Та почувствовала резкий удар.

Боль взорвалась внутри нее, превращаясь в огненный шар, потом сотнями мелких осколков впилась в каждую клеточку мозга.

Пытаясь ухватиться скрюченными от напряжения пальцами за воздух и за жизнь, старуха проваливалась в темноту и, проклиная себя за оплошность, уже знала, что эта темнота, скорее всего, и есть Смерть.

Душка вскинула голову и прислушалась.

Странно. Ей отчетливо послышался сейчас голос бабушки. «Разбей…»

Что разбить, бабушка? Мир? Шар?

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Юлиан.

— Ничего, — смутилась Душка. Она боялась признаться в том, что умеет СЛЫШАТЬ. Что вот сейчас она слышала бабушку. Юлиан смеялся над подобными вещами. Он не верил во все это, именуя подобные явления просто «галлюцинациями» испорченных религией умов.

Поэтому Душка сделала вид, что просто смотрит в окно. «Может быть, я увидела там редкую птичку», — подумала она и нахмурилась от странного ощущения какой-то неправды. Птицы? А здесь есть птицы?

Вопрос был простым, но для Душки он был страшным.

«Да, наверное, есть, — неуверенно подумала она. — Просто я их почему-то не видела. А ведь вокруг нас девственный лес…»

— Здесь какие птицы бывают? — спросила она Юлиана.

— Птицы? — переспросил он озадаченно. Похоже, ему совсем не понравился Душкин вопрос. — Разные. Я же не орнитолог, — немного раздраженно ответил он.

Его правая рука начала выбивать на столе нервную дробь.

«Надо попробовать найти птиц, — твердо решила Душка. — Птицы должны быть непременно. А то мне сейчас как-то не по себе — я же и правда не видела здесь птиц! Даже воробьев и голубей, которых пруд пруди в городе, и то здесь нет!»

И животных тоже нет, вспомнила она.

Только мухи…

— Почему тут нет животных? — спросила она.

— Каких?

— Разных, — передернула она плечом. — Кошек. Собак. Коров, наконец…

— Наверное, их просто не надо заводить. — Уголки его губ нервно дернулись, в глазах на секунду мелькнуло раздражение.

— Я бы хотела собаку, — сказала Душка. — Или кошку… С ними жизнь становится более…

Она не договорила. Хотела сказать «насыщенной живымтеплом» и осеклась.

Ей стало немного не по себе — таким неуместным вдруг показалось это слово — «живое».

Как будто оно нарушало покой… Вечности?

«…пепел на Пустоши падет к праху, мрак поглотит сущее…»

Она не знала, откуда появились эти слова, но почему-то они появились в ее голове именно в тот момент, когда встретились их взгляды, и она удивилась тому, что глаза Юлиана так быстро меняются: вот только что была в них ярость, потом — пустота — «ETERNAL EMPTINESS», и теперь он снова стал прежним, с этой мягкой, обволакивающей, успокаивающей улыбкой.

— У тебя будет собака, — сказал он ей, ласково улыбаясь. — Если ты хочешь. И кошка тоже… Очень скоро все это у тебя будет. Вот увидишь…

И она кивнула, но отчего-то ей было неприятно прикосновение его мягких рук, и его присутствие рядом, и эти добрые, добрые, обволакивающие вечностью глаза…

Темнота сгущалась. По комнатам ползли темные тени, заставляя Павлика напряженно всматриваться в их зыбкие и неясные очертания, несущие таинственную угрозу.

«Скорей бы уж кто-нибудь пришел», — подумал мальчик.

Чтоб ушел страх, он включил свет. Можно было включить и телевизор, но после того, как его напугали безобидные диснеевские зверюшки, Павлик старался обходиться без него.

Чтобы не быть уж совсем одиноким ребенком, он посадил перед собой Бадхетта и торжественно объявил:

— Сейчас я, пожалуй, прочту тебе книжку. Ты ведь сегодня был хорошим медвежонком. Какую ты хочешь?

— «Мэри Поппинс», — ответил он сам себе за Бадхетта, подражая мультяшным мишкам-гамми.

— А я-то думал, ты уже большой. Ну да ладно. Пойду за твоей Мэри. Только не бойся тут без меня, ладно?

Спустившись вниз, он зажег свет и там, потом подумал и прошел по всем комнатам, щелкая выключателем.

Теперь, когда он с помощью света выгнал все страшные тени, он почувствовал себя веселее. Нашел книжку и уже начал подниматься по лесенке, как вдруг зазвонил телефон.

«Все как в страшилках, — подумал он. — Сначала звонит телефон, а потом появляется какой-нибудь там дикий Фредди Крюгер».

Он поежился и все-таки рискнул поднять трубку.

— Да, — осторожно сказал он. — Я вас слушаю.

— Павлушка? Это мама.

Он не смог сдержать вздох облегчения.

— Как дела, миленький? Чем вы там с Душкой занимаетесь?

«Если я скажу, что Душки еще нет дома, ей здорово попадет, — рассудил мальчик. — А меня опять будут отправлять к этим ужасным старикам».

От этой мрачной перспективы его пробрала дрожь, и он решился на ложь во спасение:

— Читаем про Мэри Поппинс, ма. Душку позвать?

Конечно, он рисковал. Сейчас она скажет — да, позови. Слава богу, он мог сделать вид, что пошел за Душкой, а потом наврать, что она в туалете.

— Не надо, — рассмеялась мать немного неуверенно. Кажется, у нее тоже плохое настроение. — Просто передай, что мне, похоже, придется задержаться. Пусть она покормит тебя ужином, не дожидаясь меня, ладно? Справитесь?

— Да, мама. Не беспокойся, — сказал он, думая, как было бы здорово, если бы она все бросила и пришла. Если бы он сказал ей правду — что Душки нет, он один, ему очень страшно.

Но он большой. Он уже очень большой и не имеет права быть таким глупым и слабеньким.

Она повесила трубку.

«Скорей бы уж пришла Душка», — подумал он. Взял книгу и начал подниматься по лестнице.

— Не бойся, Бадхетт, я сейчас! — крикнул он верному медвежонку.

Внезапный щелчок заставил его остановиться.

— Что это было? — пробормотал он, прислушиваясь.

В доме царила тишина.

Он перевел дух и поднялся повыше. Щелчок повторился — на этот раз сильнее. В доме погас свет.

Малыш оказался в полной темноте.

За окном больницы царила темнота, тяжесть которой не облегчали даже искрящиеся хлопья снега, в темпе largo оседающие на землю.

Теперь Анну раздражала собственная тревога — она казалась ей свидетельством слабости. Ее настроение переменилось.

«Возьми себя в руки, — холодно приказала она себе. — Возьми себя в руки, чертова истеричка. Стисни зубы и терпи, если уж ничего другого пока не можешь придумать… От тебя, в конце концов, зависит не только твоя жизнь».

Кажется, после сегодняшних идиотских галлюцинаций у нее уже нет другого выхода — придётся обратиться к психотерапевту. Иначе она станет опасной для окружающих.

Анна сжала виски ладонями.

«Да уж, — усмехнулась она. — Попытка бегства не удалась, мой ангел. Увы, но скрыться от той насмерть перепуганной девочки, которая прочно поселилась в душе после смерти Мишки, той самой девочки, которую ты пыталась раздавить, как танком, железными доводами рассудка, не удалось, милая…»

Мимо нее прошла блондинка, вежливо улыбнувшись на ходу. Блондинка выглядела совершенно нормально, но Анне все-таки она казалась фантомом.

— Их еще не привезли?

Голос блондинки прозвучал немного издалека. Анна вздрогнула:

— Кого?

— Да этих двух ребятишек, угодивших под машину…

— Нет.

Она вспомнила о страшном известии. Конечно, да… Здесь ведь это случается редко?

Анна достала сигарету. В пачке их осталось только две — кажется, сегодня она явно перебрала свою дневную норму.

Еще бы.

Почему их так долго не везут?

Она позвонила домой и немного успокоилась — Душка и Павлик были дома. Значит, беда случилась не с ними. Значит, беда случилась с ДРУГИМИ ДЕТЬМИ.

По радио передавали веселую и навязчивую рекламу — на мотив известной песенки Глории Гейнор «Я все преодолею».

Слова звучали издевательски.

«Зайди в «Эфир», — предлагал женский голос, по силе заметно уступающий гейноровскому. — Все станет просто и ясно — жизнь окрасится новыми красками. Зайди в «Эфир».