Адам жестом показывает мне, что время, отведенное мне для ежедневного разговора с мамой, истекло.
-Мамочка, передавай всем привет, и поцелуй их от меня.
-Да, доченька, обязательно.
-Пока.
-До завтра.
Я возвращаю телефон Адаму, он внимательно смотрит на меня, и аккуратно говорит:
-Арина, мне очень жаль...
Я не даю ему возможности продолжить:
-И каким местом я похожа на человека, которому требуется твое сочувствие? Адам, запомни раз и навсегда, я - не жертва. Понял? Так что засунь себе свою жалость...
Ух ты, а ведь он не привык к подобному обращению:
-Я не давал тебе повода так со мной разговаривать.
-Зато я себе его дала!
-В следующий раз вовремя возьми себя в руки, и промолчи.
-Адам, единственное существо на Земле, которое способно на то, чтобы заткнуть мне рот - это я сама. Причем, я делаю это настолько виртуозно, что тебе и не снилось.
Он подходит ко мне почти вплотную:
-Арина, я так стараюсь заслужить твою дружбу и... благосклонность, но ты постоянно меня отталкиваешь. При этом я прекрасно вижу, что не противен тебе, что я тебе нравлюсь. Почему ты так непоследовательно ведешь себя со мной?
-Потому что никто никогда не получит от меня то, что ты называешь благосклонностью.
-Никогда не говори никогда.
А-а-х, мое тело приятно завибрировало от его, сомкнувшихся за моей спиной, рук, от ощущения тепла его, прижимающейся к моей, груди. Он наклоняет ко мне голову, и тихо говорит, лаская своим дыханием мои губы:
-Вот видишь - совсем нестрашно.
Я умоляю его шепотом, потому что не могу нащупать свой переключатель громкости голоса:
-Отпусти меня... отпусти меня.
Его язык и губы уже исследуют местечко на моей шее возле мочки уха, он отрывается на мгновение, чтобы нежно сказать:
-Расслабься, ни о чем не думай. Тебе будет хорошо, тебе будет очень хорошо.
Как приятно... так и хочется расслабиться, так и хочется ощутить его и на себе, и в себе... Бэмби, Бэмби, возьми себя в руки... разберись со своими гормонами, пока они не разобрались с тобой.
Мой шепот превращается в жалобный писк.
-Нет, пожалуйста...
-Ариночка, не сдерживай свое желание. Не надо сдерживаться.
Он слегка закидывает мне голову, и увлажняет своими поцелуями разгоряченную кожу на моих щеках и шее. Я об этом пожалею... если я сейчас поддамся искушению, то обязательно об этом пожалею...
Пытаюсь протестовать, но лишь громко всхлипываю:
-Н-е-е-е-т... ника-ко-го... же-ла-ния.... н-е-е-е-т.
Его рука нежно мнет мою грудь... Мои голосовые связки предают меня - они не слушаются моих вялых мысленных команд, и из моего горла начинают исходить звуки постанываний, которые означают не "нет", а "да"....
Я потом подумаю о причине, я потом проанализирую то, почему в тот момент, когда его губы нежно и властно обняли мой рот в страстном поцелуе, мои мозги как будто окатило ледяной водой.
Эта воображаемая вода смывает и разрывает все электрические импульсы, поступающие в мой мозг и от моего тела, и от, прижимающегося ко мне, мужского тела...
Этого очищения хватает мне для того, чтобы начать вырываться из рук Адама. Он нехотя отрывает от меня только свой рот, и только для того, чтобы сказать:
-Я же попросил тебя расслабиться.
-А я попросила тебя остановиться.
-Нет.
Я делаю то, чего никогда раньше не делала - сжимаю руку в кулак, и бью им по упрямо опускающимся к моему лицу, губам. Адам вовремя отворачивается, и я промахиваюсь, из-за чего костяшки моих пальчиков жалобно хрустят, в отличие от кости его скулы.
Ай-ай-ай... больно... больно-то как...
Я смотрю на свои пальцы, баюкаю их, и мысленно обещаю им, что боль скоро пройдет.
Позади себя слышу властный жесткий голос:
-Арина, найди кого-то, кто займется твоей рукой.
Сева, Севочка.... И где ты был? ... И далась тебе эта запись...
-Не пойду. Я хочу присутствовать при вашем разговоре.
Адам, ни капли, не смущаясь появления Главы своего Рода, спокойно говорит:
-Всеволод, я сейчас все объясню.
Мои пальцы распухают на глазах, Сева бережно прикасается к ним, и начинает их аккуратно поглаживать:
-Адам, моя сестра поранила себе руку - как ты считаешь, мне нужны твои объяснения?
Я смотрю на свои пальцы - страдальцы, и пытаюсь пошевелить ими, но у меня ничего не получается. Вскидываю голову, услышав какое-то непонятное копошение. Вижу на полу, извивающегося от боли, Адама, и впадаю в панику:
-Сева, Севочка, нет, не надо, пожалуйста.
Мой братец все так же невозмутимо держит мою руку, все так же внимательно рассматривает мои пальцы, и, не поднимая головы, спокойно говорит:
-Ну и где же тут логика, сестренка? Ты же сама хотела присутствовать при нашем с Адамом разговоре. Или ты считала, что мы тут с ним сядем, выпьем по чашечке кофе, выкурим по сигаретке, и что я буду с интересом выслушивать от него интимные подробности того, что здесь произошло?
-Сева, остановись.
Адам расслабляется, но не спешит встать на ноги. Когда-то Никита рассказывал мне о том, что Сила, подвергнувшаяся Силовому нападению, потом еще долго болит, и долго восстанавливается.
Мой брат отдает команду своему Родичу:
-Лед и болеутоляющее - быстро.
-Всеволод, я хочу объяснить. Выслушай, пожалуйста, выслушай - я люблю Арину...
Когда-то давно (да нет, очень давно) я ходила в театр на оперу композитора Арриго Бойто. Этот вид искусства никогда не привлекал меня, никогда не воодушевлял меня, и не оставлял во мне должных, эстетически развитым людям, впечатлений. Эта опера не стала для меня исключением. Но вот смех актера, который исполнял партию главного героя, еще долго преследовал меня в моих снах. Сева сейчас смеется точь-в-точь, как тот оперный певец.
Этот Мефистофельский смех гонит по моей спине табуны мурашек...
- Адам, да ты в своем уме? Это ты кому сейчас говоришь о своих чувствах? Тому, кто умеет их читать лучше всех на Земле? Так вот, я тебе скажу то, о чем ты пока даже не догадываешься - ты не просто влюбился в мою сестру, но еще и Застыл к ней. Твоя Сила в присутствии Арины ведет себя так же, как и Сила моего отца, когда рядом с ним находится моя мама.