Впрочем, кто может сказать со всей ответственностью, что более всего привлекло его в этой женщине? Может быть, решающее значение сыграла ее красота? Тонкое лицо с чуточку выдающимися скулами, зеленые глаза и алые, словно кораллы, губы. Интересно, какие у нее соски: маленькие и розовые или, наоборот, алые и чуточку вздутые — как губы? Тело Джонатана напряглось, и он подумал, что давно уже внешность женщины не возбуждала его с такой силой. Даже в ресторане одно только созерцание того, как она кончиком языка касалась своих губ, дважды заставило его ощутить желание. При сложившихся обстоятельствах, рассудил он, это было уже лишнее.
Но возможно, именно это заставило его пригласить Девон на обед. Теперь-то Стаффорд понимал, что поступил неразумно. Последние три года он всего более ценил покой и уют своего дома, который сделался его прибежищем и укрытием от всех жизненных неурядиц. Это было единственное место, где он и его сын могли побыть вдвоем. Даже Акеми была у него только один раз.
Расчувствовавшись, он вспомнил Акеми и задумался о природе их отношений. Эта красивая азиатка всегда с восторгом откликалась на его зов, но она никогда не принимала никакого участия ни в его жизни, ни в его делах. Он снял для нее роскошную квартиру, и Акеми вполне этим удовлетворилась. Свобода и деньги, которые он предоставил в ее распоряжение, давали ей возможность временами поглядывать и на других мужчин.
— Ну вот мы и прибыли, губернатор, — сказал Генри, нажимая на тормоз и останавливая лимузин.
Джонатан ухмыльнулся. Лондонский жаргон кокни, которым Генри частенько пользовался, служил постоянным источником веселья для его хозяина. Джонатан глянул сквозь окно машины на небоскреб из стекла и титана, стоявший на углу Семьдесят шестой улицы и Мэдисон-авеню.
— Так оно и есть, — ответил он и, не дожидаясь, когда это сделает Генри, открыл дверцу и выбрался из машины. — У меня деловая встреча в семь на другом конце города, — сказал он, обращаясь к водителю. — Так что вам лучше всего подъехать сюда в шесть.
— Слушаюсь, сэр. — Генри нажал на кнопку, и тонированное стекло окна поползло вверх, полностью запаивая его внутри автомобиля. Затем он нажал на клаксон, вспугнув звуком сигнала пешехода, который, на его взгляд, слишком близко подошел к машине, и, придавив педаль газа, послал автомобиль вперед.
Единственный в своем роде. Так думал Джонатан, глядя, как Генри искусно вклинивается в поток транспорта. К его большому удивлению, за все пять лет, что Генри служил у него шофером, ни одна из его машин не получила даже самого ничтожного повреждения.
И поражаясь непостижимости человеческой природы, улыбнулся и поспешил к подъезду дома, у которого прогуливался швейцар, старавшийся по возможности не подставлять пронизывавшему ветру спину. Пройдя Джонатан оказался в холле, отделанном дорогим бежевого цвета мрамором. По мягкой ковровой дорожке он прошел мимо столика консьержки и направился к лифту.
Открыв своим ключом дверь, Стаффорд вошел в квартиру и чуть не столкнулся с Акеми, которая поджидала его в коридоре с бокалом коньяка в маленькой смуглой руке.
— Добрый вечер, Джонатан, — сказала она и, приподнявшись на носках, поцеловала его в губы. От нее исходил сложный аромат мятной жидкости для полоскания рта и розового джина, столь любимого многими женщинами, а кимоно приятно пахло розами и восточными благовониями. С помощью Акеми Джонатан освободился от кашемирового пальто и тут же взял бокал о коньяком.
— Благодарю, — произнес он и прошел за Акеми в спальню, где удобно устроился на белом мягком диване. Акеми подошла к нему и принялась массировать усталые мышцы шеи и плеч. Крохотная, не более пяти футов роста, женщина обладала удивительно сильными руками. У Акеми были длинные иссиня-черные волосы, яркие миндалевидные глаза и прекрасно очерченный рот. Ее кожа цвета кофе со сливками была гладкой, как у младенца, и отзывалась на прикосновение теплом парного молока.
— Ты очень напряжен, Тебе надо в ванную и тогда я сделаю тебе массаж по-настоящему.
Джонатан мечтательно вздохнул. Помимо всего прочего, он приехал к Акеми, чтобы отдохнуть и расслабиться, и мысль о массаже в ванной показалась ему крайне соблазнительной.
Он посмотрел на маленькую женщину, уже представляя себе, как сложится вечер, и понемногу начиная возбуждаться. Хотя он не любил Акеми, а она, вне всякого сомнения, не любила его, тем не менее, когда они бывали вместе, на Джонатана снисходило успокоение, и умиротворение. Только в последние несколько недель он начал задаваться вопросом: достаточно ли ему этой иллюзии близости, или требуется нечто большее? С другой стороны, привязываться слишком сильно к кому-либо не входило в его планы. Для этого у него не было ни времени, ни желания; ответственность, которая лежала на его плечах, была слишком велика.
— Пойдем, сказала Акеми и улыбнулась, заметив, как натянулась ткань брюк у него в паху. — Ванна уже почти готова.
Стаффорд отправился в ванную комнату, на ходу развязывая галстук и вытягивая из-под брюк рубашку. Сняв ее, он ощутил на своей груди губы Акеми. Она зажала его бронзовый сосок между зубами, одновременно поглаживая мышцы, Акеми расстегнула ремень его брюк, затем молнию, после чего стянула брюки вниз. Когда Джонатан, переступив через лежащую на полу одежду, двинулся к ванной она прихватила рукой распрямившуюся пружину предмета его мужской гордости, придав ей тем самым крепость стали. Она отлично знала, где и как касаться мужчины выучившись этому задолго до того, как повстречалась с Джонатаном.
Когда Стаффорд забрался в большую ванну-джакузи, Акеми тоже начала раздеваться. Она медленно, не торопясь, скинула кимоно и вынула из волос украшенные жемчугом перламутровые гребни. Если бы Акеми была предоставлена возможность выбора, она предпочла бы одеваться на европейский лад, но Джонатану нравилась восточная одежда, и японка следовала его желаниям. Раздевшись, она принялась наливать в воду благоуханные масла и травяные настои дополнив все это концентрированным шампунем. Ванную комнату наполнил запах цветущих роз, а сквозь облако пара в висевших по стенам зеркалах отразились два обнаженных темноволосых человека.
— Ты очень тих сегодня, айджин, что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Любой устанет после такого напряжения нервов и сил.
— Хочешь поговорить об этом?
Если бы дело касалось бизнеса, Стаффорд, несомненно, раскрыл бы перед ней душу — Акеми умела слушать; это, между прочим, входило в круг ее обязанностей. Она слушала и со всем соглашалась, никогда не пытаясь ему противоречить. Но временами это начинало его раздражать — особенно тогда, когда ему требовалось с кем-нибудь поспорить.
— Сейчас мне нужно одно — расслабиться. — Помимо его воли перед глазами вдруг предстал соблазнительный образ Девон и ее улыбающийся рот. Его стержень, и без того напряженный, пульсирующий от заполнившей его горячей крови, обрел прочность и упругость булатного клинка.
— не беспокойся, айджин, я здесь для того, чтобы заботиться о твоих нуждах, — улыбнулась Акеми — почти так же, как в его воображении улыбалась Девон. Она коснулась его члена и принялась ласкать его, совершая движения взад и вперед. Одновременно ее рот коснулся его губ и трепещущий язык, проникнув внутрь его рта, дотронулся до его неба. Когда руки Акеми сомкнулись вокруг его шеи, он довольно грубо притянул ее к себе и с силой сжал ей грудь.
Несколько удивленная его поспешностью, Акеми протянула руку и взяла флакон с пахучим женьшеневым маслом, налила немного на ладонь и растерла себе грудь, отчего ее соски припухли и стали выдаваться вперед. Обыкновенно Джонатан помогал ей, стараясь довести ее страсть да точки кипения. И он, и она притворялись друг перед другом, что близость и в самом деле есть нечто большее, нежели просто игра, — так уж у них было заведено.
Но на этот раз Джонатан от игры отказался. Он просто-напросто раздвинул ей ноги и быстро и грубо вошел в нее, вызвав у японки стон, в котором наряду с удовольствием звучало удивление. Двигаясь в быстром ритме, Стаффорд в течение нескольких минут довел ее до оргазма, а секундой позже излился в нее сам; после чего откинулся на мраморные стенки ванной.