Эти слова были сказаны негромко, но в интонации чувствовалось что-то очень страшное. Глаза доктора Стонтона, отражавшие его настроение, едва не метали молнии. Он переводил свой горящий взгляд с одного нагловатого юного лица на другое, а потом замкнул его на Бинни, которая смотрела на него во все глаза, испытывая одновременно обиду и страх.

— Ты едва не потеряла свои красивые ножки, дорогая, — жестко сказал ей доктор. — Твои кости были раздроблены на мелкие осколки, сухожилия и мышцы раздавлены и разорваны на куски. Четыре хирурга и три неутомимые, ни на что не жалующиеся медсестры, включая и ту, что стоит сейчас перед тобой, все еще бодрствуют по твоей милости, как бодрствовали и те три часа, когда спасали тебя.

Стонтон подошел вплотную к кровати больной и наклонился так, что его глаза были всего в нескольких дюймах от выкатывавшихся от страха глаз девушки. Она лежала на кровати будто парализованная, боясь пошевелиться. Мысли о богатом папе и домашнем специалисте, как и мысли о мартини, в данный момент уже не занимали ее голову.

— Слава Богу, что все обошлось! Слава Богу! Ты снова будешь ходить, танцевать и даже заниматься серфингом, если эта травма тебя ничему не научила. Но если ты сломаешь ногу еще раз, будь то в волнах или в баре, при падении с табуретки, я предупреждаю тебя — к нам за помощью лучше не приходи!

Друзья Бинни, пятясь, вышли из палаты. Опущенные плечи красноречиво выражали их крайнее смущение. А девушка вышла из затруднительного положения традиционно — расплакалась.

Доктор Стонтон выпрямился и взял Эйву за руку, чем несказанно удивил ее.

— Пойдемте. Пойдемте отсюда сейчас же!

— Но… я должна здесь дежурить еще целый час!

— Никаких «но»! — прорычал он. Затем вдруг мягко улыбнулся и вполголоса проговорил: — Прошу вас. Мне необходим кофе и необходимы вы, поэтому я отчаянно хочу, чтобы вы со мной его выпили. Коридорная посмотрит за Бинни положенное время. Я распоряжусь.

Сердце Эйвы радостно пело, когда она спустя несколько минут вошла в кафе с доктором Стонтоном.

Его темные глаза смотрели на нее, и в них светилось полное понимание и поддержка. Доктор Стонтон сделал заказ, а когда официантка ушла, спросил:

— Так, значит, у вас есть характер?

— Временами прорывается, — засмеялась Эйва, не сводя глаз с его пальцев, которые беспрерывно двигались от солонки к пепельнице.

Неожиданно доктор протянул руку через столик и взял руку Эйвы, крепко сжав ее.

— Но я думала, вы станете упрекать меня, — продолжала девушка, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание. — Ведь, если по правилам, я не имела права так…

— Вы имели полное право! — резко оборвал он. На скулах у него заходили желваки. Видимо, Стонтон снова вспомнил неблагодарную Бинни и ее друзей. — Судя по всему, вы едва ли не единственный человек в этом городе, который так же, как я, смотрит на эти проклятые несчастные случаи, связанные с неосторожностью, лихачеством и…

— Доктор Стонтон! Где доктор Стонтон! Доктор, пожалуйста, в радиологию! Доктор Стонтон! — вдруг раздался взволнованный голос.

В глазах доктора промелькнула искорка неудовольствия, но он тут же взял себя в руки, грустно улыбнулся, развел руками и поднялся из-за столика.

— Увидимся еще. И скоро, я надеюсь. Как у вас со вторниками?

— Да, то есть… Да! Обычно я хожу на пляж… — запинаясь, пробормотала Эйва.

Стонтона снова позвали. Он нетерпеливо кивнул, давая понять, что сейчас идет.

— Отлично. Тогда, может быть, я смогу совместить свое свободное время с вашим. Как насчет ближайшего вторника? Днем у мыса Морри?

— Днем?..

— В три часа.

Не дождавшись ее ответа, доктор быстро вышел из кафе. Вслед ему растерянно смотрела официантка — Стонтон забыл оплатить чек. Женщина проводила взглядом широкоплечую фигуру, не скрывая восхищения.

— Боже, что за мужчина! — восхищенно воскликнула она, ни к кому не обращаясь. — Какая улыбка! Я никогда прежде не видела, как он улыбается.

Эйва не удержалась от смеха и полезла в карман за деньгами, чтобы заплатить за кофе. Официантка вспыхнула, пробормотала извинения и убежала.

Эйва тоже раньше никогда не видела на лице доктора Стонтона улыбки. Ею овладело такое радостное возбуждение, что она буквально на крыльях принеслась к постели Бинни. Ее сердце замирало, когда она вспоминала каждое его слово, каждый жгучий взгляд и взвешивала в уме их значимость.

Неужели ее праведный гнев произвел на доктора такое сильное впечатление, что он даже пригласил ее на кофе? И не потому ли он захотел еще раз встретиться с ней на пляже и поговорить о вещах, которые, очевидно, волновали его? Эйва никак не могла понять столь неожиданное пробуждение в нем интереса к своей персоне. Может, другие медсестры кажутся ему слишком вялыми и лишенными эмоций? А может, увидев сверкающие глаза Эйвы и ее разгоряченное лицо, он вспомнил о другой женщине, которая была горяча, как высокопородная скаковая лошадь… Ведь именно так Китти описывала его погибшую жену.

Эта мысль постоянно проникала в тот уголок ее души, в котором поселилось счастье, постоянно тревожила ее, пока она, собравшись с духом, не изгнала ее полностью. Нет, она не станет анализировать мотивации доктора Стонтона — почему он пригласил ее на кофе, почему захотел встретиться во внерабочее время. Она решила полностью положиться на волю ветров и прилива… и очень хотела надеяться, что чудо будет длиться еще долго.

День был длинным и тяжелым. Только к восьми вечера Эйва наконец попала домой. На столе она увидела мясо, картофельное пюре и еще теплую кукурузу. Рядом лежала записка от Китти. Она писала, что у нее сегодня чрезвычайное ночное дежурство, и просила не ждать ее. Была и приписка-постскриптум, где говорилось: «Тебе звонил бронзовый бог Гари Хейден, подружка, и позвонит еще. Ты везучая, детка!»

Поглощая мясо за столом в кухне, Эйва вернулась мыслями к Гари и к их свиданию на прошлой неделе. Встреча была организована на высшем уровне. Сразу было видно, что к этому приложил руку настоящий специалист.

Как она и ожидала, Гари расточал бесконечные комплименты по поводу ее внешности. Сам он тоже смотрелся весьма эффектно в своем темно-синем пиджаке и свитере с высоким воротом. Он выглядел прямо как популярный певец из ночного клуба.

Они ехали в ресторан по залитой лунным светом дороге. Океан казался серебристой тропой, лежащей ниже скальных утесов. Луна разливалась желтым маслом и золотила темно-синее небо.

— Обед заказан специально для тебя, Эйва, — сообщил ей Гари.

А когда принесли их роскошный обед и они пошли танцевать, она увидела… нет, пожалуй, не столько увидела, сколько почувствовала, как Гари за ее спиной подал знак гавайским музыкантам сыграть свадебный марш.

Вечер был полон свечей, музыки, шампанского и восторженных взглядов Гари. И тем не менее, несмотря на всю эту красоту, Эйвой овладело какое-то необъяснимое чувство, сравнимое с чувством недостатка воздуха. Это чувство не оставляло Эйву и с течением времени только усугублялось. Руки Гари, постоянно тянущиеся к ней, его тихий, медоточивый голос, настойчиво повторяемые ей на ухо слова, его объятия в танце… Словом, облегчение наступило только тогда, когда Эйва вновь оказалась на пороге своего дома.

Странно, но Гари не сделал ни одной попытки поцеловать ее на прощание. Эйва была уверена, что ему хотелось этого. Желание отражалось в его глазах, смотревших на ее красивые губы. Но, может быть, он был слишком уверен в себе и таким образом, оттягивая удовольствие, делал себе приятное. Одно Эйва знала наверняка: она была в меру строгой, чтобы заинтересовать его.

Как обидно, думала она, перечитывая постскриптум Китти, что Гари хочет меня, а не мою маленькую подружку, медсестру, которая с готовностью подарила бы ему и восхищение, и любовь.

Что ж… Такова жизнь, наполненная обещаниями и сюрпризами, трудно предсказуемая, постоянно меняющаяся… Как и кремовый рисунок облаков, плывших в небе во вторник, когда Эйва ждала на пляже доктора Стонтона.