— Отлично. Вы сказали, что я выгляжу отлично. Теперь говорите, что все у меня получается отлично. Я вам не надоел?

— Успокойтесь. Вы мне не надоели, — улыбнулась она.

Музыканты заиграли новую мелодию.

— Я знаю — это скрипка. А как называются другие инструменты?

Дориан объяснила состав струнного квартета — две скрипки, альт и виолончель: — Они играют «Хризантемы» Пуччини.

— Как, вы знаете даже это? — Он не мог скрыть своего изумления. Разный уровень воспитания незримо разделял их.

Дориан пожала плечами:

— Я много лет брала уроки музыки. Кстати, собака уже дома. Кажется, она была очень рада.

— Реба, — уточнил он, — ее зовут Реба.

Пользуясь полумраком, Брайни внимательно изучал Дориан. Боже, как она прекрасна в простом черном платье! Совсем как принцесса в замке на вершине стеклянной горы, подумал Брайни. Ему казалось, что он навсегда забыл эту детскую сказку. С тех пор как умерла его мать, ему никто не читал сказок на сон грядущий.

— Вообще-то мне здорово повезло, что я встретил именно вас, — признался вдруг Брайни. — Очень повезло.

— В самом деле? — При других обстоятельствах эти слова, возможно, показались бы неуместными. Но сегодня Дориан было приятно услышать это признание. Кстати, с каких это пор Дориан Беррелл ощутила потребность в словах благодарности?

— Понимаете, я вдруг представил, что мне придется провести вечер с Эмилио. Это не в моем вкусе.

Дориан рассмеялась. Смех ее был такой же музыкальный, как у того рождественского колокольчика.

Всем корпусом Дориан подалась вперед:

— Могу я задать вам один вопрос?

— Конечно. Любые вопросы.

— Зачем вам все это?

— Ясное дело — мне хочется есть. На салатных листьях, которые я получил на ленч у Эмилио, не продержится даже хомячок.

— Да я не об ужине говорю, — улыбнулась она. — Зачем вы платите мне тридцать тысяч долларов за то, что можно прочитать в любой книжке?

— В книжках нет того, что можете знать только вы одна, — возразил Брайни.

Ясное дело, он и сам мог бы сообразить, где и как одеться, какое заказать вино. Но не более того. Ведь без Дориан он не узнает главного. Разве книга способна научить поверить в себя, почувствовать, что ты заслуживаешь лучшей жизни?

— Зачем вам нужно, чтобы общество приняло вас? — упорствовала она. — Ведь полным-полно миллионеров из числа баскетболистов и кинозвезд. Они тоже совершенно неподготовлены, как и вы. Но им и в голову не придет поступать так, как вы.

— Вы правы, мисс Беррелл. У нас всякий знает, как потратить деньги. Мне важно понять, как правильно использовать деньги.

— Все равно мне непонятно. Кстати, зови меня Дориан!

— Конечно, я не мастер объяснять свои мысли. Может быть, ты научишь меня. Ты закончила колледж? — поинтересовался он.

Дориан кивнула в ответ.

— Ну вот, а я не учился в колледже. Едва дотянул до конца среднюю школу. А в колледже тоже пишут характеристики? Ну, насчет способностей…

— Да, пишут. — Дориан стало любопытно, к чему он клонит.

Он наклонил голову, как бы обдумывая ответ:

— И что написано в твоей?

— Прежде ты должен знать, что я училась в элитарном женском колледже. Там не приняты формулировки вроде «отличается прилежанием».

— Все-таки интересно, что написано в твоей характеристике? — упорствовал Брайни.

Чуть помедлив, она ответила:

— Скажем так: выйдет замуж за представителя «старых денег».

Дориан выглядела несколько смущенной.

Брайни нахмурился:

— А чем, собственно, старые деньги лучше новых?

— Некоторые так думают.

— А ты?

— Не знаю, — призналась она. — Моя мать все еще пытается прорваться в старые денежные кланы. А ее не пускают. Мой прадедушка по отцу был первым богатым человеком в роду Берреллов. Да и то потому, что ему повезло. Он пробурил нефтяную скважину в правильном месте, — улыбнулась она, — это все равно, что выиграть в лотерею.

— Работа на буровой гораздо тяжелее.

Взгляд Брайни остановился на корзинке с румяными булочками, которую официант поставил на стол. Брайни вопросительно взглянул на Дориан:

— Будет очень невежливо, если я возьму пару булочек? Я чертовски проголодался.

— Конечно, бери. Для того они и на столе. — Дориан показала, как правильно брать хлеб из корзины. Сначала следует взять специальную салфетку для хлеба, положить в нее булочку или пластинку хлеба, затем нанести особым ножом тонкий слой масла. Вместо этого Брайни разломил булочку надвое и положил в ее теплое нутро целый кусок масла. Смакуя аромат свежеиспеченного хлеба, он на мгновение закрыл глаза. Когда он открыл их, то весело подмигнул Дориан.

— Прости, я голодный как волк.

Она улыбнулась и придвинула корзинку к нему поближе:

— Можешь взять еще булочку.

— Что ж, не возражаю, — сказал он. — С восемнадцати лет я вкалываю на «Чако-ойл». И, заметь, ни разу не менял работу.

— В самом деле? — удивилась Дориан. Ей и в голову не приходило, что перед ней может сидеть один из многих тысяч безымянных рабочих, трудом которых создается богатство Берреллов.

— Кстати, за одиннадцать лет, — подчеркнул он, — я не слышал ни одного худого слова о Портисе Чаннинге.

Конечно, Брайни не приходилось лично встречаться с основателем «Чако-ойл», но трудолюбивый и добросердечный предок Дориан всегда был образцом для него, чего не скажешь о собственном отце.

— Моя бабушка говорит, что он был хорошим человеком, — сказала Дориан.

— Все, кто работал на него, считали его ангелом во плоти. До сих пор вспоминают, как Портис Чаннинг отдал одному бедняку свою последнюю рубаху.

— Да, у него была репутация великодушного человека. Жаль только, умер он задолго до моего рождения.

Официант поставил на стол салаты. Подражая Дориан, Брайни аккуратно положил салфетку на колени. И внимательно наблюдал за Дориан, чтобы не ошибиться в выборе вилки.

— Итак, вернемся к школьным характеристикам, — продолжила разговор Дориан. — Что написано в твоей?

Он ухмыльнулся:

— Я учился в мужской школе, не элитарной, а в самой обыкновенной, куда принимают всех без разбора, даже самых отчаянных хулиганов.

— И что же?

Он глубоко вздохнул:

— У меня написано: «Рано или поздно попадет в тюрьму».

Правда, Брайни вполне мог гордиться, что эта формулировка в школьной характеристике так и осталась самой большой неприятностью за всю его жизнь. Кстати, своей честностью он обязан именно этому зловещему пророчеству. Надо отдать должное Брайни, ведь он изо всех сил старался жить так, чтобы предсказание школьных властей не сбылось.

Глаза Дориан удивленно расширились. Брайни поспешил развеять ее худшие опасения. Жизнь ее вне опасности:

— Нет, ты не подумай, что я был насильником или вором или что-нибудь в этом роде. Всего-навсего трудновоспитуемый подросток. Наверное, я слишком часто нарушал дисциплину на уроках.

— А твои родители?

— Мама умерла, когда мне было семь лет. Отец бросил нас. И меня отдали в детский приют. Через восемь лет выпустили оттуда. До сих пор не знаю, где мой отец.

— Сочувствую.

Дориан приподнялась за столом и положила свою ладонь на его руку. В то же мгновение его словно пронзило электрическим током. В ее удивленных глазах Брайни прочитал, что она тоже ощутила этот удар. Дориан резко отдернула руку.

— Мой отец умер тринадцать лет назад, — сказала она нарочито спокойным тоном, давая понять, что ничего необычного не случилось. — У него была болезнь Герига. Заболел он, когда ему было всего тридцать шесть лет.

Брайни никогда не слышал о такой болезни, поэтому Дориан пришлось пояснить:

— Это атрофия мышц. Папа прожил еще два года. Он очень мучился. Мы были очень близки. Мне до сих пор очень не хватает его. Моя мать бросила меня.

Оказывается, у них немало общего. Это открытие обнадежило Брайни. Разговор плавно переходил с одной темы на другую. Брайни был приятно удивлен, как легко общаться с Дориан. Выходит, зря опасался прослыть косноязычным невеждой!