В одном футе от Рэкса, опустив взор в землю, стоял де Ришло. Он не знал, сколько времени прошло с момента появления фиолетового тумана — доли секунды, дни или недели, и он даже не взглянул на очертания, которые приняла материализовавшаяся фигура. Замогильного холода, погасшего света и отвратительного запаха было для него достаточно, чтобы понять, насколько серьезно их положение.

Он, не переставая, проклинал себя за свое безрассудство, за то, что рискнул вторгнуться в этот проклятый дом, не предприняв надлежащих мер предосторожности. Он уже много лет не сталкивался с оккультизмом, и лишь беспокойство за Саймона заставило его недооценить риск, которому они могли здесь подвергнуться. Что за чудачество овладело им, в отчаянии размышлял герцог, когда он позволил скептичному, невежественному — и из-за этого лишь вдвойне уязвимому — Рэксу сопровождать его? Несмотря на свой возраст, герцог с радостью отдал бы пять драгоценных лет оставшейся ему жизни за то, чтобы глаза Рэкса смотрели в пол; в этом случае, несмотря на свой испуг, он не был бы подвержен вибрациям, исходящим из пентаграммы. Однако инстинкт подсказал де Ришло, что взгляд Рэкса прикован к этой фигуре — и у него на лбу выступили бусинки ледяного пота. Затем он почувствовал, что Рэкс готов двинуться в направлении пентаграммы и в следующую секунду услышал звук сделанного им первого шага. Дрожащими губами герцог принялся бормотать странные фразы на персидском, греческом и еврейском, которые смутно помнил с тех давних времен, когда интересовался оккультизмом, призывая, настойчиво и повелительно на помощь силы света. Почти тут же он вспомнил, как положил себе в карман свастику, которую ему отдал Макс, и понял, что его молитва услышана. Герцог нащупал драгоценный символ, и в следующее мгновение бросил его в сторону пентаграммы. Раздался душераздирающий крик, в котором перемешались отчаяние, гнев, страх и боль; так ревет зверь, которого прижгли раскаленным добела железом. Свет мигнул и включился, выключился, включился и опять мигнул, как будто две силы боролись за право распоряжаться текущим в проводах током. Им показалось, что на их лица опустился покров теплого воздуха — столь внезапно прекратился ледяной ветер. Однако, не успело в комнате стихнуть эхо этого жуткого крика, как де Ришло схватил Рэкса за руку и потащил к двери. В следующую секунду нервы обоих вышли из-под контроля, и они, вне себя от страха, бросились сломя голову вниз по лестнице.

На последний площадке Рэкс поскользнулся и проехал на брюхе оставшийся лестничный пролет. Герцог, перепрыгивавший сразу по шесть ступенек, споткнулся о его ногу и растянулся рядом с ним. Они поспешно вскочили и рванулись в библиотеку, где широко распахнутое окно указывало им путь в сад.

Добежав до ракитника, они с обезьяньей проворностью вскарабкались по его ветвям и еще через мгновение приземлились на другой стороне стены. Затем со всей скоростью, которую способны были развить их ноги, они понеслись по пустынной улице, и, лишь миновав пару перекрестков, остановились, изможденные, около уличного фонаря, чтобы взглянуть друг на друга.

Де Ришло едва мог дышать. Уже много лет он не занимался столь интенсивными физическими упражнениями, и его лицо посерело от напряжения. Рэкс тоже весь взмок от пота, но его легкие были более выносливыми, и он первым пришел в себя.

— Боже! Нам повезло, что мы смогли удрать оттуда!

Герцог, еще не успевший перевести дух, только кивнул в знак согласия.

— Беру обратно слова, сказанные мною сегодня, — поспешно проговорил Рэкс. — Не знаю, пугался ли я когда-либо по-настоящему в своей жизни, — но это было просто ужасно.

— Ближе к концу я тоже струсил. Рэкс, я не имел права брать вас в этот дом, — в раскаянии пробормотал герцог.

— Все обошлось, слава богу. Зато теперь я представляю, с чем мы имеем дело.

Герцог по-дружески взял Рэкса за локоть, и они неспеша пошли по ночной улице. Большинство людей, как он прекрасно знал, считают поклонение дьяволу и развитие мистических способностей простым суеверием, пережитком средневековья. Трудно было ожидать, что Рэкс всерьез отнесется к его предостережениям; да и мог ли он сразу поверить в то, что столь здравомыслящий человек, как Саймон, увлекся подобной практикой. Однако теперь, когда Рэкс своими глазами увидел проявление потусторонних сил, он становился вдесятеро более ценным союзником, чем прежде.

На Сент-Джонз-Вуд-Роуд они поймали запоздалое такси, и по дороге домой герцог подробно расспрашивал Рэкса о форме, которую приняла материализовавшаяся сущность. Услышав описание, он удовлетворенно кивнул. Это, несомненно, был черный слуга Мокаты.

— Вы говорили, что он… — начал Рэкс.

— Мальгаш. Это странный народ, смесь негров и полинезийцев. Много веков назад произошла великая миграция народов южных морей, которые двинулись через Малайский полуостров и Цейлон, к восточно-африканскому побережью. Удивительно — они смогли преодолеть пятнадцать тысяч миль в открытом океане на своих каноэ, и большинство из них поселилось на Мадагаскаре, перемешавшись впоследствии с аборигенами, и от них пошла раса полукровков, представители которой, кажется, унаследовали худшие черты обоих родительских народов.

— Мадагаскар — родина вуду, не так ли?

— Да… И он сам, возможно, колдун… — задумчиво произнес герцог, прерывая себя, поскольку такси остановилось около его дома.

Войдя в библиотеку, Рэкс взглянул на часы и увидел, что стрелки показывали начало четвертого. Нельзя сказать, что это был очень уж поздний для них обоих час, поскольку Рэкс частенько танцевал в ночных клубах до их закрытия, а де Ришло считал, что беседа становится по-настоящему интересной только в тихие предутренние часы. Однако сейчас они были настолько измотаны всем произошедшим, что, казалось, прошел целый месяц с тех пор, как они сели обедать.

Но несмотря на усталость, ни один из них не помышлял о постели. Рэкс разжег угасший в камине огонь, а герцог принес вино и сандвичи, которые Макс всегда оставлял для него. Они уселись в кресла и возобновили беседу.

— Вы утверждали, что он может быть мадагаскарским колдуном, — начал Рэкс. — Однако, помнится, я где-то читал, что они не имеют власти над белыми, и это, без сомнения, правда, — как иначе смогли бы белые поселенцы в Африке и в других местах держать местных в повиновении?

— Вы, вообще говоря, правы, и этот феномен легко объяснить. Белой или черной магией называется умение вызывать явления, происходящие в согласии с волей. Всякое требуемое явление может быть вызвано путем приложения силы определенного рода и нужной степени через определенного медиума. Естественно, для достижения этого необходимо знать, как привести нужную силу в нужное движение, но еще более важно учитывать качественную и количественную сторону ситуации. Очень немногие белые могут точно сказать, что именно происходит в данный момент в голове черного, и еще меньше черных способны понять менталитет белых. Следовательно, представителям каждой из рас куда проще воздействовать на людей своей расы, чем на чужаков.

Есть еще один фактор, препятствующий влиянию колдунов негроидной и монголоидной рас на белых — вибрации, которые различны для людей, родившихся в разных местах Земли. Это означает, если говорить просто, что вибрации, характерные для одной расы — длинноволновые, а для другой — коротковолновые, и чем больше разница в длине волны, тем труднее колдуну воздействовать на намеченную жертву. Будь это иначе, можно не сомневаться, что люди белой расы, пренебрегшие своим духовным ростом ради материального благополучия, никогда не смогли бы господствовать в мире.

— Однако, этот дьявол Моката, едва не разделался со мной, — содрогнулся при воспоминании Рэкс.

— Верно, но я говорил лишь в общих чертах. Существуют, конечно, исключения, и для достигающих высших ступеней посвящения — ипсиссимуса, мага, магистра храма — цвет или раса не имеют значения, — они способны влиять на любого человека, не имеющего защиты, адекватной воздействию. Возможно, что этот слуга Мокаты — один из величайших адептов левого пути. Однако, я не уверен даже в том, что он вообще является человеческим существом.