— Есть ли у лошади какое-нибудь имя?

— Конечно, — ответила она с легким акцентом, выдававшим ее нездешнее происхождение. — А разве американцы не дают кличек домашним любимцам?

— Обязательно, но я не заметил, чтобы вы хоть как-то называли своего коня, — сказал он, поглядывая на мощного вороного. — Бьюсь об заклад на все содержимое кошелька, что его зовут не Масленка.

Надя хихикнула, извлекла из кармана юбки кусочек сахара и протянула его жеребцу.

— Могу предположить, — сказал он, — что перед нами либо Сатана, либо Люцифер.

— Почти что так. — Она погладила шелковистую морду вороного и прошептала что-то ласковое ему на ухо. — Я дала коню такое имя, которого американцы больше всего боятся.

— Атомная война? Дантист? — Оуэну доставляло удовольствие слышать ее серебристый смех, колокольчиком разносившийся по полю. Он продолжал гадать. — А как насчет Свекра?

Надя вздохнула.

— Совсем нет. Его зовут Эни.

Оуэн чуть не споткнулся, уставившись на жеребца, который, услышав свое имя, легонько ткнулся мордой в Надину спину.

— С какой стати вы назвали его Налоговой инспекцией?

— Потому, что он родился пятнадцатого апреля [1]. — Она дала вороному еще кусочек сахара, когда они пересекали пыльную дорогу, ведущую к сараю и небольшому загону.

Оуэн посмотрел на сарай и пожал плечами. Это довольно ветхое строение опасно накренилось набок. Надя спустила ребятишек на землю и весело засмеялась, когда они, как горошины, рассыпались во все стороны. Открыв сколоченные доски, служившие воротами в загон, она сняла с жеребца уздечку и несильно шлепнула Эни по крупу. Вороной вскинул голову, посмотрел на Оуэна сердитым глазом и легкой рысью поскакал в загон. Оуэн помог Наде задвинуть ворога.

— Мне показалось, ваш любимчик не очень-то жалует меня.

— Он недоволен тем, что ты о нем неподобающе отозвался. Он очень чувствителен и похож на большого капризного ребенка.

Надя повесила уздечку на стойку загона и с отсутствующим видом сняла с бревна просохшие белые брюки. В свободные часы Надя постоянно думала о том, как бы оборудовать достойные для жеребца ясли. Она мечтала, что когда-нибудь Эни станет отцом многочисленного элитного поколения, которое прославит ранчо Кондратовичей. Надя частенько даже видела сны об этом. Однако недавно она поняла, что ее грезы могут никогда не воплотиться в реальность.

Надя родилась в Венгрии. Месячным ребенком отец и мать привезли ее в Россию. Когда она отметила третью годовщину своего появления на свет, то жила уже в другой стране, которая называлась Югославия. В восемь она уже бойко болтала на шести языках, а к шестнадцати объездила больше половины Европы. Она бы до сих пор кочевала с места на место, если бы не осела на ранчо, которому дали имя ее табора — Кондратовичи.

— Надя!

От неожиданного оклика она вздрогнула.

— Ой, извини. Ты что-то сказал?

— Я сказал, что ты ничего не видишь и не слышишь…

— Так получилось, что вдруг куда-то улетела.

— Улетела? Здесь говорят: задумалась.

— Да, да. Задумалась.

Надя ступила на крыльцо, открыла дверь, пропуская Оуэна вперед, и сразу же куда-то исчезла. Он огляделся. Убранство дома показалось ему более чем скромным. Не было ни тостера, ни микроволновой печи, на полках отсутствовали даже кофейные чашки. Стены, некогда выкрашенные светлой краской, теперь выгорели и кое-где облупились. Только там, где при старых хозяевах висели картины, выделялись яркие пятна. Почти в центре комнаты стоял стол, за которым от силы могли уместиться человек восемь. В углу находились маленький столик и два стула с вытертой обивкой. Чтобы придать жилищу уют, Надя набросила на один из них шелковый цветастый платок.

Оуэн медленно, не торопясь, прошелся по кухне, а потом по гостиной. Ему стало не по себе. Только три вещи более или менее радовали глаз в пустой гостиной: две большие подушки в голубых наволочках, стопка книг и журналов на этажерке да старая напольная лампа с засаленным абажуром, на который был наброшен еще один шелковый платок — с рисунком Пикассо. На окнах висели скромные занавески, а в большом кирпичном камине лежал пепел еще с прошлой зимы. Оуэн снял с этажерки небольшую дешевенькую копию статуи Свободы. На ее цоколе были выгравированы слова: «Пусть мы будем голодны, пусть будем влачить годы в нищете и скорби, зато дышать мы будем воздухом свободы».

Услышав легкие шаги Нади на лестнице, он осторожно поставил металлический символ на место. Наверняка Надя и все ее семейство приехали в Америку в поисках этой самой свободы. Видимо, случайно ей попался на глаза этот пустой дом, в котором, надо думать, она не собиралась пребывать постоянно.

Надя спустилась вниз и, остановившись на последней ступеньке, увидела Оуэна.

— О, мистер Прескотт, ты здесь.

— Это моего отца звали мистер Прескотт, а меня зовут Оуэн.

— Почему же звали?

— Около шести лет назад мои родители погибли в авиакатастрофе.

Разумеется, потерять отца и мать ужасно, но лишиться их обоих сразу — невероятная трагедия, поэтому Надя с искренней грустью выразила Оуэну сочувствие.

— Благодарю тебя, — коротко ответил он. Глаза у Нади предательски заблестели, и это тронуло его. Он осторожно взял в руку ладонь девушки и легонько пожал ее. Этот простой жест вызвал настоящий пожар в крови. Горячая волна захлестнула тело Оуэна.

Глаза Нади округлились от его прикосновения, которое заставило ее быстро отдернуть руку. Она спрятала ее в карман юбки, а другой протянула деньги.

— Тут недостающая сумма.

Он отрицательно покачал головой.

— Не стоит, Надя. — Оуэн оглядел полупустую комнату. — Тебе они пригодятся, а у тети денег достаточно.

Она продолжала держать в кулачке смятые ассигнации.

— Кондратовичи не нуждаются в благотворительности, Оуэн.

— Не рассматривай мой отказ как благотворительность. Считай, что я даю их тебе в долг.

— Я уже достаточно задолжала Прескоттам.

Она всунула деньги в руку Оуэна. Он даже не успел ее отдернуть.

— До сегодняшнего дня я ни разу не давал тебе в долг, — сказал он, начиная злиться.

— Но Прескотты продали мне ранчо…

— Они занимались этим только потому, что выступали как агенты по продаже земельных участков. А это еще не означает, что ты у них в долгу. Я уверен: все образуется, когда ты подпишешь заключительное соглашение. Тогда станешь законной владелицей ранчо.

— Все так, но компания Прескоттов ведет дела по этому ранчо. — Она заметила, как смутился Оуэн. — А разве ты не знаешь, какая собственность принадлежит тебе? — спросила она.

— И да и нет. — Он взглянул на деньги так, будто впервые в жизни увидел, что представляет собой доллар. — Мне кажется, точно не знаю.

Теперь Оуэн совсем растерялся. Значит, Надя пока не выплатила полной стоимости этой земли? Кроме того, он понятия не имел о том, что здешняя почва была истощена еще до того, как ранчо выставили на продажу. Как радовался прежний хозяин Дон Адамсон, когда его удалось сбыть два года назад. Но как Надя заполучила это ранчо у Билла Мейерса, управляющего компанией, оставалось для Оуэна загадкой. Билл Мейерс оценил его просто на глазок.

— Компания, Надя, вовсе не владелец этого ранчо. Владелицей считаешься ты. Мы постараемся занять денег и выкупить его в полную твою собственность. Все очень просто.

— Но у меня нет бумаг, которые подтверждали бы, что оно мое. — Она медленно прошлась по кухне, увлекая за собой Оуэна.

— Ты же собираешься рассчитаться с оставшейся суммой займа, — сказал он неуверенно.

— Следовательно, оно мне пока не принадлежит.

— Фактически да, но…

— А ты не можешь посодействовать в продаже этого ранчо кому-нибудь еще? — спросила Надя.

— Сейчас этого сделать нельзя. Когда погасишь долг, я к твоим услугам, — пробормотал Оуэн. — Разве тебе этого не объяснили, когда ты обратилась за займом?

— Мистер Мейерс подробно мне все растолковал. Двадцать лет я должна буду исправно выплачивать доли займа, а уже потом получу бумаги на владение. До тех пор я хозяйка только части ранчо.