Творческая работа Целиковской в "Попрыгунье" показала, что она отнюдь не однозначная актриса, что реализована лишь крохотная часть ее артистического таланта. Казалось, настала пора, когда известные кинорежиссеры наперебой бросятся приглашать ее на самые значительные роли. Но… Как пел Булат Окуджава:
Путешествие по Европе
Элина Быстрицкая, Валентина Калинина, Алла Ларионова, Людмила Целиковская и мощная когорта советских мужчин прибыли в конце 1955 года в Париж. Теплое солнечное утро. Уютные, опрятные улочки, усыпанные опавшей листвой. Величественный и необычный для русского глаза собор Парижской Богоматери. Сена. Лувр, парижские бульвары, вереницы машин, малолюдные магазины с приветливыми продавцами… Ах как все не похоже на Россию! Вернее, на Советский Союз.
Люсина душа переполнена необычным сладким восторгом. Кажется, что попала в сказку, где место досталось лишь счастливым, радостным людям. И как-то не верится Люсе, что в самый разгар декабря можно сорвать на улице мимозу или загорать на солнышке. Словно маленький ребенок новой игрушке, радуется она "симфонии кактусов" в ботаническом саду Монте-Карло, блестящему фильму "Запрещенные игры" в фестивальном городке Канны. В харчевне "Бутто" Люся не удержалась и пустилась в пляс, а потом и запела. Ее задор подхватили и другие члены делегации.
— Как же так? — недоумевали французы. — Разве советским гражданам их начальство разрешает ходить в чулках и веселиться по вечерам? Мы слышали, что у них запрет даже на вино и табак.
А Люся продолжает петь и танцевать. И тает лед недоверия к "советским русским". Вот уже французская девочка протягивает ей гвоздику.
— Дружба и мир! — скандируют по-русски французские студенты.
— Товарищ…. Долорес… Пассионария… — с волнением произносит пожилая француженка.
Были встречи и с элитой французского кино: Дани Робэн, Жерар Филип, Ив Монтан, Симона Синьоре, Рене Клер, Луи Дакен, Клод Отан-Лара, Жан Фло, Ги Дессон, Кравен… Люся подружилась со всеми.
Ей все в новинку, все интересно…
"В Париже на Эйфелевой башне приблизительно на высоте 150 метров находится рулетка, которая называется Мисс Тика. Если опустить в нее один сантим, то стрелка завертится и остановится на каком-нибудь изречении. Н.К.Черкасов опустил монету и получил такое оптимистическое изречение: "Даме вашего сердца не помешает ваш возраст". Мы развеселились и стали опускать монеты одну за другой. Каждому выпадало что-нибудь приятное и радостное.
Мы спросили у гида, отчего все изречения так обнадеживающе оптимистичны.
— А это сделано специально для самоубийц, — серьезно отвечал сопровождающий нас переводчик.
Для того чтобы покончить с жизнью, самоубийцам в Париже проще всего подняться на лифте до середины Эйфелевой башни. Внимание самоубийцы, естественно, привлекает большая рулетка. Сантим всегда найдется у каждого, желающего перед смертью испытать судьбу. Он опускает сантим, взамен получает изречение, в нем черпает стимул для дальнейшей жизни и благополучно спускается с башни. Говорят, что так были спасены сотни покушавшихся на свою жизнь.
Французы любят юмор, шутку, острое слово, и, конечно, Николай Константинович Черкасов чувствовал себя во Франции как рыба в воде. Он был душой нашей делегации, фантазия и юмор били у него через край. Как это было непохоже на все представления о наших делегациях — чопорных и скучных. И, надо сказать, в этом заключался его успех и колоссальная популярность среди французов различных социальных групп, начиная с мальчика-боя при лифте отеля и кончая бароном Ротшильдом (французская ветвь), который нас принимал в своем замке на берегах Гаронны".
Люся, как и Черкасов, была человеком "с особинкой" и покоряла французов своей непосредственностью и врожденной дружелюбностью.
На площади Пале-Рояль какой-то инвалид бросал зерна голубям. Голуби суетились у его ног, некоторые смельчаки садились на плечи. Люся подошла к старому французу, и они улыбнулись друг другу. Она достала из сумочки и протянула ему значок с изображением голубки Пикассо. Инвалид вытянулся по стойке "смирно", снял берет и прикрепил к нему значок над восемью ленточками — его военными наградами.
— Мадам, — поклонился он ей, — я воевал в 1914 году ради торжества мира. С тех пор во имя мира охраняю голубей. Я навсегда сохраню вашу голубку в память о нашей встрече и как залог дружбы и мира.
Люсе запомнился шумный и веселый Бордо — центр виноделия и виноторговли. Здесь награды вручают не за "достижения в пропаганде социалистического реализма", а "за просто так", по старинной традиции, совмещенной с современной театрализованной шуткой.
"Неподалеку от Бордо, в долине реки Гаронны, около старинного особняка нас встретила странная группа людей, одетых в пурпурные бархатные мантии. На голове у каждого была бархатная шапочка цвета вина, украшенная виноградом и листьями. Самый старший держал в руке жезл и театральным жестом указывал на дверь.
Мы вошли, спустились по лестнице и очутились в старинном погребке с бочками и бутылками вина. На некоторых из них стояли даты, начиная с 1860 года. С потолка свисала многолетняя паутина, которую также берегли, как реликвию. Нам шутя сказали, что эта паутина стоит гораздо дороже бутылок с вином.
Потом наверху, в банкетном зале, состоялась знаменитая церемония посвящения в рыцари священного ордена "Медок". На Н.К.Черкасова и руководителя нашей делегации Д.Н.Сурина надели бархатные мантии и в руки им дали по бокалу темно-красного вина. Они должны были ответить на два вопроса: какой фирмы и какого года это вино. Дело не обошлось без переводчика, который, тихонько подойдя, что-то шепнул каждому на ухо. Сурин пригубил из бокала и сказал, что он определенно узнает вино фирмы "Медок". Звук барабана и всеобщее одобрение возвестили нам, что он не ошибся.
Черкасов с удовольствием выпил бокал и громко воскликнул:
— Клянусь Бахусом! Да провалиться мне на этом месте! Да разверзнутся надо мной небеса, если это не вино 1955 года!
И опять дробь барабана и ликование. Он, конечно, угадал.
Посвященным были вручены грамоты, свидетельствующие, что отныне они командоры ордена "Медок". На стенах мы увидели портреты других командоров, когда-либо здесь посвященных. Среди них Чаплин, Черчилль, Г. В. Александров…"
Потом была Венеция. Люся еще до поездки признавалась Борису Пастернаку, что очень любит его стихотворение "Венеция".