– Блядь. – Затем мне открылось, что очень сложно убежать, когда ты по грудь в песке. А следующее открытие оказалось ещё хуже. Сквозь бурю я разглядел тело, лежавшее на дюне позади джинна. Мимолётное затишье позволило разглядеть лучше… и каким-то образом оказалось, что это я там лежу, разинув рот и глядя вверх невидящим взором. То есть наблюдал за этим я – выброшенная из тела душа, которую засасывало в Ад!

Джинн располагался прямо передо мной, очерченный светящимся песком, летевшим сквозь него. Он просто стоял там, между мной и моим телом, так близко – только руку протяни. Ему не нужно было даже толкать меня – казалось, сама дюна рада засосать меня. Испуганный до беспамятства, я сунул руки вниз и попытался вытащить меч, но песок победил меня, и рука оказалась пустой. Я схватил ключ с груди, не зная, как он может помочь… или был ли это вообще ключ, если в точности такой же висел на шее моего тела, когда я мельком видел себя во время затишья. Я вцепился в ключ изо всех сил.

– Давай! Дай мне хоть что-то!

В тот же миг песок вокруг меня осыпался, открыв люк, криво вставленный в дюну, и оказалось, что я уже на две трети в него провалился. И, как песок падал в него, так падал и я. Мне удалось выставить обе руки и задержаться, раскачиваясь над знакомой бесплодной равниной, освещённой всё тем же мёртвым светом.

– Ой, да ладно!

На дюне опереться было не на что, я по-прежнему дюйм за дюймом соскальзывал в дыру, и тогда схватился за единственное, что там было. Я почти ожидал, что мои руки загорятся, но, несмотря на эффект с песком, я не почувствовал никакого жара от джинна – только взрыв безмолвной ярости и ненависти.

Под пальцами моей души джинн был обжигающе горячим, но не настолько горячим, чтобы я отпустил его и свалился в Ад, оставив ему своё тело в качестве игрушки.

– Сволочь! – Я поднялся по джинну, хватая его за рога, шпоры, пласты жира – за всё, что под руку попадёт. С силой, рождённой страхом, я успел выбраться из люка на две трети, когда джинн, наконец, заметил, что происходит. Удивление вывело тварь из равновесия, и хотя, возможно, моя душа весила меньше, чем у некоторых, этого хватило, чтобы подтянуть джинна вперёд и вниз, пока я карабкался по нему вверх.

Пару мгновений спустя мы сцепились – каждый пытался запихнуть другого в люк, и оба были частично внутри, частично снаружи. Главной бедой стало то, что джинн был сильнее и тяжелее меня – что казалось глубоко нечестным, с учётом дующего сквозь него ветра, и вдобавок с учётом вышеупомянутых рогов и шипов, да ещё полной пасти треугольных зубов, которые, с виду, могли перегрызть кость.

Оказалось, что когда борется душа, острые шипы и лезвия не так важны, как то, насколько сильно ты хочешь победить – или, в моём случае, победить честно. В большинстве ситуаций паника плохая подмога, но узконаправленный ужас может оказаться даром божьим. Я вдавил ключ Локи джинну в глаз, схватил его за качавшиеся мочки ушей и влез на него, поставив ногу ему на загривок и сталкивая его глубже в люк… где он плотно засел своей тушей. Мне пришлось попрыгать на нём несколько раз, стуча каблуками ему по плечам, пока он не провалился со звуком пробки, вылетающей из амфоры. Я едва и сам не провалился вслед за ним, но при помощи прыжков, карабканья и немалой доли паники выбрался и улёгся на дюне. Вокруг меня ветер стихал, и песок улегался.

Я быстро закрыл люк и запер его ключом Локи – крышка в тот же миг исчезла, а я уже тыкал ключом в песок. Я пожал плечами и пошёл осторожно проверить своё тело. Снова занять свою плоть оказалось удивительно просто, и это хорошо, потому что мне уже представлялось, как подъедут шейх и его люди, найдут меня лежащим здесь, и моей душе придётся плестись за ними, когда они погрузят меня на верблюда и примутся совершать надо мной языческие непотребства. Или, хуже того, они могли бы пройти мимо, не заметив меня под песчаным саваном, и мне осталось бы смотреть, как моё тело поджаривается, сухая кожа облетает на ветру, и наконец я увидел бы, как пустыня поглощает мои кости… В общем, удачно, что едва я коснулся пальцем души своего тела, как меня втянуло назад, я очнулся и закашлялся.

Я сел и немедленно потянулся к ключу на шее. Понятия не имею, что из виденного мной было реальным, а что – всего лишь тем, как мой разум интерпретировал борьбу с джинном. У меня даже появилось подозрение, что сам ключ нарисовал для меня все эти сцены, явив извращённое чувство юмора Локи.

Спустя примерно полчаса меня нашёл караван всадников. Я лежал, скорчившись, на раскалённой дюне, укрыв голову вонючим одеялом, которое стащил со своего верблюда. Ха'тари провели меня к шейху Малику, толкая, словно я был сбежавшим пленником.

Как только мы приблизились, шейх в сопровождении двух личных охранников направил в нашу сторону своего верблюда. За ним, впереди каравана, я увидел лежавшего поперёк седла Джамина, которого придерживали два младших сына, ехавшие по бокам от него. Я догадался, что шейх не в лучшем настроении.

– Друг мой! – Я поднял руку и широко улыбнулся. – Рад видеть, что здесь не было других джиннов. Я беспокоился, что тот, которого я отвлёк, не единственный нападавший!

– Отвлёк? – От замешательства суровые морщинки вокруг глаз шейха смягчились.

– Я видел, как тварь захватила Джамина, так что я вытолкнул его из мальчика, а потом помчался прочь, зная, что джинн будет преследовать меня, чтобы отомстить. Если бы я остался, то джинн нашёл бы мишень легче, овладел бы ею и набросился бы на меня. – Я глубокомысленно кивнул. Всегда хорошо, когда в такой дискуссии кто-то с тобой соглашается, даже если это только ты сам.

– Ты вытолкнул джинна…

– Как Джамин? – Я решил, что мне удалось спросить так, чтобы забота казалась искренней. – Надеюсь, он вскоре восстановится – должно быть, это ужасное испытание.

– Что ж. – Шейх оглянулся на своего сына, который неподвижно лежал на стоявшем верблюде. – Будем молиться, чтобы это случилось вскоре.

Я в этом сильно сомневался. Судя по тому, что я видел и чувствовал, понятно было, что Джамина выжгло изнутри. Тело тёплое, но всё равно что мёртвое, а его душа уже в мёртвых землях, наслаждается той судьбой, которая достаётся таким людям. Или, возможно, страдает от неё.

– Надеюсь, через несколько дней! – Я продолжал улыбаться. Через полдня мы будем в Хамаде, и я избавлюсь от шейха, его верблюдов и его сыновей навсегда. К несчастью, от его дочерей мне тоже придётся избавиться, но эту цену я готов был заплатить.

Хамада громадный город и превосходит большинство других городов Разрушенной Империи, хотя мы в христианских странах не любим об этом говорить. Подъехать к ней можно только из пустыни, так что она всегда радует глаз. У неё нет больших стен – песок просто насыпался бы к ним, обеспечив врага пандусом. Хамада медленно поднимается из земли там, где подземные воды сковали дюны травой карран. Сначала это глинобитные куполообразные здания, поразительно белые благодаря известковой побелке, и их тёмные внутренности ослеплённый солнцем глаз не в силах различить. Постепенно здания увеличиваются, а земля опускается к обетованной воде, открывая башни, минареты и дворцовые комплексы из белого мрамора и бледного песчаника.

Перед нами в пустыне вырастал город, и от этого вида все притихли. Прекратились даже разговоры о Солнце Зодчих, бесконечные "почему" и ходящие по кругу дискуссии о том, что всё это значит. После вечности в Саха́ре было что-то магическое в том, чтобы увидеть Хамаду – и поверьте, два дня там это целая вечность. Внимание у всех переключилось, и я был этому рад вдвойне, поскольку по глупости упомянул, что значительная часть Геллета опустошена оружием Зодчих, и что я видел масштабы разрушения. Шейх, который, очевидно, уделял куда больше внимания урокам истории, чем я, отметил, что уже восемь сотен лет Солнце Зодчих не зажигалось, и потому шансы одному человеку увидеть два таких события чрезвычайно малы. И лишь вид Хамады не дал ему развить эту мысль и прийти к заключению, что я каким-то образом причастен к этим взрывам.