Как-то в одной из книг Росс прочел, что секрет пения сирен, вынуждавших моряков бросаться в море, заключался в том, что сирены были невинны, и это придавало их голосам необоримое очарование. И в Лесли тоже было нечто от легендарных сирен. Во всяком случае, каждый раз их близость она переживала словно бы впервые.

Росс посмотрел ей в глаза. Он подыскивал слова, которые могли бы выразить то, что только что произошло между ними. Но, как обычно, слова не приходили. Лесли опередила его.

– Я так сильно люблю тебя, – прошептала она. – А ведь я уже почти смирилась с мыслью, что потеряла тебя. Неужели мне это не снится? В такое трудно поверить.

– Но это так, – сказал Росс, прижимая ее к себе. – Я жизнь потратил на то, чтобы научиться отличать реальность от вымысла. Теперь ты моя. Ничто не может нас разлучить.

В его словах прозвучала безграничная убежденность. Всю свою жизнь он ждал именно эту женщину. И никогда, ни за что не отпустит ее.

Разноцветные огоньки сверкали и переливались всеми цветами радуги на рождественской елке, установленной в огромной гостиной. Растянувшись на пушистом ковре, Росс держал в объятиях спящую жену, наблюдая за отсветами, которые плясали на ее светлых волосах, рассыпавшихся по его обнаженной груди.

Лесли пошевелилась во сне, теснее прижимаясь к нему. Осторожно, чтобы не разбудить, он накрыл ее плечи голубым атласным одеялом. Затем с благоговейной нежностью прикоснулся к ее щеке губами. Лесли принесла в его жизнь счастье, наполнив душу радостью. И Росс еще раз мысленно возблагодарил Бога за то, что он соединил их судьбы.

Где-то на другом конце их большого дома старинные часы пробили полночь. Лесли медленно открыла глаза и улыбнулась ему.

– Наступило Рождество, – прошептал он. – Наш самый любимый праздник.

Лесли потянулась к нему и увидела в его глазах свет, который всегда вспыхивал, когда Росс смотрел на нее. В этот момент ей казалось, что ни одиночества, ни страданий не существует на свете, а есть только она, Росс и их любовь.

– Нет, милый, – сказала Лесли мягко и ласково провела рукой по его волосам. – Рождество наступило для нас восемнадцать дней назад:

Шестнадцать лет спустя, Лондон

Было три часа дня.

Двадцать минут назад Дороти вернулась из школы и теперь более-менее дружелюбно препиралась с Джеймсом, который, несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте и не столь крепкое сложение, не уступал сестре в упрямстве.

Оба расположились на полу в гостиной и разглядывали картинки в книге, подаренной Джеймсу тетей Марджори и дядей Джеффри на его пятый день рождения. Конечно, книжка была слишком детской для Дороти, но картинки показались ей весьма занимательными, к тому же девочке не удалось прочитать эту книгу раньше.

– Переверни страницу, – велела она. – Я хочу посмотреть на локомотив.

Но малыш засмотрелся на изображение утенка, играющего на лугу. Мечтательный по натуре, как мать, он обычно делал все медленно, чем неизменно раздражал Дороти, унаследовавшую темперамент отца.

– Ну же, – торопила она, – ты всегда рассматриваешь одну страницу целый час!

Еще через несколько секунд Дороти окончательно вышла из себя и была готова затеять ссору. Она начала переворачивать страницу, но брат обеими руками вцепился в книгу, пытаясь остановить сестру.

– Нет!

Последовала короткая схватка. Дороти придавила брата к полу, пытаясь вырвать книгу. Вскоре должны были раздаться крики, но вмешался отец, сидящий в кресле у окна.

– Дети, – тихо, но строго сказал он, – не ссорьтесь.

Дороти, которая никогда не сдавалась легко, нахмурившись, повернулась к нему.

– Па, он вечно копается! Почему я должна ждать всю ночь?

– Скажи-ка мне, милая, чья это книга?

В этом невинном вопросе звучало предостережение. Дороти насупилась, признавая вину.

– Все равно он такой медлительный, – пробормотала она.

В этот момент из кухни появилась мать, словно почувствовавшая неладное.

– Опять вы ссоритесь?

– Нет, мама. Я читала Джеймсу книжку, – ответила Дороти.

Скептическая улыбка тронула губы матери.

– Вот и хорошо. Постарайся продолжать в том же духе. Скоро вернется Мэгги.

В этот момент зазвонил телефон. Отец поднял трубку под любопытными взглядами детей.

– Блейк, – сказал он.

Последовала долгая пауза. Дети вернулись к прерванному занятию. Отец наблюдал за ними, казалось вовсе не интересуясь тем, что говорит звонивший.

– Приеду утром, – наконец сказал он. – Не может ли это подождать до завтра? – И после еще одной паузы добавил: – Тогда решайте сами. Полагаюсь на ваше суждение.

Он повесил трубку и, улыбаясь, посмотрел на детей. Они теперь уже спокойно разговаривали, хотя он подозревал, что такое внезапное перемирие не очень естественно для них.

Не успел он снова начать читать, как послышался стук входной двери и в гостиную влетела Мэгги с розовыми от холода щеками. На пальто и шарфе еще не успел растаять снег. У Лесли и Росса не возникло сомнений, как назвать их первенца, тем более что девочка родилась в год смерти сестры Росса.

– Вот это мне нравится, – фыркнула она при виде мирной, почти идиллической сцены в гостиной. – Хорошенький прием!

Младшие брат и сестра, словно по команде, вскочили с пола. Они взирали на Мэгги с обожанием. Живой ум и остроумие в сочетании с женственностью делали ее их героиней. Малыши по одному ее слову немедленно бросали все занятия и выполняли любое желание старшей сестры. А она по-матерински трогательно относилась к ним.

Мэгги осторожно потянула Дороти за косичку. Росс, наблюдавший за ней, ощутил неожиданный комок в горле при виде этого простого и вместе с тем любящего жеста.

– Мэгги, дорогая, – обратилась к дочери Лесли, – выбирай…

– Ой, – вздохнула та, со страдальческим видом закатывая глаза, – так я и знала!

– Можешь либо помочь этим двоим месить тесто для пряника, либо отправляйся убирать комнату.

– Пряник, – поспешно решила Мэгги.

– Я так и думала, – улыбнулась мать.

Неаккуратность старшей дочери была постоянным источником конфликтов между ней и родителями. С самого раннего детства Мэгги была слишком поглощена планами на будущее, чтобы обращать внимание на груды игрушек и книг, разбросанных по всей комнате. С годами проблема не исчезла, поскольку флаконы с духами, коробочки с косметикой, тетради, одежда, молодежные журналы лишь добавили беспорядка.

– Вот и прекрасно, – продолжила мать. – Но запомни, помимо этого я хочу, чтобы ты развесила всю одежду и ничего не оставила на полу, прежде чем спустишься к обеду.

– Мама, но у меня же много уроков! – запротестовала Мэгги.

– У нас у всех свои обязанности, – напомнила Лесли. – Но это не означает, что мы должны жить как дикари.

Бросив пальто и шарф на соседнее кресло, Мэгги подскочила к отцу.

– Па, она опять ко мне пристает, – пожаловалась девочка, но не успела ничего больше добавить – младшие дети навалились на отца. Еще один семейный ритуал – куча мала каждый раз, когда кто-нибудь один пытался завладеть его вниманием.

Наконец Дороти и Джеймс, получив свою долю поцелуев, вернулись к книге. А Мэгги осталась сидеть на коленях у отца, наслаждаясь минутой передышки.

– Папа, заставь ее понять. У меня уроки. Не могу же я всюду успеть. Кроме того, это моя комната.

– Ага, – улыбнулся отец, – подростковые войны из-за захваченных территорий. Придется, видно, ввести для тебя новые правила.

– Почему бы не начать сейчас? – спросила Мэгги.

Отец вздохнул.

– Беда с вами двумя, – заметил он. – Слишком уж вы похожи. Вам слова поперек не скажи.

– Па-ап, – умоляюще протянула Мэгги.

Он перевел взгляд с дочери на жену, все еще стоящую в дверях кухни и не сводящую с них глаз. Росс никогда не уставал сравнивать их лица, такие разные и в то же время освещенные каким-то особым внутренним светом, роднящим их. Случайные ссоры и пререкания были внешним проявлением невидимой связи, которая, возможно, делала их ближе друг другу, чем к кому бы то ни было.