– Фил? Ты ведь не сердишься на меня, не так ли, Фил?

– Я тебе сейчас покажу, как не сержусь, – пробормотал он. – Спускайся вниз и признавайся, что ты сказала сегодня Чарли.

– Так ты о Чарли? Честное слово, я не умею играть, Филип. Не возьму ни единой ноты!

– Ты можешь играть хоть на свистульке, мне наплевать, – кричал он. – Я хочу знать, что ты сказала Чарли сегодня утром?

– Я.., я ничего ей не говорила, – пропищала Эмилия, – Это она сказала...

– Что она сказала?

– Пожалуйста, не кричи на меня, Филип. Она сказала, что уходит, а я...

– Черт побери, да прекрати ты шмыгать носом и спускайся вниз!

Но Эмилия, собрав остатки мужества, закричала в ответ:

– Не спущусь! Ты не смеешь так обращаться со мной!

– Как обращаться? – Он старался говорить спокойно, но собеседница на верху лестницы начала рыдать, опрометью побежала в свою комнату, хлопнула дверью и заперлась.

– У вас неприятности? – спросила Бет, стоя в дверях кухни и одеваясь, чтобы уходить.

– Даже не представляете какие, – вздохнул Фил. – Но по-моему, за вами никто не приехал. Как вы доберетесь домой?

– Просто не знаю, – ответила экономка. – Элли должна была приехать еще полчаса назад. Что там...

– Вот что, – заявил Фил, – сегодня больше никто не хочет со мной разговаривать, так что я вас отвезу.

– Это было бы замечательно, мистер Этмор. Довезите меня до автобусной остановки.

– Не говорите глупостей, – сказал Фил, помогая ей сесть в «перше». – Я довезу вас до самого дома, миссис Бет, вот так. Вы моя единственная любовь.

– Будет вам. – Экономка даже покраснела. Пусть это послужит тебе уроком, подумал Фил, включая зажигание, – нашей миссис Бет шестьдесят пять, не меньше, а она все еще умеет краснеть. В недоумении он покачал головой, выехал на дорогу и свернул к понтонному мосту.

– О Боже! – вдруг воскликнул Фил и резко затормозил.

– Господи, – вторила Бет Сатерленд и, забыв всю свою скромность, впилась ему в плечо.

Эмилия Фрейтас, все еще дрожа от страха, подглядывала из окна своей спальни на втором этаже и видела, как «порш» отъехал от дома. Должно быть. Фил уезжал ненадолго, а когда вернется, она окажется с ним наедине, и этого Эмилия не могла представить.

– Благодарение Господу за то, что послал мне Чарли Макеннали, – бормотала Эмилия, запихивая наиболее ценные из своих вещей в простую пластиковую сумку. Она знала, что в доме, кроме нее, никого нет, но спустилась по лестнице, словно ночной воришка; крадучись, вышла через боковую дверь и тихо прикрыла ее за собой.

Ни в коем случае нельзя идти к мосту – Фил может вернуться в любой момент. К мосту она пойдет позже, после его возвращения, а сейчас надо спрятаться. Может быть, попросить убежища у Чарли? Но просить не пришлось: дом Чарли оказался пуст, дверь открыта, но на веранде сторожил Сэм. Минут десять с безопасного расстояния Эмилия пыталась уговорить его отойти от двери. И лишь когда подъехал «порш» и Сэм убежал ему навстречу, тихонько юркнула внутрь, заперла за собой дверь и упала в кресло, трясясь от страха.

Часам к четырем Чарли начала сожалеть о предпринятом путешествии. Больше часа у нее ушло, чтобы вытащить лодку-плоскодонку на берег. Еще час на законопачивание швов. В пособии, приобретенном в магазине скобяных товаров, все выглядело очень просто, но оно не учитывало случаев, когда работник стоял на костылях и с одной его руки был только что снят гипс.

Теперь ей оставалось лишь прибить гвоздями доски пирса. А перед этим можно съесть бутерброд, что она и сделала, улегшись на песке. Тут, само собой, ее и выследил Сэм.

– Ах ты, бедняжка, – пожалела его Чарли, – совсем исхудал. Неужели тебя никто не кормит?

Сэм согласно заворчал и уселся рядом, требуя бутерброд. Он ел все у всех и в любое время, как настоящий пролетарий. Кулинарные же способности Чарли не простирались дальше бутербродов.

– А где капитан Филип Синяя Борода? – спросила она. Сэм посмотрел на нее, уклончиво хрюкнул и полез пятачком в пустые бумажные пакеты. – Все съедено, малыш, – призналась Чарли. – Я на диете.

Это слово Сэм знал. Он возмущенно взвизгнул и убрался в тенек под пирс.

– Тебя это тоже касается, – весело крикнула ему вслед Чарли.

Она снова осмотрела лодку и столкнула ее с песка. Лодка выглядела пригодной для плаванья, но в этом Чарли разбиралась не лучше, чем в японских драконах. К тому же в ее положении она ничего больше сделать не могла. Лодке полагалось иметь два весла, но нашлось только одно.

– Подумаешь! – крикнула она Сэму. – Это ведь не яхта, а рабочая посудина, понял? Сэм затаил обиду на диету и не отвечал.

– Буду разговаривать сама с собой, – объявила Чарли. – Ты ведь знаешь старинную песенку про даму, которая гуляла по дороге и увидела спящих в канаве мужчину и свинью?

Чарли спела песню, а Сэм этого не вынес – свирепо посмотрел на нее, проворчал что-то свинячье в ответ и медленно ушел. Чарли так и не поняла, что ему не понравилось: слова песни или исполнение.

Солнце еще не зашло, поэтому она взялась за молоток и стала укреплять расшатанный старый пирс.

В летние дни в Новой Англии солнце заходит в половине восьмого, но уже в пять оно перемещается к западу, прикрытое дымкой загрязненного воздуха, которая обволакивает Фэрхейвен, гавань и Нью-Бедфорд. Стайка чаек следовала за двумя рыболовецкими судами, которые на подходе к гавани сбрасывали мусор с кормы.

Законом это было запрещено: птицы быстро теряли способность охотиться, а люди избавлялись от отходов без всяких затрат. И все же во всей этой неприглядной картине было какое-то колдовское очарование, когда лучи солнца пробивались сквозь дым и копоть. Чарли села в позу йоги, насколько позволяло колено, и с сентиментальным волнением наслаждалась пейзажем. Если бы не визг Сэма, она бы не услышала шагов у себя за спиной. Чарли обернулась.

– Эмилия? Что случилось? У вас такой вид, будто вас волоком протащили через ограду!

В голосе Чарли было достаточно сочувствия, чтобы вызвать слезы, и они, словно муссонный дождь, покатились по лицу Эмилии. Когда она кинулась бегом к Чарли, та поднялась ей навстречу.

– Я должна была послушаться вас, – выпалила Эмилия. – Я вам не поверила, но он ругался как сумасшедший. Я думала, он прибьет меня на месте. Господи, какой негодяй!

С этим Чарли согласилась. Вещи надо называть своими именами, но Эмилия не это хотела услышать.

– Ну, ну. Я уверена, он на самом деле не думает всего того, что наговорил. Может, вы его не так поняли.

– Ну уж нет, каждое его слово имело свой смысл. Я сказала, что не смею взять ни одной ноты, а он заорал на меня что-то насчет игры на грошовой флейте, чтобы я что-то сделала с этой флейтой... Точно не помню, но это было ужасно. Я бы и не смогла ничего подобного... И как, скажите, вы сыграете на флейте, если вы?.. Господи, что за негодяй!

– Что ж, возможно, вы правы, – вздохнула Чарли. – Волк оказался волком.

– Да. – Блондинка уселась на пирсе и стала изучать горизонт. – Мне надо убираться с этого острова!

– Но мост в противоположной стороне, – объяснила Чарли, – в четверти мили отсюда. Почему бы вам просто...

– Я не могу, – не дослушала Эмилия. Она снова была на грани истерики. Если она не прекратит рыдать, прилив сегодня ночью будет сильнее обычного, подумала Чарли. Эмилия поднялась. Вся ее утонченность куда-то исчезла: тонкое хлопчатобумажное платье порвалось наверху, белая шейка была чем-то испачкана, а длинные белокурые волосы спутались.

– Я переждала у вас в доме, пока он не съехал с моста. – Эмилия вопросительно посмотрела на Чарли и умолкла.

– Не возражаю, – сказала Чарли. – В беде любой выход хорош. А что вы сделали потом?

– Потом я осторожно вышла из дома и пошла к мосту. О Боже! – Снова слезы, но уже не такие обильные. Кажется, все выплакала, подумала Чарли. Эмилия вздрогнула, потом все же взяла себя в руки и быстро заговорила почему-то шепотом: