Слово «мейнстрим» чаще мелькает в специализированной прессе, посвященной проблемам литературы и искусства. Но тут столько путаницы! «Мейнстримом» называют сиюминутную моду, веяние текущего сезона. Провозгласят критики очередной «мейнстрим», а через пару лет сами же про него забудут. Откровенно говоря, я не вижу сегодня в литературном процессе такой глубокой и устойчивой тенденции, которая заслуживала бы указанного наименования.

В количественно-тиражном плане сейчас доминирует коммерческая литература. Но кто назовет «мейнстримом» Дашкову, Донцову и Устинову? «Main» — значит «главный», а главным развлекательное чтиво для России никогда не станет. Что же касается элитарной толстожурнальной прозы, то она больше напоминает не поток, не «stream», а замкнутый стоячий водоем. У высокоумных авторов большие проблемы с «драйвом».

Следует заметить, что термином «мейнстрим» в нашей литературной критике чаще всего щеголяют авторы, не шибко утомленные чтением англоязычной литературы. Они, как некогда говорила чеховская героиня, «хочут свою образованность показать», но при этом не чувствуют внутреннюю форму иноязычного слова. Оно для них — всего лишь иероглиф, внешний знак причастности к высокой культуре.

Классики XIX века неизменно вышучивали декоративное употребление франкоязычных перлов. Вспомним хотя бы дамскую реплику в гоголевском «Ревизоре»: «Какой репримант неожиданный!» В наши дни отсутствие ясной мысли и четкой позиции частенько маскируется туманными словами, без особой нужды вывезенными из туманного Альбиона. Как тут быть?

Лучшее средство от засорения нашей речи ненужными «чужесловами» (термин В.И. Даля) — это свободное владение иностранными языками. Когда говорим по-английски, то «mainstream» не осквернит уста. А в русской речи «мейнстрим» — не более чем ярлык. Это пока варваризм. Появится у слова реальное смысловое обеспечение — другой будет разговор.

МЕНТАЛИТЕТ

Существительное, очевидно imported from Germany. Если бы пришло из английского, то называлось бы «ментэлити», а если из французского — «манталите». Так или иначе, мы еще лет двадцать назад вполне обходились без этого слова, а иностранные его версии в отечественных двуязычных словарях объясняли при помощи целого букета разнообразных, но слишком приблизительных синонимов: «ум», «интеллект», «мышление», «умонастроение», «склад ума» «образ мыслей» и др. Оказалось, что все это неточно. Менталитет — он менталитет и есть. Посему пришлось пригласить его в русский язык и предоставить ему российское гражданство.

Примечательно, что слово «менталитет» у нас редко употребляется в разговоре об отдельной личности с ее индивидуальным мышлением и мировое-приятием. Мало ли у кого какие вкусы и причуды, какой таракан в голове имеется! Нет, для такого солидного слова нужен социально-политический контекст. Существует, скажем, менталитет малообеспеченного слоя населения. Именно он определяет отношение каждой отдельной персоны ко многому, что происходит вокруг. Каким бы добряком по натуре ни был обездоленный человек, не пожелает он российским миллионерам счастливого отдыха на альпийском курорте, не умилится, глядя на успехи клуба «Челси», да и мораторий на смертную казнь он уже не одобряет.

С изрядным опозданием осознали мы и значение менталитета национально-религиозного. Европейский менталитет зиждется на том, что собственная жизнь — бесспорная ценность для каждого, живущего на планете. Оказалось — нет. В мире идет не только пресловутая «классовая борьба», но и жестокая война несовместимых менталитетов.

Из последних новостей: «загадочная русская душа» теперь переименована

в «русский менталитет», уже появились книги с таким названием. Может быть, с научным подходом, при помощи строгого термина и до разгадки доберемся?

Есть у этого слова-понятия слегка русифицированный, снабженный здешним суффиксом вариант — «ментальность». Означает абсолютно то же, что «менталитет», и употребляется наравне с ним, как слово-дублет. Но «менталитет» звучит и основательнее, и жестче. С чужой «ментальностью» мы как будто еще надеемся совладать, подчинить ее своим интересам. А «менталитет» — это твердыня, это монолит. Противоречия между разными менталитетами, поиски возможного компромисса и диалога — вот исторический сюжет наступившего века, а может быть, и целого тысячелетия.

МЕССИДЖ

Это слово еще не получило постоянную российскую прописку: его порой пишут через «э», а то и заключают в осторожные кавычки. Но, думаю, мессидж все-таки займет свое законное место в одном ряду с «миссией» и «мессией». У этого слова обширнейший смысловой диапазон: от бытовой реплики, произнесенной для телефонного автоответчика, — до духовного послания, адресованного всему человечеству.

В телефонном контексте «мессидж» — не более чем «сообщение». И это хорошо, что у русского слова появился синоним иноязычного происхождения. Возможность выбирать из двух вариантов делает нашу речь более гибкой и свободной. В метафорическом же смысле «мессидж» — это та главная суть, которую необходимо вычленить из обширного текста. К примеру, после пресс-конфе-ренции президента журналисты начинают не просто цитировать, но и энергично интерпретировать, в чем же состоял главный мессидж главы государства. Иначе и невозможно: политические речи находятся в непростом соотношении с жизненной реальностью.

Высший уровень «мессиджа» — это искусство, всех видов и жанров. Примечательная закономерность: в нынешней прессе обсуждается «мессидж творчества» Земфиры, свой «мессидж» декларирует в беседе с журналистами Жанна Агузарова. А вот что говорит один ди-джей: «Я не стараюсь донести до людей какой-то мессидж. Я просто выхожу и играю пластинки». Ну и пусть себе играет, но симптоматично, что даже от представителя столь прикладной профессии люди ждут какой-то большой мысли. Что уж говорить о литературе, где качество произведения зависит не только от «плетения словес», но и от наличия или отсутствия важного мессиджа. Раньше это называли «идеей», но бедное греческое слово в нашей стране сильно опошлили, так что лучше ему дать отдохнуть. Скажу и о критике. Убежден, что ее призвание не в том, чтобы бросаться категоричными эпитетами или оценивать конъюнктурно-рыночные перспективы произведения, но прежде всего в умении понять и артистично раскрыть неповторимый мессидж всякого прозаика, поэта, режиссера, актера, композитора, художника.

МЫЛО

Так теперь все чаще называют электронную почту: «Скинь-ка мне этот текст на мыло», то есть на имейл. Сходства букв (или звуков) «м» и «л» оказалось достаточно. Молодежный жаргон всегда тяготеет к нарочитой прозаизации, к огрублению. «Мыло» ведь не вызывает в сознании никаких высоких мыслей и эмоций. Заметьте: все устойчивые выражения с этим словом носят негативный характер. «Судью на мыло!» — кричат недовольные болельщики. О хитреце и прохиндее говорят, что он без мыла пролезет в труднодоступное место. Примитивный сериал на любовную тему окрестили «мыльной оперой», а иногда и просто «мылом» называют.

«Мыло» в значении «имейл» теперь более распространено, чем фольклорно-поэтичное наименование «емеля». Но людям зрелого возраста им пользоваться как-то неловко. Не скажет один ученый другому: «Сбросьте мне вашу работу на мыло, и я напишу отзыв». Неуважительно прозвучит.

А хочется получить словечко короче, чем «электронная почта», и в звуковом отношении попроще чужеземного «имейла».

Эй, молодежь! Какие еще есть варианты?

Н

НАДЕТЬ И ОДЕТЬ

Эти глаголы безнадежно путает в своей речи абсолютное большинство носителей русского языка. Процентов девяносто, наверное. Даже из уст своих коллег, профессиональных филологов, то и дело слышу безграмотное «я одеваю пальто». Я за них краснею, а им хоть бы что.

Что делать? Изменить норму? Нет, лингвисты в этом вопросе занимают непримиримую позицию. Например, Михаил Штудинер в своем «Словаре образцового русского ударения», который я очень рекомендую читателям, отчетливо прописал: «надеть (что-либо), но: одеть (кого-либо)» и примеры привел: «надеть костюм» и «одеть ребенка». И так будет всегда! Эту крепость мы не сдадим ни за что!