Такое встречное питание, обмен пищей или выделениями кормовых желез, взаимное кормление разновозрастных членов общины — особей разных поколений или разных форм — именуется в науке трофаллаксисом. Это важное слагаемое сплачивающего семью обмена веществ.

Удивительные вещи были открыты, когда внутрисемейный обмен стали изучать с помощью радиоактивных изотопов. Этот метод позволил детально проследить путь пищи в семье. Рабочий-фуражир рыжего лесного муравья, до отвала нагрузившийся кормом с примесью активного фосфора, возвращался в гнездо и тут же отдавал добычу примерно десятку муравьёв, а те, в свою очередь, делились полученным с другими. В конечном счете корм, принесенный одним фуражиром, распределялся за короткий срок среди доброй сотни муравьёв, в том числе и среди молодых крылатых. То же наблюдалось, когда подопытным муравьям иглой впрыскивали меченый фосфор в брюшко: пища не оставалась здесь, а кругами расходилась в недрах семьи. С разной скоростью в семьях разных муравьёв расходился и корм с радиоактивным йодом. Чем совершеннее вид муравьёв, тем быстрее идёт в семье обмен веществ и равномернее распределяется добыча.

Но вот личинка завершает рост и начинает окукливаться. Она выпрямляется, становится жесткой и у большинства муравьёв заматывается в серо-желтый кокон из плотного шелка. Иногда няньки заблаговременно перетаскивают выросших и созревших личинок в глубь гнезда, где поспокойнее. Когда кокон готов, те же няньки отрезают шелковые нити, которыми он прикреплен к комочкам земли, и, очистив от песчинок и пылинок, уносят в коконохранилища.

Существуют муравьи, у которых куколки голые, например живущие на деревьях Экофилла смарагдина. Есть и муравьи, только частично окукливающиеся в коконах.

Совершенно белые и почти прозрачные, словно вылитые из тонких пленок стеарина, куколки со временем мутнеют, становятся рыжеватыми, а потом и совсем темнеют.

Коконы с созревающими куколками рабочие муравьи поднимают ближе к выходу или на поверхность, иногда выносят и за пределы муравейника, а через какое-то время возвращают снова в гнездо.

Перетаскивание расплода может показаться и суетливым, и беспорядочным, однако доказано, что молодь в муравейнике размещена отнюдь не произвольно.

В застекленном гипсовом блоке, пронизанном ходами и полостями, содержалась небольшая семья Соленопсис фугакс. В гнезде было 33 камеры. В день обследования 14 из них занимали куколки, 1 — дозревающие куколки и личинки, 7 — личинки рабочих среднего возраста, 5 — взрослые личинки крылатых, в одной обитала матка, 4 — оставались незанятыми; итого 32. Последняя по счету — 33-я камера находилась в самом сухом районе гнезда, далеко от камер с расплодом. Она оставалась необжитой: муравьи заходили сюда только ненадолго. Гипс здесь так быстро потемнел и загрязнился, что не приходилось сомневаться относительно назначения камеры. Сюда муравьи сносили и фекальные шарики, выброшенные окукливающимися личинками, и пустые коконы, и прочий мусор из всех углов гнезда.

Сквозь основание гнезда, заселенного Соленопсисами, проходила трубка с водой, и в разных камерах на разных расстояниях от нее влажность была разной. Личинки разного возраста и куколки испытывают неодинаковую потребность во влаге, и все же температура важнее для развивающихся насекомых. Таким образом, когда няньки с места на место, из ниши в нишу, из камеры в камеру переносят молодь — куколок, пакеты яиц или личинок, они как бы кормят их теплом и прячут от вредного холода, снабжают влажностью и уберегают от вредной сухости.

И дело здесь не только в погоне за потребными физическими условиями. Если автоматически поддерживать, казалось бы, наилучшую для развития постоянную температуру и устойчивую влажность, то муравьиный расплод будет очень туго инкубироваться. Само перемещение и, главное, связанная с ним смена условий стали, видимо, обязательны для развития.

Итак, ни яйца, ни личинки, ни куколки не предоставлены самим себе. Каждый муравей как бы трижды появляется на свет, и всякий раз, как правило, с помощью старших рабочих. Один рабочий муравей принимает только что снесенное самкой яйцо, другой переносит вылупившуюся из яйца крохотную личинку и присоединяет её к живому пакету. И, наконец, ещё какие-то муравьи вскрывают кокон — ведь когда созревшему насекомому приходит пора освободиться от шелковой рубашки, челюсти его обычно слишком мягки. Даже старшие муравьи не без труда разрывают извне прочную оболочку кокона, помогая своему сородичу покинуть колыбель. Они делают это хотя и без особых церемоний, но и не причиняя никакого ущерба, что очень важно: муравей ещё нежен и хрупок.

Если из кокона выходит самец или самка (их коконы крупнее), муравьи-няньки расправляют новорожденным слежавшиеся перепончатые крылья.

Сказанное может убедить, что судьбу расплода определяют лапки и жвалы рабочих муравьёв. Однако ещё в большей мере будущее молоди зависит от язычка тех же рабочих.

Рассказ о главных свойствах и особенностях взрослых членов муравьиной семьи осталось дополнить напоминанием ещё о некоторых отличиях самцов и самок от рабочих.

Самцы и самки лишены некоторых желез, обязательных у рабочих; жвалы их устроены по-другому, язычок очень короток и зобик совсем не тот. Надглоточный нервный узел сильнее всего развит у рабочих, у самок — несколько слабее, у самцов — совсем плохо.

После всего сказанного надо объяснить, что же помогает учёным опознавать и различать муравьиные виды, как ориентируются они в массе непрерывно выявляемых форм. Это трудное дело лежит на обязанности систематиков.

Учась находить и прослеживать отличия в строении и в особенностях образа жизни разных видов, специалисты рассортировывают всю массу муравьёв, обитающих на Земле, на пять больших колен, именуемых подсемействами (запомним, впрочем, что далеко не все согласны с таким делением: одни считают, что подсемейств не больше трех, другие — что их не меньше десяти).

Каждое подсемейство состоит из сходных родов, а род, в свою очередь, формируется из сходных видов.

Систематики указывают разграничительные линии, по которым пролегают рубежи отдельных видов, и поддерживают порядок в их наименованиях. Это тоже не так просто: ведь ни одна вновь открываемая форма не имеет готового названия.

Присваиваются же названия не произвольно и не по вдохновению; одновременно должен быть определен и род, к которому новый вид относится.

Перечислим эти странно звучащие для непривычного уха названия подсемейств:

1.  Дорилиды, среди которых наиболее известны роды Дорилюс, Эцитон.

2.  Понеридысо знаменитыми родами Понера, Мирмеция.

3.  Мирмицидыс родами Мономориум, Мессор, Феидоле и многими другими.

4.  Криптоцеридыс родами Атта, Акромирмекс.

5.  Формициды, которые, кажется, богаче всех выдающимися родами, такими, как Формика, Кампонотус, Лазиус, Экофилла, Полиергус и многими другими.

Но это все названия только подсемейств и родов, а названия видов и разновидностей звучат, по крайней мере, в два раза более сложно, поскольку вторая половина этих названий ничуть не проще, чем первая.

Однако что же делать, придётся их запомнить.

Сооружения, возводимые насекомыми и пауками, описаны неоднократно. Стоит вспомнить хотя бы паутину крестовика или подводные колокола водяных пауков, коконы шелкопрядов, домики личинок ручейника, гнёзда и норы ос и шмелей, шахты жуков-навозников, пчелиные соты…

Из муравейников, пожалуй, наиболее известны те иногда огромные бурые кучи, которые так часто встречаются в наших лесах. Что касается гнёзд других видов, о них знают гораздо меньше, чем они того заслуживают.

В том, как устраивают гнёзда и наши местные виды, и чужеземные, заморские, заокеанские — обитатели дальних стран, немало любопытного и диковинного.

О самом важном, что здесь установлено, скажем словами старой поговорки: «Каков строитель, такова и обитель».