Когда мама привезла это радостное известие на хутор, родители решили, что обременять Василия Васильевича (брат матери, дядя А. Н. Туполева. — Н. Б.) еще двумя „квартирантами“ невозможно и следует подыскать в Твери квартиру или домик, где мать со всеми своими шестью детьми будет жить все учебное время. Отец должен был оставаться в Пустомазове, ибо в Твери жить права не имел. Вместе со знакомой, тоже многодетной семьей купили у некоего А. В. Врасского на тихой, поросшей травой Солодовой (ныне Лидии Базановой) улице деревянный одноэтажный домик. Кстати, он и сейчас, немного потупившись от времени, стоит целехонький со своими подслеповатыми окнами и горницами, где легко достать рукой до потолка. Людской век короткий, дома переживают своих владельцев.

В половине занятого нами дома № 18 было пять комнат. Две выходили на улицу, две — в проулок, а последняя — на террасу во двор. Кухня была в подвале. Сзади к домам Врасского примыкал большущий сад с фруктовыми деревьями и кустами малины, простиравшийся до речки Лазурь. Врасский был необыкновенно скуп, яблок рвать не давал, а пойманных „с поличным“ таскал за вихры. Доставалось и мне.

Зимой на Лазури расчищали каток, на котором играл духовой оркестр Тверского кавалерийского училища. Стоило нам услышать первые такты „Дунайских волн“ или „На сопках Маньчжурии“, стремглав приторачивали к валенкам коньки „снегурочка“ — и на лед. Но был закон — только когда выучены уроки. Музыка оказывалась великолепным стимулом. Привязанность к конькам я сохранил и в студенческие годы, и представь себе, с будущей женой познакомился на катке, на Петровке, 26.

Гимназия, в которой я учился, помещалась в великолепном трехэтажном здании на Миллионной (ныне Советской) улице. Напротив, в Путевом дворце, жил генерал-губернатор, а рядом — городской сад, место вечерних прогулок молодежи. Запомнилась роскошная парадная лестница, широченные коридоры, где мы носились на переменах, и высоченные потолки в классах, где всегда был свежий воздух и легко дышалось.

Новые затраты выбили родителей из колеи. Уже в октябре Анна Васильевна вынуждена была подать прошение: „Покорнейше прошу отсрочить взнос платы за обучение сына моего, ученика первого класса Андрея Туполева, до первых чисел декабря настоящего года“. На прошении резолюция директора: „Отказать“. Пришлось залезать в долги.

В Твери нам жилось так же хорошо, как и на хуторе. В сущности, быт изменился мало. Как и там, утром ходили за водой на колодец, электричества не было, топили дровами, туалет был деревенского устройства. Обязанности по дому были распространены между шестью детьми, и выполняли мы их строжайшим образом, всячески стремясь освободить мать от всех тяжелых забот.

Знакомых у нас было немного. Регулярно заходил лишь дядя Василий, военный врач одного из полков гарнизона. По воскресеньям он всегда приносил детям лакомства. Мать как-то сказала ему: „Да полно тебе, Вася, детям зубы портить. Уж если носить, то принес бы что-либо более существенное“. Дядя Василий ужасно смутился, и с этого времени его денщик Николай стал приносить нам по утрам по две буханки еще теплого солдатского, необыкновенно вкусного хлеба. Приходил он очень рано и ставил самовар. Чтобы не будить хозяев, в печи со стороны террасы пробили отдушину для трубы. Она и сейчас вызывает недоумение: зачем дырка из печки на террасу? Вскипятив самовар, заварив чай и принеся из погреба молоко и масло, Николай около семи будил всех нас. До чего были вкусны эти завтраки — и сейчас помню!

На каникулы мы уезжали в Пустомазово к отцу на подводах. Можно было плыть на пароходе по Волге, но это обходилось дороже. А тут пойдем на рынок, где обязательно кого-либо из знакомых крестьян встретим, — и в путь. К началу учебного года опять перебирались в Тверь. Теперь уже ехали на нескольких подводах, нагруженных сельскими дарами. Продукты в городе стоили дороже, и с этим приходилось считаться. При доме был погреб, его заполняли всем семейством.

<…>

Гимназические годы, я не могу сказать, чтобы они были какими-то плохими, класс был дружный, правда, хорошо учиться у нас считалось плохим тоном. Поэтому тот, кто был первым учеником, чувствовал себя очень смущенно. Я не отставал от своих сверстников и старался особенно по баллам не выделяться. Был у нас такой преподаватель, которого я всегда вспоминаю с большой сердечностью. Это был Николай Федорович Платонов, преподавал он физику и всех нас, особенно меня, заинтересовал. Он организовал кружок по астрономии, где я принимал деятельное участие и даже делал доклад о происхождении мира. Он давал мне книги, и я должен сказать, что до сих пор отношусь к нему с большим уважением. Новостью в гимназии был ручной труд. Занимались столярным ремеслом, я делал всякие вещи, которые пошли на выставку в гимназии. Событием, которое оставило след в моей жизни, была поездка, организованная гимназией в Нижний Новгород, Астрахань, Тифлис, Ростов, Москву. Мне, конечно, очень хотелось поехать в эту поездку, но денег не было. И я предложил директору гимназии заплатить 54 рубля за выставленные мои работы, чтобы ими оплатить расходы по поездке. Через несколько дней меня вызвал директор: „Купить ваши работы нельзя, но общество естестволюбителей (он был его председателем) решило вас отправить за свой счет. Вы должны взять с собой пять рублей на карманные расходы, а поездку оно оплатит“.

И вот весной человек 50–60 гимназистов вместе с тремя-четырьмя преподавателями поехали по России. Это была прекрасная поездка. Очень много я узнал о нашей Родине и еще крепче полюбил ее.

Находясь в гимназии, я чувствовал, что мне надо идти по технике, потому что технику я любил. Когда я был у себя в Пустомазове, игрушек у меня никаких не было. Они дорого стоили, и поэтому я их делал из дерева сам. Как правило, это были технические игрушки: то я делал по какой-то книге корабль из дерева достаточно большого размера с оснащением, то делал шлюз и поднял воду на какие-то там 400 миллиметров, то построил лодку, которая управлялась при помощи рук, с двумя колесами».

…Когда Андрей Туполев учился в третьем классе гимназии, американцы Орвилл и Уилбур Райт в декабре 1903 года, на другой стороне Земли, разогнавшись под уклон по деревянной рельсе, совершили первый официально признанный «подлет» на аппарате тяжелее воздуха, оснащенном бензиновым двигателем. Это событие осталось в России почти незамеченным: лишь два или три журнала в 1904 году откликнулись на него коротенькими статейками.

Гимназию Андрей Туполев окончил в мае 1908 года.

Здание Тверской губернской гимназии, известное сегодня как главное здание Тверской медицинской академии, располагалось на территории, где стоял когда-то Тверской кремль, на мысу, образованном впадающей в Волгу рекой Тьмакой, на улице Почтовой. А жил Андрей Туполев совсем неподалеку, в десяти минутах ходьбы, на улице Лидии Базановой, тогда Солодовой. Интересно, что рядом, в 50 метрах, параллельно проходит улица Жигарева, названная в честь другого известного тверяка, Главного маршала авиации Павла Федоровича Жигарева, дважды, в 1941–1942 и в 1949–1957 годах занимавшего пост главкома ВВС СССР, бывшего и командующим Дальней авиацией, и начальником ГУ ГВФ [5]. Андрей Николаевич встречался с Павлом Федоровичем десятки раз, безапелляционно и резко обсуждая с жестким, порой грубоватым Жигаревым насущные нужды советской авиации.

Вообще, авиационная тема активно присутствует в названиях тверских улиц: есть здесь и улица Летного Поля, и улица Нестерова, и Жуковского, и Осипенко, и — рядом — Серова, и Академика Туполева… Правда, улица Туполева находится за Волгой, в Затверечье, где и сам Туполев бывал нечасто, а вот одноэтажный деревянный «домик Врасского», где жил Туполев-гимназист, «за ветхостью» был разобран совсем недавно, в 1980-е годы.

Осенью 1908 года Андрей Николаевич Туполев успешно сдал в Москве экзамены сразу в два учебных заведения: Императорское Московское техническое училище (ИМТУ) и Институт инженеров путей сообщения. Пройдя по конкурсу и в тот, и в другой, он выбрал ИМТУ.