Теперь, когда, наконец, туман рассеялся, Джун посмотрела из окна на вид, открывавшийся с высоты пятнадцатого этажа. Ее офис находился в прекрасном современном здании, расположенном в финансовом районе Сан-Франциско.

Внизу, на Маркет-стрит, вагончик канатной дороги подполз к конечной станции. Она смотрела как машинист выпрыгнул и повернул этот старенький деревянный вагончик вокруг вращающейся платформы, а затем остановил его, чтобы посадить новых туристов. Затем вагончик медленно тронулся в обратный путь в сторону Ноб Холла по маршруту, знакомому ему с 1878 года.

Джун посмотрела на Маркет-стрит, в конце которой зеленая полоса отделяла город от освещенных солнцем голубых вод залива Сан-Франциско. Справа виднелся изящно перекинутый через воды залива мост.

Услышав голоса за дверью своего кабинета, Джун вернулась к письменному столу. Она уже успела заметить коробку с тортом, которую тайком подняли на лифте сегодня утром, и слышала как Синди, ее секретарь, шепталась о свечах. Но она притворилась удивленной, когда несколько человек ввалились в ее кабинет с большой белой коробкой.

— Поздравляем с днем рождения!

Джун улыбаясь смотрела как коробку поставили на стол. Это был облитый шоколадом торт с таким количеством свечей, что она смогла их сосчитать. «Поздравляем с днем рождения!» — гласила белая надпись на торте, а рядом с ней красовалась голубая капля воды.

— О, вам не следовало делать этого, — улыбнулась она. — Особенно, если вы собрались добавить лишние свечи! Я еще не такая старая!

— Серьезно? А нам пришлось даже убрать несколько свечей, чтобы освободить место для надписи, — пошутил один из ее коллег.

Джун улыбнулась. Свечей было тридцать четыре. Все знали, что их было больше, чем ей требовалось. Но, к сожалению, лишь на одну. Женщине, которую она рассматривала сегодня утром в зеркале — с большими серыми глазами, прямым носом и прекрасной кожей, — сегодня исполнилось тридцать три.

Пока Синди расставляла бумажные тарелки и раскладывала пластмассовые вилки на столе Джун, несколько мужчин устроились на краю рабочего стола, примыкавшего к письменному. Двое из них сели на обитые бежевой замшей стулья лицом к ее письменному столу.

— Вы заметили каплю воды? — спросила Синди, показывая на нее. — Это придумал кондитер, когда мы сказали ему, что вы были гидрологом.

— Остроумно, — Джун начала резать торт и раскладывать куски на бумажные тарелки.

— Какие у тебя планы на сегодняшний вечер, Джун? — спросил кто-то.

Она провела рукой по каштановым волосам с рыжеватым отливом и улыбнулась.

— Да. Я буду сражаться с грязью в шесть часов, обедаю с мэром в семь и завершаю вечер прогулкой по Мисьон-стрит.

— Прекрасно, ты собираешься хорошо провести время.

Однако в действительности Джун ничего не планировала. Она была так занята на работе последнюю неделю, что не строила никаких планов. Хотя и знала, что смогла бы сходить куда-нибудь. Ее подруга Линда сегодня вечером была приглашена в гости. Был, конечно, Крейг, но Джун редко видела его в последнее время и не звонила ему. Тем не менее она не хотела проводить вечер в одиночестве. Она жила в самом любимом городе Америки, как утверждают справочники для туристов, но ей нечего было делать.

Покончив с тортом, коллеги пожелали ей счастливого дня рождения и разошлись. Оставшись одна, Джун отряхнула крошки со своего цвета бургундского вина костюма и поправила оборку белой блузки, красиво обрамлявшую ее шею. Подперев подбородок, она задумчиво рассматривала три картины, висевшие на противоположной бледно-зеленой стене кабинета. На одной из них, на белом фоне, был изображен пурпурного цвета ирис, на другой — желтый нарцисс, на третьей — оранжевая тигровая лилия. Это были современные произведения, удачно вписавшиеся в интерьер ее кабинета. Они были выполнены в чисто женской манере, однако Джун никогда не задумывалась о совместимости женской сущности и профессии инженера — ей нравилось быть и тем и другим. Ей лишь хотелось, чтобы ее личная жизнь была бы такой же успешной, как и карьера. Вздохнув, она вернулась к своей работе, которую выполняла в последнее время, пытаясь найти способ стабилизации плывунов, расположенных в окрестностях Санта-Клары.

В тот вечер Джун задержалась на работе. Уже стемнело, когда она вышла из офиса. Выехав на Маркет-стрит, ей тотчас же бросилось в глаза четкой пирамидальной формы гигантское здание компании «Трансамерика Билдинг». Внизу, прижавшись к нему, расположился суматошный экзотический оазис Чайнатауна с его ярко-красными и зелеными крышами в форме пагод.

Она миновала Маркет-стрит, коммерческий центр города и свернула в тихий квартал Твин-Пикс. Квартира Джун находилась в доме, расположенном в самом центре квартала. Припарковав машину, она поднялась в свою квартиру на третьем этаже. Джун вошла в небольшой холл, ведущий в уютную гостиную. Около кирпичного камина стояло кресло-качалка, покрытое афганским ковром ручной работы, рядом расположилась старинная маслобойка, а в середине комнаты стояла сосновая скамья, служившая ей кофейным столиком. У стены примостилась деревянная скамейка поменьше, с высокой прямой спинкой и множеством ситцевых подушек. Над ней, на стене, висела простая картина, писанная маслом, с изображением двух диких уток.

За окном, мерцая огнями, лежал Сан-Франциско. Дальше была сплошная темнота и лишь огни Окленда светились на другом берегу залива.

Джун любила смотреть на город именно из этого окна — открывавшийся из него вид был неподражаем. Все три года, которые Джун жила в Сан-Франциско, она любовалась отражением солнца в воде залива, смотрела как расползается туман… Обычно этот вид успокаивал ее, но она была слишком усталой, чтобы восхищаться им. Сегодня пятница — день ее рождения, и она была одна.

— Все в порядке, — сказала она громко и отвернулась от окна. Джун прошла в спальню и села на кровать.

— Если тебе не нравится, как идут дела, измени их.

Она довольно часто слышала эту фразу от своей матери. Будучи вдовой и очень занятой женщиной, мать Джун не располагала временем, чтобы развлекать свою единственную дочь, и настаивала на том, чтобы Джун училась заботиться о себе сама.

«Это как раз то, что я должна сделать сейчас», — думала Джун, сняв костюм, надела джинсы. Хоть Линда и в гостях, и она не хочет звонить Крейгу, но существуют же другие люди, которым она может позвонить. Она взяла трубку и, набрав номер, слушала длинные телефонные гудки. Наконец, ей ответил взволнованный женский голос.

— Привет, Марианна. Ты занята?

— Если говорить правду, то да. У ребенка грипп.

— Плохо дело? — поинтересовалась она.

— Да, он довольно капризный последние пару дней. А в чем дело?

— Я звоню, чтобы узнать, не хочешь ли ты пообедать со мной?

— Мне очень жаль. А что Линда?

— Она слишком занята.

— А Крейг?

— Мы с ним редко видимся.

Громкий плач ребенка прервал разговор. Пока Джун ждала, ее взгляд рассеянно блуждал по комнате, задержавшись сначала на покрытой мрамором подставке для умывания с белой раковиной и кувшином, затем на резном дубовом стуле.

Когда ребенок успокоился, Марианна сказала торопливо:

— Знаешь, кому бы ты могла позвонить?

— Кому?

— Марку Энглу. Я виделась с ним день назад, и он спрашивал о тебе.

— Марианна, я не знаю…

— Это тебя ни к чему не обязывает. Я знаю, что вы встречались всего несколько раз, поэтому у него еще есть шанс понравиться тебе. А я, например, всегда находила его интересным и обаятельным. И он действительно спрашивал о тебе, — сказала она значительно. — Уж не нравишься ли ты ему? Позвони Марку, хорошо?

В действительности Джун очень смутно помнила его. Сразу после того, как она переехала в Сан-Франциско, Марианна представила ее приятелю мужа Марку, с которым тот играл с теннис. Джун и Марк встречались лишь раза два или три. Он был адвокатом с небольшой частной практикой, непримечательной внешности, но с приятной открытой улыбкой. Марк был довольно обходительным, но не вызывал глубокого интереса.