Любимой резиденцией новых правителей Монбельяра был летний дворец, выстроенный близ деревни Этюп. Он представлял собой элегантный двухэтажный дом с крыльямифлигелями; со статуями во дворе, ограждённом изящной решёткой. Вокруг простирались огромные роскошные сады с характерными для европейских парков архитектурными «изюминками» вроде «храма Флоры», «дома молочницы», «хижины пустынника», с многочисленными беседками в обрамлении роз, жасмина и жимолости. Идиллическая жизнь осталась в памяти подруг как самое светлое и беззаботное время. Принцесса-мать воспитывала девочек в духе только что распространившихся педагогических идей Руссо. Они увлекались садоводством, из любопытства забегали на ферму, играли на лужайках парка в мяч и «в шары». По вечерам семейный круг собирался для общего чтения и бесед.
В 1776 году шестнадцатилетнюю Софию Доротею отправили в дальнюю дорогу — ей предстояло стать женой русского наследника Павла Петровича. В слезах прощалась она с родным домом, с беззаботным отрочеством, с лучшими подругами. Инструкция от имени будущего мужа прямо запрещала ей иметь близких друзей: «Что касается тех лиц, которые будут допущены в её интимный круг, то… не думаю, чтобы принцесса сама особенно пожелала, чтобы при ней постоянно находились посторонние лица. Кроме того, я должен предупредить её, что всякий интимный кружок, составленный из иных лиц, нежели те, которые так или иначе должны составлять его по своему служебному положению, становится подозрительным в глазах публики и даёт повод к пересудам, как бы ни была невинна его цель, тем более что всякая личность, входящая в интимный круг, считается допущенной в него предпочтительно перед другими, а это возбуждает, само собою разумеется, зависть и, следовательно, даёт повод к неудовольствию, чего, как я уже сказал выше, принцесса должна всячески избегать»9.
В далёкой России София не могла забыть родных мест. Выполнив государственный долг — осчастливив империю Александром и Константином, двумя продолжателями династии, — она обратилась к обустройству собственной жизни. Знаменитый ныне Павловск, презент Екатерины II за «многообещающий подарок, сделанный России»10, то есть за внуков, создавался Марией Фёдоровной именно как воспоминание о Монбельяре. Здесь один за другим стали появляться знакомые с детства «хижина отшельника», «китайская беседка», «домик молочницы», «руина», а позже и деревня Этюп.
Следующим решительным шагом Марии Фёдоровны стало воссоединение с милой «Тилли». Был найден ловкий обход запретительной инструкции супруга: приезд давней монбельярской подруги оказывался возможным при условии, что она выйдет замуж за российского подданного, причём обязательно приближённого «малого двора». В поле зрения великой княгини оказался преданный, проверенный и, главное, холостой подполковник Христофор Иванович Бенкендорф. «Смотрины» могли состояться во время упоминавшейся командировки Бенкендорфа в Монбельяр в 1779 году.
В следующем году между Анной и Христофором уже ведётся переписка как между женихом и невестой. К одному из писем «Тилли» к жениху Мария Фёдоровна приписала собственной рукой: «Я обещаю своей милой Тилли и её достойному Бенкендорфу пожизненный пенсион в 500 рублей. Великий князь согласен со мной»11. На дорогу от Монбельяра до Петербурга «девице Анне Юлиане Шиллинг фон Канштадт» было отправлено две тысячи рублей, и в 1781 году мы встречаем её в России как Анну Бенкендорф.
Свадебное путешествие Анны и Христофора Бенкендорф оказалось совершенно необычным. Когда осенью 1781 года Мария Фёдоровна и Павел Петрович отправились в неофициальное путешествие по Европе — под скромными, но не вводившими никого в заблуждение псевдонимами «граф и графиня Дю Нор (Северные)», — супруги Бенкендорф вошли в немногочисленный круг сопровождавшей их свиты.
Ноябрь в Вене, мягкая зима в Италии, благоухающий май в Париже и Версале… Обгоняя кортеж путешественников, от одного европейского правящего двора к другому летели письма с отзывами о наследнике русского трона. В этих сообщениях нам интересны характеристики окружения Павла, в котором Бенкендорфы занимают одно из ведущих мест. Австрийский император Иосиф, у которого «Северные» прогостили полтора месяца, сообщал своему брату, тосканскому герцогу Леопольду: «…Госпожа Бенкендорф, доверенное лицо великой княгини, преимущественно сопровождает её повсюду, и к ней следует обращаться за советом во всех случаях, когда нужно сделать что-либо угодное великой княгине. Бенкендорф — женщина редких достоинств и вполне заслужила внимание, которое их высочества ей оказывают: она его чувствует и никогда им не злоупотребляет… Все подробности по путешествию и производство расходов возложены на полковника Бенкендорфа, очень разумного молодого человека»12. Письмо это тем ценнее, что носит частный характер: Иосиф делился с братом опытом приёма столь высоких особ, и его характеристики даны в строго деловом стиле, без ненужных дипломатических реверансов и украшений. Письмо дополняют записки австрийской графини Хотек, сопровождавшей семейство Дю Нор по Европе: сблизившись с Марией Фёдоровной, графиня отметила, что та не жаловала свою свиту и «всегда хотела быть с одной г-жой Бенкендорф»13.
В Версале Марию и Анну запросто, «нарушая условия этикета», приглашала на семейные дворцовые вечера Мария Антуанетта. В один из таких вечеров, когда у «Тилли» случилась сильная головная боль, французская королева прислала ей чашку шоколаду с просьбой сохранить на память. Эта изящная чашка севрского фарфора — жёлтое плетение с цветами по тёмно-зелёному фону — стала на многие десятилетия семейной реликвией Бенкендорфов.
Затем пути графов Северных и Анны Бенкендорф разошлись — по уважительной причине.
Павел и Мария отправились в Голландию, а Анна поехала к родным, в Монбельяр14. Там, в знакомой обстановке, среди предупредительного окружения, 23 июня 1782 года она родила мальчика — нашего героя, Александра Христофоровича Бенкендорфа.
Имя ему было дано в честь первенца Марии Фёдоровны, будущего императора Александра I. Эта дань уважения станет у четы Бенкендорфов традицией: второго сына они назовут Константином. Дочерям будут даны имена венценосной подруги: старшей — русское, Мария, младшей — немецкое, Доротея.
Через пять дней после рождения сына Христофор Бенкендорф был произведён в вожделенный чин: он стал полковником Нарвского пехотного полка. Награда была довольно высока. «Чин этот составляет предмет честолюбия всякого русского офицера, который надеется дослужиться до него, и он один привязывает его к службе», — замечал знающий граф Ланжерон15. Реальный годовой доход командира пехотного полка в екатерининское время мог достигать десяти тысяч рублей.
Летом 1782 года полковник Бенкендорф последовал за «Северными» обратно в Россию (граф и графиня прожили в Монбельяре лишь один летний месяц). А 23-летняя полковничиха решила пропустить долгую русскую зиму и только в 1783 году вместе с сыном вернулась в Павловск.
Все восьмидесятые годы Бенкендорфы были практически неразлучны с Павлом Петровичем и Марией Фёдоровной. Они делили их радостные и трагические переживания. Когда в конце 1786 года несчастья брата Марии Фёдоровны, принца Фридриха Вюртембергского (тот был выслан из Петербурга по обвинению в шпионаже в пользу Швеции), «обременили её ужасной печалью» и даже довели до болезни16, она затворилась в покоях Зимнего дворца и допускала до себя почти исключительно одну «госпожу Бенкендорфшу», способную понять и облегчить её переживания — и при этом сохранить их в секрете. Позже, в 1790 году, увещевать Фридриха, снова попавшего в неловкое положение, отправляется Христофор Бенкендорф, «о котором их высочества думают, что сей преподаст принцу лучшие советы, нежели определённый к принцу Будберг, на которого всю вину относительно принцева поведения возлагают»17.
Анна выполняла многие частные поручения Марии Фёдоровны, требовавшие иногда определённой смелости. Так, например, «Тилли» доставила записку великой княгини и передала слова ободрения двадцатилетней фрейлине Головиной, у которой неудачные роды осложнились тяжелейшей формой кори18.