Для интеллектуалов попсой были и песни Бабаджаняна на стихи Роберта Рождественского, и песни Пахмутовой на стихи Добронравова. Ну, не считать же истинной поэзией тавтологические афоризмы вроде «Чтобы люди тебя не теряли, постарайся себя не терять»! Вообще тавтология — отличительный прием попсовых текстов, там проходят даже явные стилистические проколы типа «Пожелай исполненья желаний», незаметные на фоне сладенькой мелодии.
«Попсу» особенно не любят рокеры, чьи тревожные ритмы несовместимы с эстрадным «сиропом». Недаром риторические строки «Надежда — мой компас земной, а удача — награда за смелость» беспощадно высмеяны в рок-пародии: «Надежда — мой комплекс земной, а награда — нам всем по балде». Резко, может быть, не совсем справедливо, но есть в этом «стёбе» эстетическая позиция.
Не будем заходить слишком далеко и примерять современное словечко, скажем, к песням Дунаевского на слова Лебедева-Кумача. Попробуем осмыслить понятие не в оценочном, а в жанровом плане. Попса — словесно-музыкальный жанр, предназначенный для отдыха, дня расслабления. Сохранились документальные кадры, где легендарный священник Александр Мень приятным баритоном поет явно попсовый шлягер «Есть только миг между прошлым и будущим». Отдыхал человек после целого дня проповедей и напряженных духовных бесед. Всему свое время и свое место.
«Попса» — это не халтура, а масскульт (халтура, кстати, встречается и в элитарном искусстве — разве не бывает плохих опер и балетов?). Есть попса высокого уровня — например, песни Александра Зацепина на стихи Леонида Дербенева. «Если б был я султан, я б имел трех жен…» — незамысловатые строки, но пошлостью от них не разит. И комедии Леонида Гайдая, в которых эти песни звучали, тоже можно назвать «попсовыми», но это вершина масскульта, который в данном случае смыкается с высоким искусством.
Нет, дорогие коллеги и единомышленники, товарищи по элитарной культуре! Все-таки «попса» — не от слова «попа», а от слова «populus», народ.
ПОФИГИЗМ
Существительное с обобщающим значением и очень убедительным эмоциональным посылом. Оно бросает вызов всякого рода циникам и пошлякам, тем, кому все по фигу, кто готов всех и все на свете послать подальше. Старые инвективы утратили свою эффективность. Ни на кого уже не действует обвинение в эгоизме: «Да, я эгоист, ну и что?» Еще беспомощнее проповеди типа «Бойтесь равнодушных!» Да если всех их бояться, то даже на свою улицу выходить нельзя, а еще лучше — переселиться на другую планету. И вот не так уж давно появилось иронически-неодобрительное слово «пофигизм», характерное, как отмечают лингвисты, для речи интеллигенции. Все-таки это сословие еще существует, и для тех, кто себя к нему относит, быть пофигистом постыдно.
Пофигист — антоним гражданина. В первые перестроечные годы уставшие от идеологии писатели, вырвавшись за рубеж, иногда поражали иностранцев своей общественной индифферентностью: мол, мне на политику вообще плевать, лишь бы меня печатали да гонорар выплачивали. Такие некрасивые и саморазоблачительные признания были неизбежной реакцией на ту принудительную «гражданственность», которая в советское время лицемерно предписывалась литературе. «Нынче мы в ответе за Россию, за народ и за все на свете» — бодреньким хореем вещал знаменитый поэт. «Я отвечаю за все» — назвал свой роман неплохой прозаик. Увы, эти безответственные декларации лишь прикрывали реальный пофигизм абсолютного большинства — и писателей, и читателей.
ПРЕЗЕНТОВАТЬ
«Позвольте презентовать вам мою новую книгу», — говорили раньше, да и теперь так выражаются многие. А подарок иногда шутливо называют «презентом», Есть в этих словах трогательная старомодная элегантность. Чем больше в языке синонимических красок, тем лучше.
Но в наступившем столетии у глагола «презентовать» объявился двойник. Самозванец, выступающий в совсем ином значении. «Певец презентует свой новый альбом». Это значит не «дарит», а «проводит презентацию».
Такое раздвоение не очень желательно. Во избежание путаницы и двусмысленности некоторые предлагают обозначать публичное представление новинки слегка измененным словом — «презентировать». Может быть, стоит с этим согласиться. Или же говорить и писать: автор представляет новую книгу, певец представляет новый альбом. Так или иначе, хорошо бы вернуть слову «презентовать» изначальный смысл. Презентации, конечно, необходимы. Но хочется и неформального общения, дружеских подарков, трогательных «презентов».
ПРИБАМБАСЫ
Это существительное, употребляется только во множественном числе и относится к удачным жаргонным находкам, обогатившим литературный язык. Уверен, что такое звонкое словцо понравилось бы русским футуристам. А может быть, и Гоголю тоже: вспомним, как в «Мертвых душах» «дама просто приятная» и «дама приятная во всех отношениях» увлеченно говорят о всяких «фестончиках». То есть, по сути, о прибамбасах того времени. Настоящая женщина хороша и без украшений, но все-таки, чтобы чувствовать себя приятной во всех отношениях, ей порой нужны какие-нибудь немыслимые прибамбасы вроде прозрачных шифоновых воланов на рукавах и подоле массивного шерстяного пальто.
Поначалу прибамбасами (по аналогии с «выкрутасами») назвали всякого рода излишества, а также дорогостоящие упаковки, «накрутки» к товару, повышающие его стоимость и по сути бесполезные. Но постепенно это слово распространилось на автомобильный, компьютерный и телефонный дизайн, где оно стало обозначать вполне функциональные дополнения. Недавно мне бросилось в глаза такое сочетание: «антенные прибамбасы для борьбы с помехами телевидению и радиоприему». Но здесь-то уж точно речь идет не о декоративных излишествах, а о практически ценных технических усовершенствованиях. Что же, шутливое словечко поменяет свой смысл на противоположный и будет значить: «необходимое дополнение к чему-либо»? Пожалуй, до такой метаморфозы дело не дойдет, но сама история слова «прибамбасы» отразила важный и вечный парадокс человеческого сознания, сформулированный Оскаром Уайльдом: «Я могу обойтись без необходимого, но без лишнего — никогда».
ПРИКИД
Что было главным для молодых людей во все времена? Одеться со вкусом, по моде, чтобы выглядеть достойно и не вызывать «ревнивых осуждений». Как тот самый Евгений, который «в своей одежде был педант».
Но с пафосом и упоением говорить об этом обычно не принято. Сложный и ответственный процесс одевания обозначается приземленно-грубоватыми глаголами: «прибарахлиться», «припонтиться», «прикинуться».
То же и с наименованиями одежды и обуви. Причем здесь язык особенно динамичен. Стремительно меняется мода, и так же быстро обновляются жаргонные наименования предметов мужского и дамского туалета. У дедов новые ботинки назывались «колесики со скрипом», у отцов — «коры», у внуков — «шузы».
В рассказе питерского прозаика Валерия Попова «Наконец-то!» героиня, балерина по профессии, беседует с подростком, прямо-таки помешанным на поисках фирменных джинсов. Всего на несколько лет он ее моложе, а лексика уже другая.
«— Да, — говорит, — нынче все дело в прикиде. Как ты прикинут, такая у тебя и жизнь!
— В чем дело? — удивилась.
— Ну, как вы говорите, в шмотках. А мы называем это — прикид».
Вот так пройдет десятилетие-другое, придумают юные люди совершенно новое словечко для своих одеяний и снисходительно разъяснят его старшим: «Ну, как вы говорите, прикид».
ПРИКОЛ
За новыми словами не всегда стоят новые смыслы. Иногда словечко появляется исключительно для того, чтобы как-то освежить, заострить, обновить давно известное. Так произошло и с молодежно-жаргонным «приколом». Шутка, розыгрыш, комическая история, смешной речевой оборот, каламбур, хохма, пародия, неожиданный выпад, эпатаж — все это вмещается в безразмерное понятие «прикольности». Сама метафора, лежащая в основе данного слова, отнюдь не нова: колкость всегда осознавалась как необходимое условие остроумия.
Приколы бывают сиюминутными, а бывают и долговечными. До сих пор достают нас своими виртуозными приколами Булгаков, Ильф и Петров, Высоцкий. Звание «прикольного мужика» сохраняется за Жванецким. Но можно ли назвать прикольными шутки Петросяна, Винокура, Задорнова и других эстрадников этого типа? Нет, в молодежной эстетике это всё попадает в беспощадную категорию «отстой». «Прикольность» несовместима со штампом, она требует новизны, изобретательности, верности духу времени. К подлинной «приколь-ности» стремится и журналист, придумывающий эффектный заголовок, и романист, ищущий неотразимый сюжетный ход, и поэт, творящий новые слова и ритмы. Легендарная формула Виктора Шкловского «искусство как прием» сегодня звучала бы «искусство как прикол».