На это родители пока что ничего возразить не могли. О каком-либо воздействии на молодых мужей и речи нет, ведь неоткуда им взять то, чего они не имеют, и ухватиться тут не за что. Вот и ограничились отец с матерью тем, что укрепят дочерей, чьи идиллические грезы так жестоко разбились, в похвальном стремлении проявить терпеливость и обещают им на всякий случай защиту и поддержку. Но прежде всего потребовали, чтобы дочери отныне как можно чаще навещали своих родителей, поодиночке или вместе, как получится, не позволяя себя удерживать. Дочери охотно дали такое обещание и решили, что и друг дружку будут вновь навещать, сколько пожелают.

Тут совещание закончилось, потому что пришел Юлиан. Он с удивлением поздоровался, заставши столь многочисленное общество, и весьма сожалел, что именно в этот день отправился в лес. Затем забрал вещи у крестьянского мальчишки, который нес его сумку с провизией и ягдташ.

— На счастье, — воскликнул Юлиан, — я по крайней мере принес кое-что к ужину! Глоточек кофе для меня найдется, госпожа советница? Н-да, вас здесь целых три, вы с легкостью одержите верх над нами, двоими мужчинами! Вот, я хотел сказать, здесь кое-что для жарки, что вскорости и будет сделано, надобно только ощипать! Этим я займусь сам!

Он вытряхнул на стол содержимое ягдташа: больше трех десятков бедных пташек со свернутыми шейками и потухшими бусинками — глазками; серые дрозды, дрозды-рябинники, жаворонки, зяблики и многие другие лежали, словно мертвые человечки, вытянув окоченевшие лапки и скрючив коготки.

— Вы увидите, мама, на вкус они сущий марципан, коли хорошо приготовлены, мягонькие! Я сам прослежу. Сало на кухне найдется, жена?

— Пожалуйста, дорогой зять, не спешите! — сказала г-жа Заландер. — Мы с мужем ужинать не будем, мы совершенно сыты и намереваемся успеть на последний поезд.

— Но сударь мой Юлиан, — вмешался Мартин, — разве вы не знаете, что охота на певчих птиц под запретом? Вы же член Большого совета!

— Да ведь я, любезный отец, не охотился, я ставил силки, а несколько зябликов вообще попались случайно. И между прочим, ни один лесной охранник не посмеет ко мне подойти!

— Равенство перед законом, не так ли? — отвечал Заландер на речи Юлиана, который явно намекал, что защищен своей чиновной репутацией, правда, намекал весьма неуклюже.

— Ну что ж, кто захочет, тот и поест, я велю их зажарить, потому что проголодался! — сказал Юлиан, допивая налитую женой чашку кофе. Потом собрал птичек за ножки, по пять-шесть штук меж двумя пальцами, и с этими висячими птичьими букетами ушел на кухню.

Когда несколько времени спустя тесть с тещей и Зетти собрались уходить и шли через переднюю, он выбежал из кухни попрощаться, в белом переднике, с ножом в одной руке и ощипанной и разделанной пичужкою в другой. Кивнув на окровавленные пальцы, он извинился за невозможность попрощаться как подобает — остается, мол, предложить правое запястье либо локоть.

Уходящим пришлось вместо рукопожатия коснуться согнутого локтя и слегка его встряхнуть.

Жена его, Неттхен, очень смутилась и, сделав вид, будто не замечает неотесанности прожорливого молодого супруга, быстро прошла вперед; г-жа Мария подивилась, как быстро оба близнеца огрубели, и подумала, что со временем они превратятся в весьма бестактных и бесчувственных филистеров.

Мартин Заландер истолковал полученные впечатления в иную сторону. Дочери Нетти, которая решила проводить родителей и сестру на станцию, он сказал:

— У твоего мужа так много свободного времени, что он целые дни может посвящать подобным развлечениям?

— С наплывом дел, — отвечала Нетти, — обстоит по-разному, но я бы не стала с полной уверенностью утверждать, будто он в чем-то небрежничает. Насколько я вижу, работает он легко, особо не задумываясь, и ему ничего не стоит иной раз поработать больше обычного, просидеть в конторе полночи и писать без передышки. Вот намедни он целый день провел в отлучке, в Мюнстербурге, а когда вечером в половине десятого воротился домой, спать не лег, поспешил в контору, хотя определенно устал. Когда пробило три, а он все еще не ложился, я подумала, он уснул там внизу, и встала посмотреть, прежде всего из-за лампы, как бы не случилось беды. Однако ж он сидел за работой. Сам подготовил целый ряд ипотек, закладных, выписок из кадастровых книг и прочая, то бишь потрудился за помощников, все аккуратно написал, даже заглавия вывел красивой фрактурою. И как раз складывал документы и проставлял на обороте канцелярские сведения, все по порядку, чин чином. А делал он все это потому, что писарь и ученик не поспевали и ему хотелось подготовить задел, чтобы не вышло задержек. Он даже выказал недовольство, что я пришла и увидела его за работой, которую он вообще-то оплачивает помощникам.

— Что ж, в этом видна известная доброта, — заметил Заландер. — А твой Исидор тоже этак трудится по ночам, Зетти?

— Да, он тоже порой долго засиживается в конторе, — отвечала г-жа Исидор Вайделих, — не знаю, правда, пособляет ли он своей работой сотрудникам. Я видела только, что он проверяет книги и делает какие-то выписки.

На станции Линденберг они распрощались. Родители сразу же сели на мюнстербургский поезд, а Зетти и Нетти остались покуда в зале ожидания, вели, печально роняя слова, беседу, пока не пришел поезд, направлявшийся в Унтерлауб.

Дома, перед сном, Мария и Мартин Заландер тоже сидели друг против друга отнюдь не в радужном настроении. Теперь они убедились, что жизнь их цветущих дочерей приходит в упадок, тем более беспросветный и бесконечный, коли нынешнее состояние сохранится и припустит вечным моросящим дождем.

Мария подперла голову рукой и задумчиво смотрела в пространство перед собою.

— Вся наша надежда теперь в Арнольде, — сказала она без всякого выражения, — и с какою легкостью она тоже может пойти прахом!

— Сын у нас не затем, чтоб мы думали о такой возможности, — отозвался Мартин, — мальчик жив, он с нами, и дочери живы-здоровы, а жизнь их, глядишь, снова наладится! Кстати, Арнольд, наверное, вскоре сможет вернуться домой, коли пожелает; к счастью, он здоров и, надеюсь, впредь тоже не захворает!

— По мне, так лучше бы он уже был здесь! Завтра напишу ему письмо.

Воротившись из своих затянувшихся учебных путешествий, сын перво-наперво вошел в отцовское дело, чтобы поосновательнее осмотреться и вникнуть. В скором времени он настолько разобрался во всем и сумел составить себе суждение, что счел необходимым или, по крайней мере, полезным лично наведаться в те регионы, с какими в особенности была связана фирма. Это его намерение полностью совпало с желаниями отца, которому давно хотелось иметь надежного заместителя, так как сам он отказался от дальних разъездов. И вот уже год, а то и чуть дольше Арнольд находился в Бразилии и в самом деле успел сослужить не одну добрую службу благодаря острому глазу и расторопной руке.

— Задачу расширить наше тамошнее землевладение подходящими посевными участками, — сказал Заландер, — он, учитывая тамошние обстоятельства, сумел выполнить наилучшим образом, так что при любом изменении конъюнктуры мы еще долго будем иметь там надежную опору. Для руководства и надзора он подыскал энергичного и преданного молодого соотечественника, которого при случае можно взять в долю, и в посторонних арендаторах мы более не нуждаемся. Что касается прочих дел, то, судя по полученным мною письмам, Арнольд повсюду вел себя с коммерческими партнерами умно и благоприлично и произвел благоприятное впечатление. Ему, конечно, полегче, нежели мне, когда я со своим свечным огарком занимался в колониях торговлей вразнос. Но меня очень радует, что у нас есть сын и товарищ, который старательно учился и повидал мир с его разными странами и народами. А когда он вдобавок станет или уже стал независимым, ему достанется поле деятельности в лучшем смысле слова, почетное и для нас!

— Пусть живет так, как ему дано, — сказала г-жа Мария, — а не иначе, тогда останется доволен! Ох, поскорее бы только воротился!