В конце концов под давлением международной общественности, чтобы как-то обелить свое лицо, военное правительство посчитало необходимым отменить цензуру на книги. Новый закон открыл доступ в страну текстам, пребывавшим под запретом на протяжении десяти лет. Некоторые книготорговцы завезли в Чили «Дом призраков». Он был с любовью встречен моими соотечественниками.

Критики единодушно указывали, что в романе очень сильно ощущается влияние Гарсиа Маркеса. (В Италии книга вышла с красной полосой на обложке, на ней значилось: «Гарсиа Маркес в юбке».) Сама Альенде считает, что колумбийский писатель кардинальным образом изменил направление развития всей латиноамериканской прозы, после «Ста лет одиночества» вся проза континента стала иной. Кроме того, сравнение с Маркесом она воспринимает как высшую похвалу для себя: «Ну, скажем, если бы я была балериной и мне сказали, что я танцую, как Павлова». Действительно, Альенде разделила судьбу многих сегодняшних авторов, оказавшихся в тени этого писателя. Иначе и быть не могло. Однако уже в первой ее книге заложена попытка преодолеть силу притяжения Маркеса, начать самостоятельное движение. Работая над «Домом призраков», она не думала о роде Буэндиа, она вспоминала собственную семью.

— Больше всего в работе над этой книгой мне помогло то, что я — из семьи безумцев, неукротимых чудаков. (Речь идет, разумеется, о семье матери.) Среди моих родственников по этой линии немало совершенно фантастических персонажей.

Дядя героини моего романа поднимается на изобретенной им машине в воздух и улетает за горный хребет, другой танцует фламенко на столе в гостиной и умеет увидеть будущее в стеклянном шаре... Такими были мои родные дяди. А моя бабушка? Совершенно умопомрачительная женщина! В романе я назвала ее Кларой дель Валье. Конечно, кое-что в этом образе преувеличено. Но это — моя бабушка!

С такой семьей нетрудно было написать книгу, о которой в Европе сказали, что это «фантастический реализм». Журналисты не верят, когда я им твержу: «Люди, подобные моим героям, существуют в жизни».

О ненависти и страхе, о любви и солидарности

Два следующих романа Исабель Альенде — «О любви и мраке» (1984) и «Эва Луна» (1987) — упрочили ее славу. При этом нельзя не отметить, что каждый новый роман являлся неожиданностью для поклонников ее творчества, каждый решительно не походил на предыдущий. Шел и продолжает идти поиск своего места в литературе, вырабатывается и шлифуется собственная художническая позиция.

Вопрос: За каждой из книг стоит определенный этап вашей жизни. «Дом призраков» вобрал в себя опыт отчуждения, ностальгии по потерянному миру. А «О любви и мраке»?

Ответ:«О любви и мраке»? За этим романом стоят ярость, ненависть, бессилие перед лицом того, чем стали для Латинской Америки репрессии, пытки, смерти, грязная война и особенно пропавшие без вести. Роман основан на подлинных фактах: в Чили в 1973 году кто-то на исповеди рассказал священнику о заброшенной шахте — месте тайного захоронения пятнадцати человек. Католическая церковь вскрыла шахту раньше, чем полиция смогла воспрепятствовать. Это был первый публичный скандал, связанный с массовыми убийствами. Было известно, что они совершались, но доказательств до тех пор не находилось. Я начала писать эту книгу, испытывая гнев и злость. Но по мере того, как роман продвигался вперед, становилось ясно: получилась не история о ненависти, страхе и смерти, а история любви и солидарности. Ведь на каждого замученного, каждого убитого приходилась тысяча тех, кто рисковал жизнью, помогая другим, во имя истины, во имя свободы и справедливости. Отрицательные эмоции, что переполняли меня, тяжким грузом лежали на сердце, уступили место светлым чувствам: любви и доброте по отношению к жизни...

Героиня последнего романа писательницы, Эва Луна, рассказывает на страницах книги историю своей жизни. Это череда почти фантастических событий я приключений. Альенде использует сюжетную схему классического испанского плутовского романа: в семь лет оставшись круглой сиротой, Эва начинает самостоятельную борьбу за существование, в поисках сносных условий она меняет хозяев, переходит из дома в дом и таким образом впрямую сталкивается с тяжелой, враждебной к людям ее класса действительностью.

Альенде, как и авторы плутовских романов, стремится к созданию обобщенного портрета эпохи Но ее отношение к реальности весьма своеобразно. Персонажи «Эвы Луны» подобраны, как правило, по признаку их исключительности, порой даже неправдоподобности. Так, первый хозяин Эвы — французский профессор — всю жизнь отдал усовершенствованию бальзама, способного предохранить тела умерших от тления. Его «пациенты» могут навечно стать памятниками самим себе, могут украшать парки и аллеи. Другая хозяйка героини изобрела Универсальный Материал, и ее дом, наполненный вылепленными из него предметами, стал похож на сказочную страну.

Сама Эва Луна от бога наделена чудесным даром — умением рассказывать истории. И то, что повествование ведется от ее имени, — не условный прием. Именно воображение героини становится зеркалом, в котором не столько отражается, сколько преображается реальность, обретая облик «реальности чудесной». Не случайно эпиграфом к роману взяты строки из «Тысячи и одной ночи». Эва Луна — новая Шахерезада, ее призвание — дарить людям свои сказки и волшебными вымыслами вырывать их из рутины повседневности, учить мечтать. И придумывание историй в конце концов превращается в профессию Эвы, она начинает писать сценарии для телероманов. И первый же ее телероман — история собственной жизни.

Но есть в «Эве Луне» еще одна тема, очень важная для творческой и жизненной позиции Исабель Альенде. (Не случайно в романе так подробно описана судьба Мими. Это мужчина, почувствовавший в себе женщину. Он сделал все, чтобы изменить свой пол, и в результате стал знаменитой актрисой.)

«Магический феминизм»

— ...написать эту книгу значило для меня примириться наконец с тем, что я — женщина. Я всегда хотела быть мужчиной, ведь это гораздо легче. Но теперь не чувствую такой потребности, наверняка потому, что мне удалось совершить то, что делают они. Лишь после сорока лет я научилась ценить то хорошее, чем владеет только женщина, и теперь думаю, что не имеет смысла меняться местом с мужчинами, несмотря на все их огромные преимущества. У женщин богатый мир чувств, у мужчин они ампутируются в младенчестве, — есть материнство, мы воспринимаем жизнь чувствами, а не только разумом; у нас сильнее развиты интуиция и воображение. Думаю, мы, женщины, можем сделать жизнь красочнее...

Меня воспитывали так, чтобы я была лишь женщиной, и именно это мне сегодня мешает. Девочек моего поколения готовили на второстепенные жизненные роли, учили быть помощницами мужчин: медсестрой при враче, секретаршей при шефе, ассистенткой при профессоре, спутницей мужа... У нас отняли всякую возможность реализовать собственные способности: нам было суждено стать супругами и матерями, в крайнем случае выполнять какую-нибудь несложную работу, но выделиться из ряда — никогда.

И только прожив сорок лет и испытав множество горестей, я узнала, что и мои слова кому-то интересны. Мне всегда казалось, что это невозможно, и не оттого, что я — женщина, а оттого, что с детства мне это внушали.

Сейчас меня часто спрашивают, имеет ли литература пол? Когда женщина-хирург оперирует, никто не скажет, что это — женская хирургия, когда в зале суда появляется женщина-адвокат, также никто не скажет, что она занимается женской юриспруденцией... Но вот речь заходит о женской литературе, и это — как сегрегация. Знаете почему? Потому что писательница, работая с идеями, залезает в чужие владения, в земли, принадлежащие мужчинам. В женщине признают и восхваляют ее восприимчивость, эмоциональность, чувства — лишь бы она оставалась на должном расстоянии от сферы интеллекта и логики. Политика, история, экономика, война... Пусть эти темы жизненно важны для нее, выстраданы — на них лежит запрет.