Второй юрист, белый мужчина двадцати девяти лет, почти целое утро вел продолжительные беседы по поводу капиталовложений со своим биржевым брокером. В надежде отыскать какой-нибудь контакт с компаниями, желающими приобрести отпочковавшуюся фирму, я внимательно проанализировала его финансовое положение, однако ничего интересного не нашла. Что занимательно: все его усилия с выгодой разместить капитал не стоили и половины того, что сделал для Зака Джонни Брокер. Впрочем, этим страдали многие его сородичи. Люди имеют необъяснимую склонность расстраиваться из-за денег.

Третий юрист, белая женщина тридцати восьми лет, оказалась из них всех самой усердной. Впечатляющее количество документов в течение утренних часов перекочевало из стопки входящих в стопку исходящих бумаг. Лишь изредка она прерывалась, чтобы из припрятанного в нижнем ящике стола флакончика глотнуть «Маалокс».

Если не считать вылазку с целью установить прослушивание отдела маркетинга, Джеймс Смит все утро не покидал девятый этаж. Как, впрочем, и его босс Джон Уилстон.

Прямо скажем, не очень-то приятная группа подозреваемых. За все утро ни одного подозрительного действия!

В обед я все еще тщетно пыталась найти хоть что-нибудь полезное, когда Тим начал загружать собранную накануне информацию. Любой человек на моем месте набросился бы на него, и дело окончилось бы скандалом. Но я просто направила раздражение в фоновый режим, а когда успокоилась, принялась переводить и сортировать полученные данные. В конце концов я сама озадачила его. И не важно, что единственной целью липового задания было оградить Тима от опасности. Я легко обработаю информацию. Это самое меньшее, что я могу сделать.

Вскоре я даже обрадовалась, что взялась за дело, поскольку обнаружила кое-что презабавное. Биография одного из новых директоров, которого выбрали в совет всего полгода назад, указывала, что он получил степень бакалавра в маленьком либеральном гуманитарном колледже. Вполне респектабельное заведение, хотя и без так называемой снобистской привлекательности.

Однако, подшивая обработанную информацию к уже имеющимся данным на директора, я обнаружила любопытную деталь. В корпоративных файлах указывалось, что степень бакалавра он получил в Принстонском университете, а в Гарварде — степень магистра. Именно эта информация была доступна и принималась на веру. Она ведь занесена в компьютер.

Но вскоре мое веселье поутихло. Резюме директора содержалось в компьютере. А вот Зака там не было. Возможно, через пару дней хозяйственный отдел получит по электронной почте приказ очистить кабинет Зака, и уже никто не сможет ничего возразить. Потому что в корпоративных файлах не числится, да и никогда не числился, мужчина с именем Зак.

Итак, два примера подмены информации о людях — существует ли между ними какая-то связь? Имеет ли это отношение к исчезновению Зака?

Я сверилась со своим несколько несистематичным собранием архивных данных УБ и раскопала старый образец директорской биографии, составленной сразу после избрания. Там, как и в собранной Тимом информации, указывалась менее выдающаяся учебная подготовка.

Я решила проверить непосредственно учебные заведения. Гарвард не так давно установил разработанную УБ централизованную систему учета и управления данными. Влезть туда не составило труда. Так и есть, директор получил степень магистра.

Но это нынешняя документация. Ее могли модифицировать при помощи того же «черного хода», что использовала я, чтобы взглянуть на нее. Я стала копать глубже и внедрилась в архивы пятнадцатилетней давности, когда якобы выпустился наш директор.

Никакого упоминания о нем. Кто-то исказил не только файлы УБ. Он поработал еще и с Гарвардом. Готова поспорить: все это — дело рук кого-то из УБ.

С оставшимися двумя учебными заведениями пришлось потрудиться, но мне все же удалось кое-что найти. В списке выпускников Принстонского университета директор не значился. Однако бьюсь об заклад — скоро он окажется и там. Ведутся переговоры об установке той же системы, какой пользуется в настоящее время Гарвард. Истинная альма-матер директора не являлась высшей целью маркетинговой политики. Вполне возможно, им не удалось стереть записи его присутствия за несколько лет.

Неужели я становлюсь слишком циничной или просто не такой наивной?

Я поискала дополнительную информацию о директоре. Старые записи департамента юстиции показывали, что он привлекался по делу о разглашении конфиденциальной информации, хотя в текущей документации об этом факте не упоминалось. Может быть, состоялось «согласованное признание вины», в результате чего запись просто стерли. Кроме того, УБ консультировала правительство по многочисленным вопросам.

Столь же труден оказался поиск какой-либо информации о его службе в брокерской фирме, где, собственно говоря, директор и работал в то время, когда подозревался в разглашении. Сама фирма в итоге прогорела, а вместе с ней и сбережения тысяч инвесторов.

Итак, директор из заурядного выпускника непрестижного колледжа превратился в блестящего бизнесмена с безупречной академической и юридической репутацией. А Зак из глубокоуважаемого специалиста по ВЛам — в призрак, тень прошлого. Были ли эти метаморфозы единственными в своем роде?

Я принялась методично сравнивать собранные архивные данные с их теперешними версиями. Приходилось анализировать любое расхождение: либо это обычное обновление корпоративной информации в рамках закона, либо намеренное искажение фактов, как в случае с Заком и директором.

Проявилась некая закономерность. Большей частью изменения едва улавливались. Это касалось усовершенствования биографических сведений основных сотрудников и пересмотра некоторых документов в целях усиления защиты УБ в предстоящем судебном разбирательстве по делу прав интеллектуальной собственности.

Вот оно! Я нашла несоответствие фактов в документах Чарльза Уоррена. Нынешний послужной список указывал, что до работы в УБ он служил независимым юрисконсультом по делам капиталовложений. Однако согласно архивной версии, Уоррен являлся выходцем из той же обанкротившейся брокерской фирмы, что и новый директор.

Обработали также и резюме одного юриста, а точнее — обычного человека. В действительности он не имел судебной практики и после окончания юридической школы работал не клерком в престижной компании, а, готовясь к переаттестации, целый год продавал гамбургеры.

Файлы остальных подозреваемых видоизменению не подвергались. По крайней мере я ничего не заметила. Значит ли это, что им нечего скрывать? Или они просто-напросто тщательнее подошли к этому вопросу?

Разумеется, в документации УБ не содержалось упоминания ни об Уилстоне, ни о Джеймсе Смите. И пока я не найду доступ к файлам отдела охраны, выяснить об этих субъектах ничего не удастся.

И если кто из системы имел видоизмененное резюме, я не могла этого обнаружить.

Кроме того, информация, с которой я сверялась, могла быть не надежнее внутренних сведений. База данных Гарварда уже попала под удар. А сколько еще учреждений оперируют фальшивой информацией?

За последнее время УБ предлагает множество контрактов по управлению данными. И не только с учебными заведениями, а также с банками и фондовыми биржами… Правительственные контракты с Пентагоном, с налоговым управлением, с министерством здравоохранения… Мы даже предлагаем программу подсчета голосов таким крупным штатам, как Нью-Йорк, Флорида, Техас и Калифорния. Мы выходим и на мировой рынок. Свидетельство тому — командировка Пижона в Японию.

Возможно ли в таких условиях отыскать правду? Приходится работать с обрывками информации, да и ту в любой момент могут легко заменить. Так же легко, как я создала свою липовую компанию «Алан Грейс», когда захотела поиграть на фондовой бирже.