Под желтым освещением пижама приобрела цвет пустыни. Что касается волос, тут ничего определенного не скажешь, но назвать ее невзрачной блондинкой, не подойдя ближе, он бы не рискнул. Лицо тоже оставалось для Пола тайной, что лишь подстегивало его любопытство.
И любопытство далеко не праздное. Пол Флинт, бывший житель Корнуолла, бывший летчик и бывший муж — если шесть выброшенных из жизни месяцев обоюдомучительного общения с пышной рыжеволосой юристкой можно считать браком, — а ныне романист, только что мысленным взором увидел опубликованной свою третью тайну. Первая совершенно неожиданно для него самого выдержала три переиздания и добралась до середины списка бестселлеров. Вторая стала хитом, возглавив список бестселлеров, и продержалась на пике больше месяца. И Пол имел все основания полагать, что и третий роман в скором времени повторит путь предыдущих.
После свадьбы Генри и Кэтлин Пол избегал наезжать в родные края, а когда его комиссовали, поселился на другом краю страны в Дирнессе на Оркнейских островах. Но если у него возникала охота к перемене мест, он себе не отказывал. На этот раз его забросило в Корнуолл с очередной малышкой — рыжеволосой разбитной девахой из варьете, которую он подцепил в Лондоне. Однако в первый же день стало очевидно, что с ней вышла промашка. Купив малышке в качестве компенсации перстенек с бриллиантиком и билет в первый класс, Пол отправил ее восвояси, а сам сознательно засел за выпивку — разогнать тоску.
Вот тогда-то он и услышал эту чертову «Люси на небе в алмазах» и позвонил Генри. И вот он здесь, на Попларз-роуд, посреди ночи пялится на странную особу, вернее на ее задницу, и эта картина вызывает в нем калейдоскоп чувств: любопытство, удивление и — что уж совсем неожиданно и крайне неуместно — возбуждение.
А что это у нее на правой лодыжке? Уж не кусок ли веревки?
Не чувствуя постороннего присутствия, Эбби выписывала щеткой аккуратные полукружья и предавалась размышлениям. У нее еще целых тринадцать дней свободы. Она вздохнула и снова оперлась лбом на скрещенные запястья. А через месяц начнутся занятия в школе. У нее будет полный класс третьеклашек, которые знали ее как мисс Морган, а теперь будут называть миссис Фэрфакс. И внезапно эта перемена приобрела масштаб вселенской катастрофы.
За три недели, с тех пор как она согласилась выйти замуж за Генри, у нее появилась эта черта — утрировать каждую мелочь. Что с ней происходит? Эбби всегда считалась самой рассудительной у них в семье. А теперь она обгрызла все ногти, по уши напичкала себя кофеином, а ее мозги то работают в лихорадочном режиме, то спят, отказываясь что-либо воспринимать.
И вообще, как жить дальше?
Каждую ночь Эбби страдала бессонницей. Она часами ворочалась без сна, мучаясь мелкими, но неразрешимыми, с ее точки зрения, проблемами. Что делать с постельным бельем, помеченным собственноручно вышитым вензелем? Платить или не платить арендную плату за следующий месяц? Ведь она проживет здесь только две недели. Нагрянет ли на свадьбу вся ее семья? Если заявятся в полном составе, Генри наверняка хватит удар.
Вот и сегодня, поняв, что ей не уснуть, Эбби решила вымыть пол на веранде. Учитывая поздний час, это было не слишком разумное решение. Но все-таки решение. Что само по себе приятно.
Однако, отскоблив едва ли половину веранды, она была готова забросить свою затею. Колени горели. Руки ныли. И вообще, ну что за дурость — мыть полы посреди ночи? Если об этом узнает Генри, он придет в ужас!
Зато она так наломалась, что теперь точно заснет как убитая. Но ведь не ложиться же в постель такой грязной! А если принять душ, снова расхочется спать. Нет, лучше все-таки домыть веранду. Как говаривала бабушка, начала, так доделай до конца. Никогда не откладывай на завтра… И так далее.
— Может, отложить свадьбу? — подумала она. А то все это надвигается, как поезд в узком туннеле, а ты стоишь и не знаешь, куда деться. Она тяжко вздохнула и одернула себя: не глупи, слабодушная!
Шлепнув в сердцах щеткой об пол, Эбби разбрызгала мыльную пену и с остервенением принялась оттирать доски перед ковриком, где от постоянной ходьбы краска почти совсем стерлась.
Движения ее замедлились. Интересно, должна ли она покрасить пол до переезда? Чья это обязанность по закону — хозяина или съемщика?
Надо бы разыскать договор об аренде и еще раз перечитать.
Хотя, с другой стороны, через две недели она станет миссис Фэрфакс, так что какое это имеет значение?
Эбби смахнула со лба пот и улыбнулась. Генри такой педант! И это ей особенно в нем нравится. Он милый, красивый, но самое главное — очень надежный. То есть всегда знаешь, чего от него ждать.
Не то что ее отец. Вот, например, когда он навещал ее в колледже, он взял и разлегся среди бела дня чуть ли не на тротуаре! Видите ли, именно с этой точки ему удобнее разглядывать шпиль церкви. Эбби внутренне вся сжалась и сделала вид, будто не имеет к нему никакого отношения.
Хотя другая часть Эбби — она нехотя признавала ее существование и обычно держала взаперти — считала, что смотреть на мир с необычной точки зрения очень любопытно! Как в детстве, смотришь на потолок и делаешь вид, будто это пол, и мысленно ходишь по нему, передвигаешь туда-сюда мебель…
Эбби снова вздохнула, отползла назад и стала медленно перемещаться со щеткой и тряпкой к краю веранды. Сначала вымыла ту часть, где находились диван-качели, потом напротив, где свисали ветви глицинии. Сколько раз Генри говорил, что давно пора ее подрезать, а то уже цветы перестали цвести! Но резать по-живому это так жестоко! И потом эта глициния создает живой и такой уютный зеленый барьер между ее верандой и домом Генри…
Эбби принялась за ступеньки. Надо будет завтра поискать колокольчики. Когда переедет, повесит их на ворота гаража и будет сразу знать, что Генри возвращается.
Ну вот, веранда и домыта. Она специально оставила напоследок небольшой квадрат перед дверью — чтобы войти в дом, не наследив на вымытом полу и…
— Вот дура! — пробормотала Эбби, швырнув щетку в ведро. Оказывается, она мыла пол, удаляясь от двери! Нет, с головой у нее точно беда!
Схватив щетку, она разбрызгала пахнущую смолой мыльную пену и принялась домывать последний кусок. Сама того не сознавая, она мурлыкала при этом под нос битловскую «Желтую подводную лодку».
Наткнувшись на прилипшую к половице жвачку, Эбби в сердцах чертыхнулась. Наверняка соседский мальчишка! Сейчас ему шесть, так что через год он придет к ней в класс, и первое, чему она его научит, это не разбрасывать где ни попадя жвачку!
Дело шло к концу. Эбби мурлыкала все веселее и веселее, пока не уперлась левой коленкой в край ступеньки, а правая подошва не коснулась чего-то теплого, твердого и круглого. А ведь ничего теплого, твердого и круглого поблизости быть не должно. Значит, показалось. И Эбби оттолкнула это нечто, не имеющее права на существование, назад, а потом потрогала ногой снова. Нет, не показалось.
Пол, совершенно обалдевший от такой яростной активности, перемежавшейся вздохами, бормотанием, веселым мурлыканьем и злобным шлепаньем щетки по мокрым доскам, не сводил глаз с нежнейшего седалища. Во всяком случае, в желтом свете лампочки эта часть незнакомки выглядела очень и очень обольстительно.
Ткань на пижаме в этом месте чуть протерлась. Значит, она завтракает в пижаме, а потом переодевается. А может, и после ужина носит пижаму, если не уходит из дому. Перед глазами у него возник образ новой героини: женщины без лица, нежной, как пар после горячей ванны, и пахнущей… сосной? Нет, скорее лилией. Или глицинией.
Этот образ определенно достоин дальнейших исследований.
Не смея оглянуться, Эбби ради эксперимента поджала ноги. Если это Генри, то свадьбе не бывать. Ну и ладно! Пусть себе покоится в мире.
Но с другой стороны, если она, вот так не оглядываясь, заползет в дом, то есть надежда, что они оба сделают вид, будто ничего и не было. А может, когда-нибудь потом вместе даже посмеются над этим ночным происшествием.