— Не надо так смотреть на меня, мой мальчик, — мягко сказал он. — Номи рассказала мне об этом печальном происшествии, и я понимаю, что всем нам оно кажется трагическим. Но ты не должен отчаиваться. Думаешь, мне никогда не приходилось переживать подобное? Однажды я потерял в авиакатастрофе шесть портретов. И ты знаешь, что я сделал?

— Да, папа, мы знаем, — с нежностью посмотрев на отца, ответила за брата Гленда. — Ты много раз рассказывал нам об этом. Ты начал все сначала и постепенно восстановил каждую из этих картин. Это потребовало очень много времени, но в результате все они были написаны заново.

Колтон торжественно кивнул.

— И, как ни странно, они получились даже лучше, чем в первый раз!

Гленда мягко улыбнулась отцу.

— Но сейчас возникла совсем другая ситуация. Не думаю, что Гленн захочет работать с Диной во второй раз.

— Конечно, он сделает это! Нельзя же оставлять все как есть! — воскликнул Колтон и заглянул в глаза сыну. — Гленн…

— Нет, отец, — твердо произнес тот. Я еще не видела, чтобы он когда-нибудь разговаривал с отцом таким тоном. — Больше я не буду работать с Диной. У меня совсем другие планы. Я собираюсь вырезать еще одну головку Гленды — на этот раз из другого материала. У меня есть на примете отличное темное дерево, которое даст нужную текстуру и патину. Это будет гораздо интереснее головки из алебастра. Гленда всегда была моей лучшей моделью.

Гленн говорил с таким воодушевлением, что всем стало ясно — его снова охватил азарт. Именно так он выглядел, когда нашел меня в музее, вспомнилось мне, и когда работал над алебастровой головкой. Я поняла окончательно, что моя жизнь разбилась вместе с глыбой алебастра. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что я лишилась всего.

Гленда смотрела на брата с таким же воодушевлением, и в этот момент они выглядели настолько чудовищно похожими, что мне стало не по себе.

— А сидя перед Гленном в качестве модели, я тоже буду работать! — воскликнула она. — Я уже вижу, как нарисую его. Это и меня выведет из депрессии.

Колтон был доволен близнецами. Для этого человека, одержимого искусством, желание, несмотря ни на что, увидеть своих детей вернувшимися к работе было вполне естественным. В мою сторону он даже не посмотрел. Употребив выражение «несчастный случай» по поводу того, что произошло с алебастровой головкой, он на первый взгляд проявил снисходительность, но тем не менее всем своим видом давал понять, что считает меня виновной в этом. Так ему было проще.

Если бы мне не нужно было во что бы то ни стало найти Кейта, я не пошла бы на вечеринку в эту ночь. Но поскольку надежды на помощь Колтона рухнули окончательно, я вынуждена была использовать этот последний шанс оправдаться. Я не винила Номи в том, что она не акцентировала роль Гленды в этой истории. Скорее всего, мудрая женщина понимала, что едва ли Колтон принял бы мою неправдоподобную версию случившегося и поверил бы мне, а не своей дочери.

Итак, мне оставалось только пойти на вечеринку и сделать все от меня зависящее, чтобы поговорить с Кейтом. Это был последний и единственный шанс защититься от сестры моего мужа.

10

Когда елка была наряжена, близнецы, занимавшиеся этим с неуемным весельем, удалились работать в мансарду, горя желанием немедленно приступить к осуществлению своего двойного проекта. Я предложила Номи свою помощь в дальнейших приготовлениях к вечеринке, но она не стала меня слушать. Колтон в своем кабинете писал письма, и даже Джезебел ускользнула из дома погреться в ярких солнечных лучах.

Представленная самой себе, я тепло оделась, взяла бинокль Гленна и отправилась к Серым камням.

На этот раз я решила обследовать место, где скала раздваивалась, и поднялась туда. Надо мной возвышались скалы-близнецы. Словно Гленда и Гленн, сухо подумала я. Там, где одна из них уходила в небо, я обнаружила ведущие наверх ступеньки. Углубления, некоторые из которых были естественными, а другие — высеченными чьей-то рукой, оказались удобными для подъема. Осторожно преодолевая ступеньку за ступенькой, я поднялась на площадку, расположенную недалеко от вершины, и обнаружила там небольшую пещерку. Я забралась в нее и оказалась скрытой от окружающего мира каменными стенами. Никто не смог обнаружить бы меня здесь до тех пор, пока я сама не оповестила бы о своем присутствии.

Съежившись, как зверек, спрятавшийся в свою норку, я размышляла о своем затруднительном положении. Это был самый странный канун Рождества в моей жизни. Я не испытывала ничего похожего на предпраздничное настроение. Все мои ожидания умерли.

Я тосковала по тем временам, когда радовалась всему — ярко освещенным витринам магазинов, спешащим за подарками прохожим, Санта-Клаусам, то и дело попадавшимся на глаза, громко звучащим пластинкам с рождественскими гимнами…

Вместо этого меня окружали голые деревья и пустынная земля с едва заметными пятнами снега. Все это не имело никакого отношения к Рождеству. Как и пикник у костра.

Я была брошенной женой, но приказала себе не зацикливаться на этом. Лучше считать то, что происходило между мной и Гленном, временным явлением. Такие размолвки часто случаются между молодыми супругами. Нужно только верить, что я смогу вернуть его любовь. Я понимала, что он чувствует по отношению ко мне, но не хотела смириться с тем, что кусок алебастра, который еще месяц назад был просто камнем, может сыграть такую страшную роль в моей судьбе. Я должна была победить нездоровые сомнения, поселившиеся во мне.

В этот момент в моих мыслях вновь возник образ Трента. Жаль, что я не могу поговорить с ним как с другом. Однажды он уже помог мне, но я понимала, что в сложившейся ситуации на это нельзя рассчитывать.

Чей-то окрик донесся до меня издалека, и я выползла из своей звериной норки. Может быть, Гленн зовет меня? Или это просто эхо?

Меня окружали высокие каменные стены, но я обнаружила, что, перегнувшись через небольшой, доходящий мне до груди барьер, могу увидеть все озеро. Я прислушалась. Нет, никто меня не звал.

Зимнее солнце уже почти скрылось за холмами, и небо окрасилось яркими цветами зимнего заката. Костер за озером уже вовсю полыхал, и запах горящих поленьев доносился даже до меня. Скоро Чандлеры отправятся на вечеринку, но меня с ними не будет. Если они вспомнят обо мне, пусть позовут, но откликаться я не буду. Я понимала, что веду себя как обиженный ребенок, но не могла иначе. Я слишком устала от издевательств и недоверия. Здесь, в этом укромном месте, я, по крайней мере, могла позволить себе быть самой собой.

Я снова осторожно перегнулась через барьер и вдруг испытала странное ощущение власти над миром, которое может дать только высота. Все озеро простиралось передо мной. На противоположном берегу виднелся дом Макинтайров, а на лужайке перед ним плясали огромные языки костра. В сгущающихся сумерках пламя временами приобретало багровый оттенок, а на его фоне суетились маленькие фигурки. Все это так ярко напоминало картину Гленды, что я невольно вздрогнула.

Приложив к глазам бинокль, я смогла различить отдельных людей. Никого из Чандлеров там еще не было, но я узнала Пандору, одетую в довольно узкие брюки и объемный свитер. Трент тоже был там, широкими шагами прохаживаясь вокруг костра. Я не была знакома с приглашенными и их детьми, но во всей этой сцене ощущалось предвкушение праздника. Предвкушение, которое я не могла разделить.

Я оглянулась через плечо и увидела, что закат расцвечивается все новыми красками — малиновой, золотой, шафрановой — которые плавно перетекали одна в другую, а затем сливались с бледно-лазурным цветом неба.

Никто не смог бы увидеть меня в тени моей скалы. Я отошла от парапета и поднялась на высокий уступ, с которого открывался еще более полный обзор озера. При этом я нечаянно задела носком ботинка шатающийся камень, и в следующее мгновение он с грохотом покатился вниз, сотрясая скалу до самого основания, а затем, рассыпавшись на тысячи осколков, рухнул в озеро. Сердце замерло у меня в груди, и я прильнула к биноклю. К счастью, моя неосторожность никому не причинила вред, так как в этот момент по тропинке никто не шел.