Она улыбнулась.

— Я говорила тебе, что упрямая. — Ее улыбка погасла, когда она протянула руку, погладив его лицо. — Мне жаль, что так все случилось. Но больше всего мне жаль, что мы не сможем уехать так скоро, как тебе хочется.

Его лицо исказилось, он отодвинулся от нее.

— О чем ты говоришь?

Она медленно опустила руки и смущенно посмотрела на него.

— Думаю, ты понимаешь, что я не смогу сейчас уехать, оставив больную дочь.

— Ты же сказала, что с ней и раньше такое случалось, — твердо сказал он. — Это серьезно?

— Нет, само по себе нет, — ответила она. В ее глазах он увидел боль и смятение. — Но Одри ведь беременна. Это состояние опасно для нее.

Когда Хелен подошла ближе к нему, он отошел в сторону, избегая ее взгляда.

— Том, — с тревогой произнесла она, — знаю, что мои дети немного испорчены, но они не совсем плохие и очень любят меня. Если мы дадим им немного времени, то, уверена, дети примут наш брак. И тогда я смогу уехать, ни о чем не беспокоясь.

Его тело содрогнулось от громкого, горького вздоха. Том медленно повернулся, чтобы заглянуть в ее лицо.

— Ты сказала, что только на чуть-чуть, — тихо произнес он. — А на самом деле это затянется на несколько недель. Но здесь, — Том коснулся своей груди кулаком, — оно чувствует, что меня отталкивают. Ты стояла перед выбором, и выбрала не меня. — Он взъерошил свои волосы, от разочарования вокруг рта появились глубокие морщины. — В одном я уверен наверняка. Если мы будем ждать удобного момента, черт возьми, то никогда не будем вместе. Если ты позволишь детям указывать, что тебе делать, этому не будет конца. — Том шумно вздохнул. — Я всегда буду помнить, что ты выбрала не меня.

Хелен не могла поверить своим ушам. Она никогда его таким не видела.

— Ты неблагоразумен, потому что не знаешь, что такое быть матерью. — Она махнула рукой в направлении гостиной. — Права я или нет, но они зависят от меня. Это не их вина. Моя. И поэтому я сама должна все исправить. — Хелен посмотрела на него, стараясь найти понимание в его глазах. — Неужели ты не видишь? Я в долгу перед ними.

Минуту Том молчал. Когда он заговорил, его слова звучали резко.

— И сколько времени это займет?

Хелен изо всех сил старалась оставаться спокойной. Никто и никогда еще с ней не разговаривал так.

— Сколько потребуется, столько я буду с детьми, — сказала Хелен, ее голос звенел от гнева.

Том коротко вздохнул и покачал головой.

— Я не сделаю этого, — шепотом проговорил он. — Не могу себе это позволить.

Сделав пару шагов от нее, он повернулся и угрюмо улыбнулся.

— Дети — это всего лишь предлог, не так ли? Я должен был предвидеть, что именно так все случится. Ты не была в восторге от жизни со мной. — Он болезненно повел плечами. — И если бы не твои дети, то было бы что-нибудь другое. С самого начала ты не впускала меня в свою жизнь.

Он направился к двери. Уже держась за ручку двери, произнес:

— Я и раньше чувствовал, что ты недостаточно любишь меня, чтобы поломать и оставить все это, но думать об этом не хотелось. — Он открыл дверь. — Ты сделала свой выбор. И не стоит затягивать все дальше.

И прежде чем Хелен сумела защитить себя, сказать ему, что он не прав, Том закрыл за собой дверь.

Почти через неделю Хелен сидела в гостиной, уставившись в журнал и ничего не видя в нем. Впервые в своей жизни она видела себя как еще один предмет мебели в комнате.

За последнюю неделю она очень изменилась: казалось, что от нее осталась только тень. Лицо было бледным, а под глазами были темные круги. На лице было написано, что она ужасно страдает.

Гари сидел в другом конце комнаты, перекинув ногу через подлокотник мягкого кресла. Он не поехал с друзьями во Флориду. Хелен чувствовала, что всю эту неделю сын внимательно рассматривает ее. Она не могла понять, что происходит в его голове, но не спрашивала ни о чем.

Одри, выглядевшая гораздо лучше, чем неделю назад, лежала на кушетке. Она не общалась с Чедом, а он даже и не пытался вернуть ее назад. Несмотря на все проблемы с мужем, на щеках ее появился румянец, благодаря снисходительным заботам Петти.

Когда Хелен безразлично обвела взглядом комнату, Одри начала нервно сдирать розовый лак с длинных ногтей.

Гари громко откашлялся и заерзал на стуле. Казалось, что им обоим было неловко, но Хелен чувствовала какое-то странное отчуждение, когда смотрела поверх голов своих детей в окно.

— Я не могу этого больше вынести!

С легким недоумением Хелен повернулась и увидела, что ее дочь стоит посередине комнаты. В глазах молодой женщины стояли слезы. Она нервно расхаживала по комнате.

— Нет больше сил видеть тебя такой несчастной! — Она ударила ногой по декоративной соломенной корзине, — Нет ничего удивительного в том, что Чед спит со всеми подряд. Кто может любить такую эгоистку?

Хелен надломлено рассмеялась. Ее дочь всегда имела склонность все драматизировать.

— Не суди себя слишком строго, — спокойно произнесла она. — Все беременные женщины — большие эгоистки. Это от их состояния.

Гари резко встал и подошел к окну.

— Мне бы тоже хотелось иметь такое оправдание, — грустно произнес он. — Но моему поведению нет оправдания.

Его спина была напряжена. Через минуту он повернулся лицом к матери.

— Я даже не знаю, как сказать. Мне бы так не хотелось говорить этого, — сказал сын, гримасничая, — но оно уже неделю сводит меня с ума, и я должен покончить с этим. Все равно, рано или поздно, ты об этом узнаешь.

— Ради всего святого, Гари! — раздраженно произнесла Одри, забыв от досады о своей вине. Она опустила свое раздутое тело на кушетку. — Если ты собираешься что-то сказать, так скажи. Ты ведешь себя так, как будто убил кого-то и спрятал тело в подвал.

— Но я хочу, чтобы все оставалось так, как было, — пробормотал он. — А правда состоит в том, что мне предложили работу в свободное от занятий время. Потом, мне дают хорошее место.

— Это прекрасно, Гари, — тихо сказала мать. — А почему ты не хотел говорить нам об этом?

Гари закрыл глаза, его мускулы напряглись, как будто он на что-то себя настраивал,

— Потому что эту работу мне предложили в Миннесоте, — наконец сказал он. — Поэтому мне придется переехать и… и я не смогу часто приезжать домой.

— Ты… ты — вошь! — подпрыгнула Одри. — Ты еще хуже, чем я. Ведь ты хотел, чтобы мама осталась дома, даже если тебя здесь не будет. Из всех бесчувственных…

— О, это ты умеешь, не так ли? Ты никогда лучше не играла! — Он мрачно улыбнулся, его глаза светились. — Это я, запомни, твой брат, кому так известно, как ты можешь падать в обмороки.

Одри бросила на мать нервный взгляд, но не увидев в ее глазах ни капли гнева, бросилась на диван и заплакала.

— Он прав, — громко всхлипывая, произнесла она, — но я не хотела так делать. Это случилось само по себе, — беспомощно добавила Одри. Затем подняла голову и метнула на Гари яростный взгляд, — Ты поступил не лучше меня. Мне, по крайней мере, мама по-настоящему была нужна.

— О, ну, а как насчет твоего мужа? Почему он о тебе не заботится?

— Ты знаешь, почему, — ответила она дрожащим голосом. — Я отказываюсь жить с человеком, который спит с другой женщиной.

— Вздор! — многозначительно произнес Гари.

Одри подозрительно уставилась на него.

— Почему ты так говоришь?

— Так случилось, что я разговаривал с Чедом, — сказал Гари. — И он сказал, что ты все это выдумала сама. Нет никакой другой женщины. Он сказал, что ты не дала ему даже рта открыть, чтобы все тебе объяснить. Но Чед не собирается умолять тебя вернуться, потому что ты вела себя как испорченный ребенок. — Он усмехнулся. — Я даже не подозревал, что старина Чед такой.

Одри неуклюже встала и подошла к брату.

— Гари, ты меня не обманываешь? Он тебе действительно сказал, что у него не было никакой любовной интрижки?

Тот презрительно фыркнул.