Лучше бы он молчал и ничего не говорил. Лучше бы продолжал обнимать ее и целовать, ласкать. Пускай даже комната была не заперта и кто-то мог войти. Пускай! Но это ведь он первый отпрянул, как будто испугался. И только поэтому она расстроена — разве он не понимает?

Но прошли дни, и она стала забывать о досадном инциденте. Все вернулось на круги своя — понимание того, что Брайан все равно лучший из всех мужчин.

Первое время, видя и чувствуя его желание, она держала его на «голодном пайке», словно испытывая на прочность. Их новая близость произошла спонтанно, словно Диана наконец решила, что с Брайана достаточно. Они слились в страстных объятиях прямо в машине, как это происходит у многих, и в то же время совсем по-другому, поскольку двигала ими не похоть, а сильная любовь.

Они ехали по побережью. Диана вела дядин автомобиль по шоссе, связывающему пригороды Сиэтла с многочисленными морскими бухтами. Скорость была приличная, в открытое окно врывался свежий морской воздух. Брайан смотрел на Диану — как она ладно справляется с механической коробкой (чего Брайан не умел совершенно) и педалями. Коленки ее соблазнительно выглядывали из-под юбки, и ему вдруг захотелось дотронуться до них. Он протянул ладонь и прикоснулся к ее коже, задержал руку, желая взглянуть ей в лицо — не последует ли возражений? Но Диана продолжала смотреть вперед, не отрывая взгляда от дороги. Тогда Брайан двинул ладонь дальше — в тоннель, уходящий в волнующую темноту. Вдруг машина вильнула вправо, резко затормозила. Раздался шорох потревоженных камушков, лежавших на обочине, и машина остановилась. Брайан по инерции откинулся вперед, ударился плечом о панель и всем корпусом тут же подался назад. Все это время он не отпускал Дианиной коленки, и теперь пальцы его сами собой неожиданно скользнули в глубь между ее ног и уткнулись в теплую, чуть влажную ткань трусиков.

В ту же минуту Диана сама подалась к нему, перелезла через рычаг коробки и впилась губами в его рот, позволяя ласкать себя там, где он хотел. Через десять минут они сидели, обняв друг друга, совершенно голые, приятно утомленные, и смущенно хихикали, когда мимо проезжала какая-нибудь машина и люди в ней поглядывали на парочку, широко раскрыв глаза. Получилось все, может быть, и не так уж превосходно, учитывая тесноту переднего пассажирского места. Но важно было другое — взрыв эмоций оказался сильнее, чем в первый раз. К тому же сейчас Диане не пришлось огорчаться — в этот день для Брайана гораздо важнее были ее чувства, нежели то, что их кто-то застукает.

Отдавшись мужчине до брака, Диане не пришлось ни о чем горевать. В следующие дни, недели Брайан никуда не сбежал, все так же относился к ней с предельной нежностью, и даже чаще обычного в его речи стали проскальзывать планы насчет будущего — не ЕГО, Брайана, а ИХ будущего.

Когда она рассказала родным о Брайане, оказалось, что дядя и тетя уже имеют представление о Коллинзах. Отец, дед и брат Брайана были адвокатами, и отношение к ним со стороны жителей Белвью делилось на подобострастное (если кто-то, прибегнув к их услугам, выигрывал дело) и ненавистное (когда дело проигрывалось или Коллинзы вели успешную защиту противной стороны). Казалось, дядю трудно было заподозрить в нелюбви, ведь он не принадлежал ни к той, ни к другой партии. И все же оказался весьма категоричен.

— Адвокат не может быть приличным человеком, — сказал он, качая головой. — Душу дьяволу продадут и не поморщатся!

Помнится, разгорелся нешуточный спор. И Диана, которой тогда было всего-то девятнадцать, пыталась уверить дядю, что его личные антипатии не должны ломать ее жизнь. Но тот был непреклонен.

Естественно, что Лоусонам не хотелось терять Диану. И понятно было отношение дяди Джека к Брайану Коллинзу — боязнь остаться без племянницы, которая была им как дочь, стала причиной натянутых отношений. И чем успешнее шли дела младшего Коллинза, которому под чутким отцовским руководством удалось добиться немалых успехов, тем более хмурым становился мистер Лоусон, прекрасно понимавший, что племянница уже избрала для себя спутника жизни.

Воспитанная в достаточно строгих правилах, Диана была благонравной девушкой и жила волею старших, но, как и у всякой нормальной современной женщины, ее послушание распространялось лишь до определенных границ. Разные способы могли решить ее судьбу, вплоть до бегства из дома (впрочем, этот вариант Диана рассматривала лишь в качестве крайней меры). Но выбран был самый надежный способ — отдаться течению времени, тем более что и Брайан готов был ждать — они встречались украдкой, все больше на стороне. Правда, встречи эти носили редкий характер. Отец Брайана взял сына в оборот, загрузил работой в своей адвокатской конторе и, не доверяя «университетским мозголомам, впихавшим в Брайана массу ненужных знаний», оплатил дополнительное обучение сына на специальных курсах, так что младший Коллинз должен был оправдывать надежды своей семьи.

В тот год, когда Брайан провел свое первое самостоятельное и успешное дело, тетя Сара тяжело заболела и стала угасать. Ее поместили в городскую больницу, где она провела свои последние дни. Так грешно и стыдно было предаваться страсти, когда жизнь близкого человека висит на волоске… И Диана благодарила Бога за то, что в тот день, когда в больнице скончалась ее тетя, она поборола желание и не поддалась призыву Брайана поехать вместе с ним в Сиэтл, где ему предстояло заключить торжественное подписание договора о сотрудничестве с крупнейшей в штате адвокатской фирмой. Уж наверняка в тот день Брайан потащил бы ее в ресторан, а потом в постель — и, как обычно, она не смогла бы устоять.

После похорон миссис Лоусон и долгих дней беспрестанных слез, дядя Джек, подолгу сидевший вечерами возле камина (уже была поздняя осень), однажды позвал к себе Диану и сказал, что она вправе сама решать свою судьбу. Если хочет выйти замуж за Брайана, то он больше не будет этому противиться.

— Мне бы только не хотелось, чтобы ты когда-нибудь пожалела об этом. Эти адвокаты ушлые люди. Я бы добавил, что адвокат не может быть приличным человеком, но боюсь, что начинаю повторяться… — сказал он и невесело улыбнулся.

Они обнялись. От дяди пахло табаком и виски, и этот запах на всю жизнь впечатался Диане в память, как запах мужской обреченности.

Миссис Коллинз она стала через год после смерти тети, уже месяц нося в себе Лизу. И хотя в те годы никто не посмел бы обвинить ее в подрыве семейных устоев и аморальности (она сама родилась в легкомысленные семидесятые), это все же вносило определенный дискомфорт в светлый праздник ожидания свадебной церемонии — с неизменным букетом невесты и огромным многоярусным тортом со сливками, орехами и фруктами, заказанным у кондитера по красочному каталогу.

— Ты чего, Ди, такая надутая? — допытывалась Сесилия. — Как будто не рада.

— Ничего, тебе показалось, — отмахнулась Диана. — Все замечательно!

А ее просто воротило от еды и даже фотографии тортов, разглядываемые вместе с подругами, вызывали у Дианы приступ тошноты. Делиться же с кем-либо истинной причиной отсутствия аппетита, даже с подружкой Сесилией, она не желала. И с Брайана взяла слово, что он будет помалкивать. Много позже, когда у Дианы появился личный психолог, она узнала, что это было одно из проявлений психоза беременных.

Их семейная жизнь задалась с самого начала. Благодаря успешной практике и растущим доходам Брайана, за каких-то пять лет из съемного дома они переехали в собственный, обставили его, как полагается, обзавелись двумя машинами, постоянной нянькой для Лизы.

Диана старалась соответствовать возросшему статусу мужа. Тяжелая работа (несмотря на уговоры мужа, уходить из больницы она не думала), диета и нежелание отдавать домашнюю работу в чьи-либо руки, позволяли ей выглядеть безупречно. Мужчины посматривали в ее сторону, особенно коллеги по работе, с которыми ей приходилось общаться едва ли не чаще, чем с вечно занятым мужем, но холодный и безразличный взгляд Дианы сразу давал понять — никаких шансов нет.