— Не останавливайтесь, — напряженно произнесла она. Её голос теперь звучал глухо и немного дрожал от непомерной нагрузки. — Мы уже почти дошли.

Почему эта женщина заботилась о нём? Что заставляло её стараться изо всех сил ради чужака? Разве не разумнее было бы обеспокоиться собственной безопасностью? Будь она поумнее, давно бы вызвала полицию, как только его заметила. Хотя, поступи она так, к моменту прибытия патруля от него самого осталась бы не больше жалкой горстки пепла.

Еще один шаг. И второй. Он из последних сил заставлял себя передвигать ноги. Заставлял себя ради того, чтобы остаться в живых. Снова. Зачем? Сработали инстинкты, предположил он. Должно быть так. Выходит, даже их проклятый вид боролся за то, чтобы урвать для себя еще хоть день жизни — пусть даже и такой, как у него.

Грейсон почувствовал, как резко обожгло кожу ладони правой руки, отчего та противно зашипела. Он посмотрел вниз и увидел тонкую струйку дыма, поднимающуюся вверх от потемневшей плоти, в месте, где к ней прикоснулся первый и пока единственный солнечный луч. Грейсон стиснул зубы от жгучей боли, мысленно сказав себе, что это было самым малым из того, чего он заслуживал.

— Что-то горит, — удивленно констатировала женщина, продолжая упорно тянуть его вперед, не сбавляя шага и не останавливаясь. — И где-то совсем рядом.

О, да. И даже ближе чем ты думаешь, детка.

Внезапно он тяжело повис на её плече, зашипев от новой боли, когда нестерпимый жар хлестнул его теперь уже по скуле. Беззащитная плоть, слишком давно не знавшая солнца, занялась точно сухой хворост, и Грейсон понял, что еще минута, и он весь будет объят огнём. И если пламя охватит его, пока она вот так плотно прижимается к нему, поддерживая за талию, то эта «добрая самаритянка» сгорит вместе с ним.

А он не мог этого допустить.

Он и так уже причинил много вреда за свою слишком долгую жизнь.

Решительно отпихнув её в сторону, он, пошатываясь, двинулся вперед.

— Что вы творите? — Она попыталась было снова подхватить его, но он увернулся и, покачнувшись, шагнул вперед в гостеприимно распахнутые дверные створки сарая.

— Стойте там, — отрывисто бросил ей Грейсон.

Два слова, отданные точно приказ, которого немыслимо было ослушаться. Едва переступив порог, незнакомец сразу же окунулся в спасительный сумрак промерзшего сарая и повалился, как подкошенный.

В то же мгновение облегчение нахлынуло на него, словно освежающая прохлада ледяного компресса. Темнота мягко обволакивала. Грейсон ощутил, что теперь, когда губительное сияние раннего утра осталось позади, его израненная плоть начала регенерировать, постепенно оживая. Он пошевелился, проведя правой ладонью по грубой поверхности дощатого настила, и с шумом втянул в себя воздух, когда поврежденная плоть взорвалась болью. Затем, баюкая здоровой рукой больную, обернулся вполоборота. Его спасительница замерла в проёме, купаясь в тонких лучах разгорающегося дня. Удостоверившись, что сам по-прежнему целиком укрыт густой тенью, он взглянул на неё из-под ресниц, а затем хмуро сказал:

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Девушка оставалась на месте и не приближалась. Грейсон вдруг подумал, что она, наверно, уже сожалеет о своем недавнем благородном порыве.

Она стояла, молча наблюдая за ним, склонив голову набок, слегка расставив ноги и скрестив руки на груди, а потом ровным спокойным голосом спросила:

— Ну а теперь, почему бы вам не рассказать мне, кто вы такой и что здесь делаете?

— Мне бы тоже хотелось это знать, — поморщившись, протянул он, вместо того, чтобы ответить на вопрос. — Вообще-то я думал, что здесь никто не живет.

— Пару месяцев назад так и было, — ответила она. — А теперь здесь живу я и все еще желаю знать, зачем вы сюда явились.

Слегка поморщившись, он медленно сел и передвинулся в сторону. Теперь прямо за его спиной находилось одно из стойл, оставшихся еще с тех времен, когда эта развалюха служила конюшней. За долю секунды Грейсон охватил взглядом все внутреннее пространство. По большей части оно пустовало, не считая мини-вэна [2]и газонокосилки-райдера. [3]Чётко приметил места, где как того и стоило ожидать длинные узкие солнечные лучи, пробивались сквозь бреши в крытой дранкой крыше. Он едва не зашипел, увидев их, но вовремя успел сдержаться. И когда снова оглянулся назад, на сей раз разглядел в темно-голубых глазах доброй самаритянки больше чем просто беспокойство на свой счет. Теперь в них плескалась настоящая тревога. Почти что осязаемая.

О, он хорошо понимал каково это чувствовать, и, несмотря на ситуацию, почти жалел её. Но толькопочти.

— Я некоторое время назад жил здесь, — пояснил он.

— Неужели? — В её голосе отчётливо слышалось сомнение. — Видите ли, когда несколько месяцев назад я приобрела этот дом, он хотя и был в неплохом состоянии, но выглядел так, будто здесь давно никто не жил.

Чертовски верно. Однако он приезжал сюда каждый год на Рождество. Чтобы побыть одному. Ясно, его управляющий, решил наконец избавиться от обветшавшего имущества и даже не подумал уведомить об этом Грейсона. За это парня следовало бы посадить на кол.

— Это было очень давно.

— Угу, — недоверчиво хмыкнула она, по-прежнему сомневаясь в правдивости его слов. — Так почему же вы приехали сюда именно сейчас?

Он осторожно потрогал затылок, с удовлетворением отметив, что кровотечение прекратилось, хотя шишка все равно осталась — напоминание о том, что он провалялся тут всю ночь под открытым небом. И вот теперь, когда солнце больше ничем не угрожало, начал отчетливее припоминать события прошлой ночи.

— Вчера я добрался сюда уже затемно. Увидел свет и не решился вас побеспокоить.

По правде сказать, поначалу он был просто взбешен. Однако потом решил заночевать в одной из пещер, и уже собрался уходить, когда ощутил чье-то присутствие. И это был не вампир. Но за домом явно следили.

И кто бы тут не шатался, Грейсон, позволил ему уйти. В конце концов, вампиров не слишком привлекала игра в благородных героев. А потом…

— Потом кто-то здорово огрел меня по затылку. И следующее, что я запомнил — вас, склонившуюся надо мной.

От испуга её глаза широко распахнулись:

— А вы видели, кто это сделал?

— Нет, — неприязненно буркнул он, жутко злясь на себя за то, что вляпался во всё это. Ведь обостренное восприятие вампира должно было загодя предупредить его об опасности. Но видно, он был настолько удивлен, обнаружив свой дом занятым, что не проявил должного внимания к окрестностям.

Тессу Франклин сотрясала мелкая дрожь, заставляя нервно потирать руки от локтей до плеч и обратно. Она и так была достаточно напугана тем, что на рассвете обнаружила у себя во дворе лежавшего без сознания мужчину. Малоприятное известие о том, что кто-то слонялся вокруг дома посреди ночи, наполнило её ужасом. А что, если он все-таки нашёл её? Что, если следит за ней прямо сейчас?

Пред лицом этой незримой угрозы она сгорбилась и обхватила себя за плечи, пытаясь вернуть душевное спокойствие, над обретением которого так долго и упорно трудилась. Потом, затолкав свои страхи подальше, девушка окинула пристальным взглядом нежданного постояльца.

Тесса уже сумела убедиться на себе, насколько вынослив и силен её высокий, худощавый гость, когда пару минут назад он легко отбросил её в сторону одним небрежным движением руки.

Незнакомец был одет в черные джинсы, поношенные высокие ботинки, серый свитер и короткую черную кожаную куртку. Черты лица — резкие и одновременно тонкие, будто выточенные из камня. Цвет глаз — такой же темный, как и его волосы, нос — классически правильной формы, а губы так плотно сжаты, что образовывали одну жесткую прямую линию.

Даже раненый, этот мужчина излучал вокруг себя ауру невероятной силы, властности и животного магнетизма. Эта аура могла вскружить голову даже женщине, не настолько глупой, чтобы слепо доверять такому красавчику.