– Ты проповедуешь старые как мир, избитые и банальные истины! – сердито упрекала она Андрея.

– Любая истина банальна, – спокойно отвечал он. – Небанальная истина – это уже открытие, на него я ни в коей мере не претендую.

– Андрей, – пыталась урезонить его Света, – но ведь времена меняются, с ними меняются и понятия нравственного!

– Меняются, к сожалению, понятия безнравственного, понятия нравственного изменяться не могут, – возражал он.

– Да почему же не могут?

– Помнишь, Кант говорил, что есть только две вещи, которые не перестают его удивлять: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас? Ты не задумывалась, что же он нашел в этом удивительного?

– И что же, по‑твоему?

– По‑моему то, что и одно и другое – абсолютно, безгранично и вечно. Нравственный закон – это закон природы, как закон всемирного тяготения или закон Ома. Он был и будет всегда, во все времена и при всех режимах. Не важно, как он называется – Нагорная проповедь или Моральный кодекс строителя коммунизма – суть его от этого не изменится. Нравственный закон незыблем, потому что обеспечивает безопасность и жизнеспособность общества. Если он попирается массово, как у нас сейчас, то общество болеет, а если он отвергается всеми поголовно, оно гибнет.

– От твоих нравоучений скулы сводит! – вспыхивала Света, хватала чайник и уходила за водой, чтобы, вернувшись через минуту, продолжить спор с новой силой.

А в общем, несмотря на жаркие споры, Андрей нравился Свете с каждым днем все больше и больше. Была в нем какая‑то основательность, надежность, внутренняя сила и уверенность. Ей было хорошо с ним – спокойно и уютно. Возвращаясь домой по вечерам, Света уже предвкушала неспешное чаепитие и интересный разговор.

Так было и в пятницу. Света пребывала в прекрасном настроении, даже ушла пораньше с работы. Она заехала в магазин, купила к чаю торт и кучу всяких вкусностей, решив побаловать сегодня и себя, любимую, и своего мастера, «Андрея‑муромца».

Но дома ее снова ожидало потрясение. На этот раз под ударами Андрея пали ванная и туалет. Собственно, сама ванна и унитаз остались на месте, но все остальное – стены, пол и потолок санкабины – было безжалостно разрушено и превратилось в безобразные груды битой плитки, кусков бетона и штукатурки.

Света в ужасе застыла на пороге квартиры, не в силах отвести глаз от этого вселенского разгрома. Перед ней, как чертик из табакерки, вдруг появился улыбающийся Андрей, весь покрытый известковой пылью.

– Привет! – радостно воскликнул он.

– Господи!.. – простонала Света. – Как же теперь?.. Ни умыться, ни... Ты бы хоть предупреждал о своих диверсиях! Я бы к кому‑нибудь помыться заехала... Кошмар!..

– Свет, ты не переживай, тут же все работает – и ванна и... это... А мусор я сегодня же весь уберу!

– Да?! И как ты себе это представляешь?! – с гневным ехидством спросила Света. – «Андрей, выйди, пожалуйста, на лестницу, я хочу пи‑пи!» – так?!!! А мыться?! Я привыкла по полтора‑два часа в ванне отмокать – что мне теперь прикажешь делать?!

– Мыться мы завтра в баню пойдем, заодно и попаримся, – широко улыбаясь, предложил Андрей.

Подумать только – ему был забавен ее гнев!!!

– Ку‑да?!! – задохнулась Света.

– В баню. В общественную, – коротко сказал Андрей.

– Значит, так! – отчеканила Света с холодной яростью. – Завтра в десять часов утра ты отсюда исчезнешь – в баню, к черту, к дьяволу – мне все равно! Но до двух часов дня чтобы духу твоего здесь не было! Появишься раньше – не пущу! Ключи от дома оставишь мне. Ясно?!

– Ясно! – кивнул Андрей и, не сдержавшись, захохотал в голос.

6

На следующий день они поехали в баню. Вид старого обшарпанного здания из красного кирпича произвел на Свету тягостное впечатление. Почему‑то оно показалось ей похожим на тюрьму, и Света сразу пожалела о том, что все‑таки поддалась уговорам Андрея. «Надо было ехать к Ксюшке или к маме, – тоскливо подумала она. – Как бы здесь какую‑нибудь заразу не подхватить... И что меня вечно тянет на приключения?..»

– Во сколько встречаемся? – вывел ее из раздумий голос Андрея.

– Что? – не поняла она.

– Сколько времени ты собираешься париться? Часа два? Три?

– Еще чего! – вскинулась Света. – Минут сорок, от силы – час, – отрезала она, подумав при этом: «Нет, надо все‑таки съездить после этой тюряги к Ксюхе, отмыться».

– Ты куда‑то торопишься? Может, перенесем мероприятие на завтра?

– Ладно, полтора, – вздохнула она. – Но имей в виду: я уеду ровно через полтора часа, так что, будь добр, не опаздывай!

Удивительно, но, несмотря на ванные в каждом доме и обилие новомодных саун, в старой бане был аншлаг. Свете не без труда удалось отыскать свободное местечко. Столпотворение голых тел с непривычки немного смущало, и Свете совсем не хотелось раздеваться. Но жара и влажность быстро дали себя знать, и, стараясь не смотреть по сторонам, она неторопливо сняла с себя одежду. Хотя раздражение еще не оставило ее, Свете стало интересно, что же заманило сюда всех этих женщин, что заставило их потратить половину своего законного выходного дня ради этого сомнительного удовольствия. Ей доводилось несколько раз бывать в банях (не в общественной, конечно, как эта, в небольших, на несколько человек, саунах), и никакого особого кайфа от этого она не получила. Довольно нелепое занятие – сидеть в обжигающей духоте, абсолютно ничего не делая, и только вдумчиво, сосредоточенно потеть! Андрей уверял вчера, что русская баня – совсем другое дело. Что ж, сейчас она это проверит.

Все еще стесняясь своей наготы, она вошла в моечную и с любопытством огляделась.

Половину обширного зала занимали стоящие рядами тяжелые каменные скамьи. На них разместились женщины самых разных возрастов и комплекций, все они мылись из железных шаек (подумать только – как сто лет назад!). Их голоса и смех, стук шаек, плеск воды, усиленные высоким сводчатым потолком, наполняли моечную неумолчным гулом. Другую половину зала занимали душевые кабины и небольшой, метров десяти длиной, бассейн. Света решила для начала искупаться в нем, поплавать немного, заодно и освоиться в новом месте.

Хорошо, что она не сиганула в него сразу, с разгону. Осторожно попробовав воду, Света зябко поежилась – она показалась ей ледяной. Нет, бассейн отпадал – на «моржиху» Света явно не тянула.

Она растерянно огляделась: в другом конце зала, у открытой двери парной стояли несколько женщин. Света подошла к ним и поинтересовалась:

– А что, парилка не работает?

– Не видишь – уборка, – сухо, не повернув головы, ответила ей женщина с березовым веником и черной фетровой шляпой в руках.

Света шагнула к двери, заглянула внутрь парной. Там две дородные тетки лет пятидесяти яростно терли тряпками высокий деревянный помост, лавки на нем и широкую крутую лестницу.

– А зачем? – удивилась Света. – Откуда здесь грязи‑то взяться?

– Ты что, в бане никогда не была? – повернулась к ней все та же дама со шляпой.

– В такой – нет.

– Понятно. – Женщина вздохнула и стала объяснять новичку, что и как положено делать в настоящей – подчеркнула она – бане.

Оказывается, конденсат пара и пот от множества тел создавали в парной излишнюю сырость, а она, в свою очередь, – тяжесть и духоту. А главное – эта сырость «съедала» неповторимый парной дух, убивала все его ароматы. Вот почему время от времени парилку полагалось мыть, а затем, открыв двери настежь, сушить.

– А уж потом, в сухой и чистой парной, можно как следует и поддать. Вот тогда – это настоящая баня! – закончила свою лекцию Светина собеседница.

Тем временем уборка закончилась, да и сушка, видимо, тоже подходила к концу, потому что одна из заправлявших в парной теток буркнула другой:

– Иди, готовь свою бурду...

Та плеснула в шайку воды и принялась подливать туда что‑то из разных пузырьков и бутылочек, рядком стоящих на ближайшей скамье. Тщательно все перемешав, она крикнула: