Не встречаться со мною больше.

Тамара действительно считала, что это единственный верный путь. Она потерпит… она привыкла терпеть. Папа не перенес бы неправедного поведения любимой дочери, рай для него превратился бы в ад. Если сейчас насмотреться напоследок на Леонида, впечатать его образ в свое сердце, она сумеет жить, как раньше. Одно мгновение… и еще одно… и еще.

Лицо Леонида неожиданно дрогнуло, озарившись счастьем.

— У тебя что, действительно никого никогда не было?

Тамара молча кивнула.

— Господи, — воскликнул он, улыбаясь, — и после этого ты будешь говорить, что создана не для меня? Тебе двадцать семь, ты красавица, и ты ждала меня. Я не оставлю тебя в покое, имей в виду. Я буду встречать тебя здесь каждый день, пока ты не согласишься.

Леонид выполнил обещание. Он провожал Тамару с работы домой, рассказывая о себе и расспрашивая о ней, она скупо отвечала. Эти минуты наполняли ее душу радостью, соединенной с сознанием греха. Стоило расстаться с Леонидом, и сознание греха начинало преобладать.

— Ты дура, — заявила через неделю Люська. — Зачем ты это делаешь?

— Ты сама утверждала, что давно пора, — парировала Тамара.

— Я имела в виду совсем другое. Ты должна спать с мужиком, но не страдать из-за него, а ты делаешь прямо противоположное. Леонид для тебя сейчас — идеальный любовник, но учти, муж из него никакой. То, что ты называешь романтизмом, я назову проще — без царя в голове. Он живет минутой. Захотел что-то — все отдам, лишь бы заполучить, а там хоть потоп. Ты представляешь, сколько стоит хороший монитор? Пятьсот баксов, не меньше. Я понимаю, чтобы добиться своего, можно разбить чашку, тарелку… сама так делаю, если нужно. Но швырять на ветер такие деньги — это уже настоящая истерия. Поэтому сколько этот парень ни получит, через неделю в кармане пусто. Ленка мне все про него рассказала, я ее выспросила во всех подробностях. Тип еще тот, но сексуальность — ого-го. С твоей флегмой первый партнер требуется именно такой. И плюнь на свои религиозные штучки, двадцать первый век на дворе. Вот я, например, спала с Колей до свадьбы… и не только с ним. Что, по-твоему, мне место в аду?

— Наверное, каждый человек сам чувствует, что для него греховно, а что нет, — задумчиво ответила Тамара. — Я люблю Леонида… очень люблю… но иногда мне кажется, он искушение, посланное мне дьяволом. Я понимаю, почему он не верит в Бога… в нем есть что-то, глубоко чуждое вере, противостоящее ей. В тебе этого нет и в твоем Коле тоже. Вы не совершите смертного греха, а он может. И величайший подвиг тоже. Все, что захочет. Потакание своим желаниям, которое он называет свободой, для него главное. Он не хочет подчиняться никому, даже Богу. Много гордыни и совсем нет смирения и терпения.

— Я и говорю, замуж за него нельзя, — соглашалась практичная Люська. — Мужика в тридцать пять поздно перевоспитывать.

Где-то через месяц после знакомства Тамара увидела во второй раз, как Леонид сперва краснеет, а затем покрывается смертельной бледностью. Это произошло вроде бы без причины. Он, как обычно, провожал Тамару домой.

— Что случилось? — в испуге спросила она, вглядываясь во внезапно изменившееся дорогое лицо.

— Ты просто меня не любишь и не полюбишь никогда, — почти неслышно произнес он. — Мне казалось, любишь, а на самом деле нет. Прости. У меня нет больше сил.

Леонид судорожно оглянулся, словно ища, что швырнуть или разбить, дабы найти выход чувствам. Ничего подходящего не подвернулось, тогда он сунул руку в карман, вытащив оттуда пакетик лезвий. Раскрыл одно, положил на ладонь и сжал. Полилась кровь.

— Нет! — закричала Тамара. — Я люблю тебя. Не надо!

Леонид выскочил на дорогу, останавливая машину.

— Идиот! — возмутился резко затормозивший водитель, но, увидев достоинство купюры, смолк. К дому Леонида примчались за десять минут. Все это время Леонид крепко прижимал Тамару к себе, словно боясь, что она убежит.

Вот так Тамара впервые свернула на путь, которым дальше ей предстояло двигаться неуклонно. Она уступила. А, поступившись главным, ей казалось нелепым бороться за мелочи.

Впрочем, один вопрос остался камнем преткновения надолго. Это мама. В тот памятный вечер лишь благодаря счастливой звезде Леонида Тамарин сотовый зазвонил, когда основные события были уже позади.

— Мама! — помертвев, сообразила Тамара. — Она там сходит с ума!

Леонид потрясенно наблюдал, как его медлительная, царственная любовница вихрем мчится к своей сумке, выхватывая телефон.

— Прости, мамочка, я задержалась. Буду очень скоро… полчаса, не больше. Все в порядке, не переживай, пожалуйста.

— Ты никуда не поедешь, — возразил Леонид, но Тамара уже прекратила разговор и поспешно натягивала одежду.

— Твой дом теперь здесь, Тамара, — продолжил он, взяв Тамару за руки. — Ты моя жена. Позвони по телефону и предупреди мать, что ночевать не придешь.

— Я не могу так сразу, да еще по телефону. Мама больна, у нее будет криз.

— Твоя мать — молодая, крепкая женщина, — раздраженно парировал Леонид. — Я понимаю ее желание сделать все, чтобы ты вечно была при ней, потакая ее капризам. Но этот номер не прошел. Теперь у тебя есть я.

— Ты неправ, Леонид, — горячо воскликнула Тамара. — Мама по-настоящему больна. И вообще, она моя мама… я не могу поступить с нею не по-человечески.