— Найри, милая, живая.

— Все хорошо, Рэн, все хорошо. Вот, видишь, я тут. Мы с Повелителем и Риш не могли достучаться!

— Девочка моя. Я не смогу. Не смогу отступить, не смогу.

— Что?

— Ты — дыхание мое, но я тот, кто я есть.

— Рэн, я… Я знаю про клятву. Повелитель отринул ее, Рэн. Теперь все будет хорошо!

— Нет, родная, не в клятве дело! Я стану тем, кем должен, и если ты не захочешь быть рядом, твое право уйти.

— Рэн? О чем ты?

— Я не предам Деда, я не откажусь от власти, потому что я был для этого рожден, я не буду искать уловки и отговорки, перебрасывать эту ношу на плечи того, чью жизнь и так испортил. Ты встанешь рядом, будешь плечом, на которое я обопрусь, станешь воздухом, которого мне будет так не хватать. Ты родишь мне детей. Если ты не готова, если хочешь прожить свою человеческую жизнь, я не буду держать. Решай сейчас, Найри, я слишком много ошибался, больше времени нет.

— Рэн…

— Мамочка, можно я тут посплю?

— Что такое, опять кошмар приснился?

— Нет, просто темно, я боюсь, когда темно.

— Риан, что же… Что же теперь будет? Она уйдет в их мир?! Как же Вера?!

— Не знаю! Бездна, я не знаю! Я бессилен, милая, прости меня. Есть вещи, который никто не может изменить.

— Главное — мы вместе.

— Да, главное — мы вместе

— Шестой диспетчеру. Новостройка по Скусова, дом 6. Молодая женщина, ранение в области сердца. Вызывайте бригаду.

— Диспетчер шестому, повторите адрес.

— Диспетчер, Скусова дом шесть, третья парадная, двадцатый этаж. Холл у лифта.

— Шестой понял вас, бригаду отправлю.

— Я думал, когда откажусь от клятвы, это пройдет. Ведь это демон говорил в тебе.

— Я слишком многое, Повелитель. Но на нее ответил не демон, а человек.

— Ты точно уверен, что хочешь этого? Пути назад уже не будет. А ее может… скорее всего…

— Уверен. Главное, чтобы цена для тебя не стала непомерно высокой.

— В таких случаях цена значения не имеет.

— Спасибо. Еще встретимся?

— Бездна одна на всех…

Полгода я приходила в себя после случившегося, почти три месяца пытаясь совместить реабилитацию собственной жизни с потугами забыть то, что произошло, пугаясь самой себя в отражении зеркал. А потом, потом начала понимать, что не могу жить в этой девятимесячной серости ради трех месяцев синего неба вперемежку с дождем.

Антошенька. Когда я обняла сына, мне показалось, что мой рухнувший мир наконец-то собрался по кусочкам: родной запах, нежные волосики, огромные, серые глаза. Они, конечно, объявили меня в розыск, и был близок первый суд о признании безвестно отсутствующей. Я успела. Спасибо Анне.

Я не запомнила боли, ударив кинжалом в собственную грудь, лишь бы избавиться от страшных воспоминаний и мучений, на которые обрекала Анна и я сама себя. Даже больше я, чем она. Леди действительно не принуждала, просто нашла, чем меня сломить. И победила. Только я оказалась тут, а Анна — нет. И я не понимала почему! Может быть, когда не принадлежащее тому миру тело умирает, его возвращают домой какие-то великие силы. А по словам врачей я пережила клиническую смерть. А может что-то ещё…

Находясь в больнице, я долго копалась в интернете и нашла сведения о том, что существовала такая Анна Вадов, была она крайне умна, крайне титулована, но вот уже десять лет, как считалась погибшей, исчезнув с катера у берегов Австралии, где отдыхала с любовницей.

Мысли обо всем случившемся не покидали, но делиться ими, значило прослыть спятившей. Посему, для себя я решила, считать это очень страшным сном, который закончился. А что до остальных, так для них я страдала амнезией.

И все бы хорошо, но порой я ловила себя на мысли, что молюсь за Риана и Дею с малышом, за Рэна, за Иллара, за последнего особенно, почти до слез… почти до слез разываясь между желаниями, чтобы он был и сном и явью.

После того, как уладилось большинство проблем и даже поработав три месяца, я решила, что жизнь — одна, и надо пользоваться тем, что есть. Мы подумали-подумали с мамой и решили уехать жить в тепло к родителям и сестре мужа в Испанию. На недвижимость в Питере были составлены договоры аренды с агентством. Сын и бабушка уже улетели. А я собралась совершить контрольный забег по подругам: холод, мороз, хорошая водка, теплые воспоминания.

Мы зависли на всю ночь. Подвыпившие бабы, орущие на весь двор «Ай вил олвейз лав ю» — то еще зрелище! Но нас поддержали с соседних балконов аплодисментами. Успех был на лицо!

Утром было тяжко — на таблетках пенталгина, а на запивку кофе. Объятия, сигареты. Объятия. Самолет через семь часов.

Отыскав машину среди сугробов, и отогрев руки и стекла, я понеслась на другой конец города.

Ранее утро воскресенья, пустые улицы и яркие лучи зимнего солнца, искорки снега из-под колес. Я поехала через город, совсем не хотелось маяться с КАДовским развязками, а старые улицы Питера пленили пустотой и тем, что я ними прощаюсь. Может, не на всегда, но…

Впереди показалась любимая развязка. Одиннадцать секунд зеленого. вжала педаль газа в пол, чтобы успеть, радостно вздохнув, потому что радио без еще не проснувшихся ведущих дарило только музыку без болтовни.

Я почти проскочила перекресток. Только сердце сработало быстрее мозга. Я ударила ногой по тормозу. Со скорости в восемьдесят на ледяной дороге. Страшно? Нет, не страшно! Машину начало разворачивать, зад занесло, но все-таки крепкий швед сделал свое дело, и благодарность судьбе, что не было других машин. Меня развернуло поперек широкого проспекта. Но это мало волновало, мои глаза смотрели в спину мужчине. Он на секунду повернул голову, бледное лицо, длинные ресницы, мозг мог ошибиться, сердце нет.

Я вылетела из машины, даже не закрыв дверь, и помчалась к нему, не крича, не прося обернуться, просто бежала, а, настигнув, схватила за руку и дернула на себя, разворачивая.

Бледный, очень худой, изможденный, с ледяной кожей, но это был Иллар.

Он точно в замедленной съемку повернулся ко мне. Мы смотрели друг на друга, и хотя на его лице кроме полной апатии ничего не отражалось, но это было он! Он! Два шрама белыми полосами по моему сердцу! Я потянула его за руку, и он послушно шагнул за мной, не узнавая, не замечая, доверяя.

Я аккуратно усадила его на переднее сиденье, пристегнув ремнем.

Черная тоненькая кожанка и под ней рубашка, мороз минус двадцать! Тонкие черные брюки.

Меня била дрожь, я не знала, как вести машину. Из окна одного из домов послышался окрик: «Женщина, вы что, оего сбили?»

Так и хотелось сказать: «Только бы не на смерть!»

Красавица Вольво блеснула дисками, развернулась и понеслась дальше, я никогда так осторожно не водила. Хотя нет, вожу так, когда Тоха со мной.

Самолет через шесть часов. Уже и забыла об этом! Сейчас волновал только врач!

Когда я подлетела к дому, скорая уже была на месте, а там Антон, знакомый с МЧСовской, потрясающий доктор, в честь которого мы с Андреем и назвали сына. Я словно заводную куклу вывела Иллара из машины, и его погрузили в скорую.

Истощение, сильнейшее воспаление легких и всего до кучи. Десять суток реанимации и лишь на одиннадцатые дыхание стало стабильным. Все это время я моталась между клиникой и домом, сама с температурой, с не проходящей не отпускающей дрожью. На десятые сутки придя домой и поставив звонок на максимум, не раздеваясь, я рухнула на кровать. Спала до утра, пока не разбудил Антон.

— Тут твой друг, вроде как, тебя зовет, у него, правда, с речью проблемы. Мне жаль, Верунь!

— В смысле проблемы? — спросонья я не понимала о чем речь.