Пришлось избавляться и от недостатков, которые вредили ему самым непосредственным образом. Он был молод, а фокусы показывал перед требовательной и потенциально неблагодарной аудиторией. Он работал слишком охотно и слишком упорно. У него не было какой-то модной аппаратуры. Он не был искусным жонглером. Он был слишком горд, чтобы торговаться из-за гонорара, и по этой причине как делец никуда не годился.

Он был здоров, умен и настойчив. Эти качества стороннему наблюдателю могли показаться его единственным достоинством. Но было и еще одно. Гудини имел лицо настоящего мужчины. Стоило сосредоточиться, и его пламенная энергия могла пленить, заворожить публику. А потом — улыбка, и вот уже серо-голубые глаза, горевшие секунду назад, весело искрятся. Он мог улыбаться победной, чарующей улыбкой, которая заставляла толпу забыть о неудачном трюке. Эта чистосердечная, живая улыбка была на его лице до последнего дня. Она нередко выручала его из серьезных передряг. В пивных, где он выступал, без обезоруживающей улыбки было не выжить.

Есть шумные ночные клубы, где посетители все время болтают, пока артисты пытаются привлечь их внимание. Основная трудность для артистов в таких местах состоит в том, что посетители приходят сюда пообщаться друг с другом, а не посмотреть представление и выступления талантов. Пивных с антуражем девяностых годов сейчас практически не осталось. Столики в них были маленькими и стояли настолько близко друг к другу, что официанты едва протискивались между ними. Драки тут были в порядке вещей. Представление, однако, продолжалось и тогда, когда официанты пытались выставить драчунов вон.

Артисты иногда выступали уставшими, хотя среди них были «дежурные звезды», которые, кажется, никогда не уставали и так громко пели, что пьяная болтовня тонула в их руладах. Сценой обычно служила узкая платформа с раздвигающимся занавесом. Иногда даже и занавеса не было. Девушки «в линии», когда на сцене был хор, старательно выпячивали «мясо», как требовали нравы того времени. Выступавший с новым номером должен был работать особенно упорно, чтобы обратить на себя внимание. В таком «дворце развлечений», украшенном прибитыми к потолку бумажными «осенними» листьями, заполненном табачным дымом и едким удушливым пивным перегаром, молодой Гудини выходил «показать вам несколько примеров ловкости рук».

Недостатка в желающих связать его никогда не ощущалось, ибо завсегдатаями пивных были моряки.

На шумной «игровой площадке» у моря, Кони-Айленде, есть улица Бовери с многочисленными кабаре, знаменитая сейчас тем, что именно на ней стал выступать честолюбивый юноша. Позднее на ней выступали Эдди Кантор, Ирвинг Берлин, Джимми Дюран и Винсент Лопес.

«Братья Гудини» выступали теперь в кабаре и дешевых театрах водевилей Кони-Айленда.

Гарри сделал шаг вверх из своего балагана в театр Джэрроу. Вместе с Дэшем он демонстрировал в театре трюк с ящиком.

Они поставили его добротно. Одному из партнеров связывали шнурком запястья и запирали его в ящике. Занавес опускался. Второй партнер, высовывая голову из-за занавеса, считал: «раз, два…» (тут его голова исчезала). Возглас: «три», и появлялась голова второго брата. Занавес раздвигался. Ящик был открыт, и внутри, связанный шнуром, сидел Гудини, в начале фокуса стоявший снаружи.

Это были последние дни «Братьев Гудини». Скоро на афишах стали писать просто «Гудини». Ибо на сцену выступила девушка — миниатюрная, меньше ста фунтов весом, совсем недавно пришедшая в шоу-бизнес. Ее артистический псевдоним был Бесси Рэймонде. Впоследствии Дэш неизменно утверждал, что первым познакомился с ней. Но она влюбилась в Гарри и вышла за него замуж.

В биографии, разрешенной к публикации Беатрис Гудини, и озаглавленной: «Гудини: его жизнь, описанная Гарольдом Келлоком на основе воспоминаний и дневников Беатрис Гудини» (Нью-Йорк, 1928), история _встречи Гудини с Беатрис, его неистового ухаживания и женитьбы на ней описана в подробностях. Во время представления в институте он, исполняя номер «чернила из воды», пролил кислоту на платье маленькой Вильгельмины Ранер. Он взял у нее адрес, зашел, чтобы попросить прощения и отдать платье в починку. Затем он пригласил девушку посетить Кони-Айленд, где она прежде не бывала, допоздна задержал ее, и, когда она запаниковала, боясь получить взбучку от матери, тотчас же попросил ее руки. Их брак по-быстрому оформил Джон Маккэйн, глава администрации Кони-Айленда. Это произошло 22 июня 1894 года. Так пишет Келлок.

Но что-то в этой истории явно не стыкуется. Небезызвестный Маккэйн в то время отбывал наказание в тюрьме Синг-Синг. Ветры перемен в конце концов разрушили его вотчину, и власти решили присмотреться к тому, как он управляет Кони-Айлендом.

Забавный эпизод из жизни Гудини на Кони-Айленде тоже вызывает сомнения. В одном из ранних альбомов, куда он наклеивал вырезки (альбом принадлежит ныне Сиднею Раднеру из Массачусетса), есть одна любопытная газетная заметка о Гудини.

Она датирована 22 июня 1894 года, днем, который Бесс всегда отмечала как годовщину их свадьбы, и написана с грубоватым юмором, присущим прессе тех лет. В заметке говорится, что некто Рази (видимо, довольно известная личность, хотя о нем ничего не сообщается), судя по всему, был жестоко проучен за то, что критиковал Гудини. Заголовок заметки звучит весьма пикантно: «Ризи в ящике. Кони-Айленд покатывается со смеху». Дальше шел такой текст: «Ветеран сцены пытается развенчать трюк «Братьев Гуниади» с ящиком и терпит неудачу — жалкая фигура на сцене концертного зала».

Статья, в которой имя Гудини нарочито искажено, повествует о том, как Ризи, похвалявшийся тем, что он — ветеран цирка и сцены с тридцатилетним стажем и «Самый великий чародей театра Вакка», осмеял трюк с ящиком «Братьев Гуниади», заявив, будто бы видел такой же номер в исполнении братьев Да-верпорт двадцать лет назад и вывел их на чистую воду. В статье далее говорилось: «Ризи столкнулся с одним из братьев Гуниади, который прогуливался в обществе девушки из вокально-танцевального ансамбля «Сестры Флорал». Услышав, как бахвалится Рази, Гуниади бросил на него свирепый взгляд. Ризи болтал что-то о мошенниках и пиратской подделке трюка с ящиком. Гуниади, услышав эти ядовитые слова, быстро повернулся и крикнул: «При даме я тебе ничего не скажу, но проучу тебя, когда вернусь». Братья Гуниади предложили Ризи 100 долларов, если он разгадает тайну их ящика. Смелость Ризи под стать его сомнению, и в тот же вечер на одной стороне сцены появилась вывеска: «Следующий номер: Ризи садится в ящик».

Как писал репортер, театр был набит газетчиками и местными политиками, которые знали о ждущем их развлечении. Ризи поместили в шелковый мешок, а потом — в ящик. Через пять минут он уже взывал о помощи. Его освободили, но куда ему было деться от поднявшей его на смех публики? Газетная заметка, написанная в ироничном ключе, заканчивалась уничтожающим резюме: «Ризи попал впросак».

Нетрудно догадаться, что произошло на сцене: хвастун, подвизавшийся на какой-то черной работе в театре, но мнящий себя артистом, был побит — возможно, Гудини, а более вероятно, театральным импресарио — за попытку выбраться из ящика. Еще более вероятно, что Ризи был платной подсадной уткой в зале во время тщательно подготовленного трюка, или просто ветераном цирка, готовым на все за кружку пива.

Непонятно, почему Гудини вырезал и сохранил эту заметку. Разве что она имела для него какое-то особое значение. Годы спустя, Дэш, известный тогда под именем Харден, говорил Сиду Раднеру, что его брат не распространялся насчет этой забавной истории в театре Вакка, потому что начинал тогда ухаживать за Бесс, которая была одной из сестер Флорал. Очевидно, Дэш заглянул к обеим сестрам и договорился встретиться с ними на пляже. Гарри пошел четвертым, и так Беатрис Рэймонде, урожденная Вильгельмина Ранер, встретила Гарри Гудини, урожденного Эрика Вейсса. В этой истории есть, видимо, большая доля правды.