Он вздохнул.
– Это начинает походить на допрос. Ты при любых обстоятельствах остаешься полицейским?
– Совершенно верно. Рассказывай мне всю историю. Я люблю длинные истории.
Его руки сжались вокруг ее шеи в шутливой угрозе.
– Могу сразу сказать, что ты доставишь мне массу неприятностей.
– Никто больше и не осмелится. Тебе не пойдет на пользу, если все будут относиться к тебе с почтением. Так ты и сам поверишь, что заслуживаешь этого, – она рассмеялась, ее тело расслаблено и гибко прижималось к его.
Это было ее место. Он чувствовал это. Знал в глубине души. Не было ни капли сомнения, что Джексон была его второй половинкой. Созданной для него. Предназначенной для него. Каждый раз, когда он глядел на нее, он находил, что хочет улыбаться. Каждый раз, когда он глядел на нее, его внутренности превращались в расплавленную лаву.
Кованные железные ворота распахнулись перед лимузином, высокие и замысловатые, и такие же красивые, как и все поместье. Машина плавно проехала через открытые ворота, а затем вверх по подъездной аллее к дому. Высокие кустарники по обеим сторонам создавали дикий, похожий на лес, вид. Куда бы ни пал ее взгляд, везде были различные деревья, папоротники и кусты. Посмотрев вверх, она смогла увидеть несколько этажей с башенками и балконами, расположенными в самых неожиданных местах. Повсюду были вставлены всяческих форм и размеров витражные окна. Это было так красиво и старомодно.
– Большую часть витражей прислала Спутница жизни моего брата‑близнеца Габриеля. Она делает невероятную работу. Она великая целительница, и это отражается в ее изделиях. Многие кусочки прошли через руки Франчески и их подопечной Скайлер. Изображения предлагают защиту тем, кто находится в доме, – он проговорил это спокойно, констатируя факт, словно вел светскую беседу.
Джексон поняла, что то, что он говорит ей намного важнее, чем кажется с первого взгляда. Она приняла руку, которую он предложил ей, и вышла из огромной машины.
– Хочу, чтобы ты знал, я больше не поеду в этой штуковине. Это такое расточительство, такой грех. А если ты не знаешь, как водить, то я делаю это превосходно.
Шофер прочистил горло, доблестно стараясь скрыть улыбку.
– Извините, мисс, вы же не пытаетесь лишить меня средств к существованию?
Она склонила голову на бок и посмотрела на него проницательным, оценивающим взглядом. Он двигался, как боксер, его походка была совершенной. Под его абсурдной униформой угадывались крепкие мускулы. Кем бы этот мужчина ни был, но только не шофером.
– Как ваше имя? – обладая этой информацией, ей ничего не стоило выяснить о нем больше.
Он усмехнулся, приподнял фуражку и скользнул обратно в машину.
– Трус, – прошептала она в ночь. Затем посмотрела на Люциана, стоявшего неподвижно, как статуя. – А ты. Что мне делать с тобой?
– Это был не я, кому грозила опасность, ангел. Это была ты, – его рука обхватила ее за шею, заставляя подняться вверх по лестнице к входной двери.
– Не имеет значения, за кем из нас они пришли, Люциан, – терпеливо объяснила она. – Ты мог бы стать тем, по ком они бы нанесли удар. Я пыталась убрать тебя с дороги, но ты был неподвижен и как всегда упрям.
– Не было никакой опасности, Джексон. У них были отвратительные намерения. Со стороны их босса было довольно отчаянно послать трех таких некомпетентных стрелков, как ты считаешь? – он стоял достаточно близко к ней, чтобы она могла почувствовать тепло его кожи, хотя на ее шее покоилась только его рука.
Джексон услышала свой собственный смех. Этот звук удивил ее. Он вел себя, ох, так невинно. Ничто не раздражало его, ничто не беспокоило. Его голос был неизменным – тихим и красивым, не несшим никакой ответственности за интриги и правонарушения. Потянувшись, он открыл тяжелую дверь. На краткий миг его рука легка на ее плечо, после чего упала, а он отошел от нее.
– На сей раз ты не больна. Ты входишь в мой дом по собственной свободной воле? – спросил он со всей серьезностью, от его обольстительного голоса у нее растаяло сердце.
По какой‑то причине она заколебалась, продолжая стоять снаружи. Она могла видеть холл, выложенный мрамором. Он манил ее, притягивал своим убежищем. Почему он спросил так официально? Почему он не стоит спокойно и не позволяет ей войти? Джексон прокрутила его слова у себя в голове. В этом была какая‑то формальность, чувствовался какой‑то ритуал. Люциан продолжал сохранять молчание, нагнетая дурное предчувствие, что было что‑то, чего она не понимала.
Джексон повернулась к нему лицом, отбрасывая голову назад, чтобы заглянуть в его глаза. Бездушные. Потерянные. Одинокие. Он стоял в полнейшей тишине, высокий и прямой, его лицо скрывала тень.
– Если я войду по собственной свободной воле, это даст тебе какую‑нибудь власть надо мной? – она не могла скрыть дрожь в голосе.
Он не рассмеялся над ней, что, как она опасалась, он может сделать. Он просто наблюдал, не моргая, не отрываясь. Джексон облизнула свои внезапно ставшие сухими губы.
– Ответь правдиво. Это как‑то свяжет нас или сделает так, что я окажусь здесь пленницей?
– Если ты так сильно меня боишься, то почему думаешь, что я открою истину лишь потому, что меня об этом просишь ты?
– Просто знаю, – она деликатно пожала плечами. – Я знаю вещи, и ты никогда не лгал мне. Так что говори.
– Я уже связал нас воедино особыми ритуальными словами. Ты больше не сможешь покинуть меня, точно так же, как я тебя.
Она моргнула.
– Ритуальные слова? – прежде, чем он смог ответить, она встряхнула головой. – Не продолжай. Я не позволю сбить себя с толку. Буду ли я пленницей?
– Что касается положения пленницы, то ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудиться, – она продолжала смотреть на него. Люциан слегка улыбнулся, его озорная мальчишеская улыбка, похоже, часто выручала его из всяких бед. – Если только, тебе не грозит опасность.
– Не могу дождаться, чтобы услышать, кто решает, что представляет собой опасность. И ты не облегчаешь мне этого. Не понимаю, почему я позволила тебе войти в мою жизнь и взять ее под контроль. И, Люциан, – она сладко улыбнулась ему, – я не такая, как ты. Кем бы ты ни был, а я не готова еще это выяснить, твои ритуальные слова не могли связать нас. В вопросах взаимоотношений, я сама принимаю решения. Да, я вхожу в твой дом по собственной свободной воле.
Она переступила порог и чуть не впала в панику.
Что‑то внутри нее пошевелилось и ожило. Оно было таким сильным, что она чуть не развернулась и не выбежала наружу, неспособная определить, что это такое, но, тем не менее, ее тело, ее сердце и ее душа узнали это место, этого мужчину. Дверной проем загораживало большое тело Люциана. Он поймал ее за талию и запросто удержал ее. Сила в его руках была огромной, но, тем не менее, он был так нежен, что не смог причинить ей боли.