– Я хочу есть.
– Накормим. – Он сказал это так дружелюбно, что ей стало стыдно за свои подозрения.
– Вы умеете готовить?
– Хотите консервированную фасоль?
– Только не фасоль. Может, яичницу с ветчиной?
– Нет ничего проще. – Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Будет вам ветчина, но Сэм очень чувствителен к подобным названиям, поэтому я ветчину именую ростбифом.
Фил почти коснулся губами мочки ее уха, и Чарли вздрогнула.
– Хорошо, – согласилась она, стараясь не придавать значения охватившему ее непонятному чувству, – пусть будет ростбиф. И свежесваренный кофе, а то я весь день пила какое-то холодное пойло.
Судя по всему, готовить Фил умел. Чарли села в кресло, поджав под себя ноги, и с удивлением наблюдала за его хлопотами. Сэму все это надоело, и, покружив вокруг кресла, он плюхнулся у ее ног.
Фил насвистывал что-то из «Пейзанских пиратов» [6], о чем можно было только догадываться. Чарли знала эту оперетту наизусть, и если это действительно были «Пейзанские пираты», то он пропускал слишком много. Но, как говорится, беднякам не приходится выбирать. А когда он вдруг выбежал из кухни в спальню и вернулся с голубыми комнатными туфлями в руках, она почувствовала искреннюю благодарность, так как пол был холодным.
– Отодвинься, Сэм, – приказал Фил, встав на колени перед ее креслом. Его любимец хрюкнул, махнул хвостиком, как бы в насмешку, и не сдвинулся с места. – Ах ты, пенсионер никчемный...
Но ответом снова было одно презрение.
– Подвинься, Сэм, – подала голос Чарли, и толстяк тут же поднялся на ноги и отошел.
– И это мой Сэм, – прокомментировал Фил, – придется подать в суд жалобу на охлаждение чувств.
У Чарли на языке вертелась острота, но она почему-то промолчала. Фил извлек наружу одну ногу Чарли и, нежно коснувшись губами пальцев, словно прикладывался к руке королевы, надел туфлю. Чарли стало тепло, то ли от поцелуя, то ли от туфли. Не ожидая второй атаки, она выхватила у него другую туфлю и сунула в нее ногу.
– Это нечестно, не по-спортивному, – заметил Фил, сидя на корточках..
– У меня же ноги немытые, я целый день ходила по полу.
Это была отговорка, хотя она и соответствовала действительности. Пол Чарли мыла каждый день и привыкла дома ходить босая.
– Это звучит чрезвычайно правдоподобно, – ответил Фил, – в данный момент, во всяком случае. А теперь, мисс Макеннали, отведайте вкусный завтрак.
– Сильные мужчины имеют пристрастие к вину, а я – к пище.
Чарли взяла вилку и, опустив глаза, чтобы не встретиться с гипнотизирующим взглядом Фила, принялась за еду. Но она все еще была у него на крючке.
– Что это за фамилия – Макеннали?
– Шотландская, – с набитым ртом объяснила Чарли. – Мой дедушка – выходец из Шотландии. Он был замечательным...
Она поперхнулась и взглянула на Фила – он улыбался. Если у Чарли Макеннали и был недостаток, то это была честность.
– Кем же?
– Замечательным уличным скрипачом, – голос у нее ничуть не дрогнул, – он знал наизусть все старинные баллады и танцы и своей игрой мог заглушить даже грозу.
– Но вы ведь тоже скрипачка.
– Да, но дедушка не знал ни одной ноты, а играл прекрасно, лучше, чем я. Она пристально посмотрела на Фила, и ее взгляд словно говорил: «Будьте вы прокляты!»
А он все улыбался, не подозревая, что его прокляли!
– Поели? – Фил хотел убрать тарелку.
– Подождите, там еще кусочек мяса остался.
Он сунул тарелку ей под нос и с едва заметной улыбкой наблюдал, как последний кусок исчез у нее во рту. От этой улыбки на левой щеке Фила появилась ямочка, которой она раньше не замечала.
– Теперь давайте одеваться, Чарли Макеннали. Мы переезжаем ко мне.
– Что?
– Не надо удивляться. Я же сказал, что позабочусь о вас, а жить на два дома неудобно. И закройте рот. Некрасиво уже взрослой барышне стоять с открытым ртом.
– У меня такое чувство, что вы ведете какую-то странную игру. – Вы просто подозрительны от природы.
– Еще бы, и вы прекрасно знаете, что у меня есть на то причины!
Но день, проведенный в слезах от боли и страданий, так измотал Чарли, что у нее не оставалось сил продолжать схватку на подобающем уровне.
– Я пошутил, – успокоил ее Фил и скрылся в спальне, где стал рыться в шкафу. – Вот красивое платье.
– Это не платье, а кардиган. И не думайте, что я позволю вам, Филип Этмор, одевать меня.
– Нечего ходить в старом домашнем платье. – Фил бросил груду вещей на кухонный стол. – Чулки? Обойдемся без них, у меня тепло. Что-то я не найду подходящего лифчика.
– Да как вы смеете? – Чарли боком придвинулась к плите.
– Почему мы такие стеснительные? «Да потому, что все лифчики застегиваются спереди, а я не позволю вам до меня дотрагиваться, и вы это прекрасно знаете, мистер Этмор». Волнуясь, она запустила руку в гриву своих медных волос и спутала их еще больше.
– Так, – продолжал он с каменным лицом, – обойдемся без лифчиков, да они и не нужны. Трусы? Очень простенькие. Я думал, у вас есть что-нибудь более эротическое. Разве скрипачки не развлекаются?
– Отвяжитесь от меня, – закричала Чарли. Она протиснулась к столу, подхватила одежду и ринулась в спальню. Лишь захлопнув за собой дверь, она вздохнула свободно.
– Долго вы провозились, – заметил Фил, когда она вернулась.
Чарли почти полностью справилась, только заело молнию на кардигане, и, как она ни старалась, молния застегивалась лишь наполовину.
– Не идет дальше, – жалобным голоском, будто маленькая девочка, объявила Чарли.
Она восхитительна, подумал Фил и решил про себя: «Нельзя, чтобы мы оба и одновременно демонстрировали свой темперамент. Господи, да она красавица! Летняя роза, да и только, но с шипами. Что там насоветовала Клодия? Если я хочу ее примерно наказать, должен жениться на ней? Ну, это уж слишком. Я помню, в какую каргу превратило замужество мою мать. Лучше остановиться на стадии «почти женаты». Нет, она очаровательна! А теперь посмотрим, что с молнией». Фил галантно опустился на колено, высвободил молнию и застегнул ее до конца. Его любимец Сэм, тоже заинтересовавшись, подошел и облизал Филу нос.
– Отстань, Сэм.
– Не грубите ему, – заступилась Чарли. – Он ваш друг, кстати, сколько уже лет?
– Тринадцать.
– Он просто хочет показать свою любовь.
– Да? Я и не знал, а теперь послушайте: ваши лекарства у меня в кармане, автоответчик я перевел на себя. Дождь кончился, и я думаю, мы можем двинуться ко мне.
– Я так и не нашла туфли; – мрачно сообщила Чарли, – а в домашних я промочу ноги.
– Конечно, промочите. Но транспорт вам обеспечен. – И, прежде чем она успела возразить, Фил подхватил ее на руки. Улыбаясь, он заглянул ей в глаза, отметив, что они у нее не такие светлые, как ему казалось раньше. Фил переместил ее поудобнее, и Чарли грудью прижалась к нему. – Вот так-то лучше. Пойдем, Сэм.
Процессия двинулась к выходу. Чарли не поняла, как ему удалось открыть и закрыть дверь, если обе руки были заняты. На крыльце Фил остановился. Облака разошлись, дав место красивому багрово-золотистому закату.
– Вы не устали? Опустите меня, я смогу пройти, или.., лучше я останусь.
– Какая недоверчивость! – Он засмеялся и заглянул ей в лицо.
Что ж, черты далеки от совершенства, но правильные, и румянец здоровый – в этот момент Чарли как раз покраснела. Мало у кого из знакомых Филу девушек нос не портил лица – у Чарли он был явно недурен.
– Я кое-что упустил. – Он покрепче прижал ее и нагнулся.
– Ну уж нет, – слабо запротестовала Чарли. – Я столько претерпела не для того, чтобы позволять целовать себя какому-то...
– Кому же?
– Не помню, как называются такие люди, – прошептала она, словно в трансе. – Но все равно, не смейте меня целовать!
– И не собираюсь, – засмеялся Фил. – Вы сказали, что Сэм облизал мне нос в знак любви, я хотел сделать то же самое. – И, нагнувшись, Фил лизнул ее в нос.
note 6
Оперетта английского композитора А. Салливена (1842-1900).