— Отослали ее, думая, что моя одержимость ею изменится? И вы не ошиблись. Она действительно изменилась. Моя одержимость превратилась в полную привязанность.

— Аврора, иди сюда, — рявкает мама тоном, который уже давно не имеет надо мной власти.

— Я пришла попрощаться. Не хочу, чтобы ты искала меня, — мягко говорю я. Мне нужно это сделать. Я хотела попрощаться лицом к лицу, чтобы она знала, насколько я серьезна. И не важно, что она собирается сказать или сделать.

Она указывает на Ноа пальцем.

— Я буду судиться с тобой. Я заплатила, чтобы она училась. Я заплатила…

Ноа снова прерывает ее:

— И вы не дали ей ни цента из тех денег, что она заработала на своих выступлениях. На вашем месте, я бы не стал выдвигать обвинения. Вряд ли вам хочется, чтобы мир узнал, как вы действительно относились к своей дочери, не так ли?

Мама открывает рот, однако Ноа обрывает ее:

— Я так не думаю. Я намного могущественнее вас, и превращу вашу жизнь в ад, если вы еще раз попробуете навредить Авроре, — слова Ноа не оставляют простора для возражения. Я вижу, что мама настолько злится, что начинает дрожать. — Не испытывайте меня. Я сделал бы все это, но не собираюсь, потому что Аврора попросила оставить вас в покое. А я дам ей все, о чем она попросит. Если только… — он позволяет угрозе повиснуть в воздухе.

— Хорошо, — я слышу поражение в ее голосе.

— Прощай, мама, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Услышав, как она тихо произносит мое имя, я останавливаюсь. Я не оборачиваюсь, просто жду, есть ли ей что сказать, прежде чем я уйду навсегда.

— Не жди от меня ни цента. Если сейчас уйдешь, то будешь мертва для меня.

Я позволяю раствориться последней надежде, что еще теплилась, и киваю, не оборачиваясь. Я чувствую сильную руку Ноа, которой он обнимает меня, и когда иду к машине, ощущаю, как рушится не только надежда на отношения с матерью, но и ее вес, грузом свисающий с шеи. Я никогда не понимала, какое несла бремя. Теперь, когда оно исчезло, появилось чувство, что я могу без сожалений двигаться вперед.

Когда мы добираемся до машины, Ноа открывает дверь, помогая мне сесть в лимузин.

Я устраиваюсь внутри, и Элина опускает разделительное стекло.

— Домой? — с улыбкой спрашивает она.

Боже, я люблю ее. Она была для меня большей мамой, чем моя собственная, и я знаю, что она будет замечательной бабушкой для наших детей.

— Домой, — говорю я, откидываясь назад в объятия Ноа.

— Готова снова быть похищенной? — шепчет он мне на ухо.

— Думаю, в этот раз я хочу бодрствовать во время поездки, — улыбаюсь я, чувствуя, как он скользит ладонью по моему бедру.

Пять лет спустя…

— Посмотри на них. Они так взволнованы! — говорю я, не уступая в эмоциях детям.

Это рождественское утро, и Ноа с трудом удерживает меня на коленях, пока две наши малышки играют со своими новыми игрушками, разбросанными на полу. Входит Элина с подносом горячего шоколада и печенья. На дереве мерцают огоньки, и все мы невероятно счастливы.

— Конечно, они взволнованы. У них есть куча игрушек и еще большее количество сладкого.

Я смеюсь и ерзаю на коленях Ноа. Своей большой ладонью он ласкает мой живот, и я ощущаю, как чувство комфорта и покоя омывает меня.

Обе наши девочки такие милые. Матильде пять, а Опал три. И мальчики-близнецы родятся со дня на день. Ноа спросил меня, готова ли я остановиться после этой беременности, но думаю, что, может быть, еще разок. Я пока не готова отказаться от рождения детей.

Я та мама, которой хотела быть для своих малышей. Знаю, иногда мое терпение бывает на пределе, и я всегда чувствую себя виноватой, когда тайком пробираюсь вздремнуть, но, думаю, так себя чувствуют большинство мам. Мне повезло, что у меня есть Ноа и Элина, но еще у меня есть друзья.

Мы переехали на материк, когда Матильде исполнился год, потому что я хотела, чтобы она общалась с другими детьми. Я познакомилась с другими мамами и поняла, что никто не идеален. Возможно, я не идеальна, когда дело касается воспитания детей, но я поняла, что большинство родителей чувствуют себя так же, как и я — постоянно в беспокойстве, но наполнены огромной любовью, которая до этого казалась невозможной.

Ноа подтолкнул меня открыть свою собственную танцевальную студию, чтобы преподавать в начальных классах для детей. Сначала я не была уверена, но он знал, как сильно я скучала по танцам. Преподавание занимает всего несколько вечеров в неделю, но видеть свет в глазах детей — это того стоит. Я забыла волшебство, которое приходит с изучением движений и возможностью выразить себя. Именно этого мне не хватало и, конечно, Ноа знал это. Сейчас я очень счастлива, и все мои мечты сбылись. Даже те, о которых я не знала.

Теперь мы приезжаем на остров на праздники и проводим время в уединении. Проводить Рождество здесь — наше любимое занятие, потому что кажется, будто наша семья находится в огромном пузыре, где только мы, и это связывает нашу семью крепкими узами.

— Посмотри, что я нашел, — говорит Ноа, целуя мою шею.

Взглянув вверх и увидев, что он держит надо мной омелу, я поворачиваюсь у него на коленях.

— Это та омела, что висела сегодня утром над нашей кроватью?

— Она висела прямо у тебя между ног. Что я должен был делать? — улыбается он, как кот, который объелся сливок. Именно это он и сделал в первую очередь сегодня утром — с удовольствием вылизал меня.

— Ты изо всех сил стараешься, чтобы эти малыши родились сегодня, не так ли?

Большой ладонью он потирает мой живот, и я чувствую, как его эрекция прижимается к моей попе.

— Это единственный подарок, который я хочу.

Мой срок только через две недели, но доктор сказал, что с близнецами я могу родить раньше. Ноа так взволнован, что это слишком очаровательно.

— Ты знаешь, если бы я могла это контролировать, то сделала бы это. И, думаю, если бы ты мог сделать так, чтобы воды отошли, сегодня утром это произошло бы, — я краснею, когда вспоминаю, как глубоко он был. — На самом деле, мне довольно больно от твоих попыток.

— Бедная Звездочка, — говорит он, незаметно запуская руку под мой халатик и ощупывая меня между ног.

Он накрывает ладонью мои половые губки, и я стараюсь подавить стон.

— Ноа. Дети увидят, — бормочу я, когда он целует меня.

— Тс-с-с. Они заняты с… — он замолкает на полуслове, его глаза округляются от удивления, шока, а затем и волнения. — Аврора?

— Или я только что пописала на тебя, или мои воды отошли, — говорю я, ощущая, как между моих ног просачивается влага.

— Мальчики рождаются! — кричит Ноа, и все начинают двигаться.

Элина вызывает лодку, чтобы доставить нас на материк, а девочки прыгают вокруг, такие же взволнованные, как и Ноа.

Я уже делала это дважды, так что не нервничаю. Грозно смотрю на Ноа.

— Что? — со смехом говорит он, когда хватает мою сумку и надевает обувь.

— Ты всегда получаешь то, что хочешь? — спрашиваю я, ощущая, как живот стягивает, когда приходит небольшая схватка.

Ноа поднимает меня на руки и выходит из дома, и все следуют за нами.

— Когда это касается тебя и моей семьи, все просто. Да.

Его ответ такой самодовольный, но я знаю, что он прав.

— Теперь давайте сделаем это Рождество лучшим, — объявляет он, и все радуются.

Десять лет спустя…

Я сижу, откинувшись на спинку кожаного кресла. Холодная кожа трещит, когда я сжимаю руками подлокотники и сосредотачиваюсь на сцене.

Аврора в центре, облаченная в нечто невинное и милое. Это ночная сорочка персикового цвета, которая ниспадает и облегает изгибы ее бедер. Она шелковая с глубоким вырезом, отчего ее твердые соски выглядят аппетитнее.