Annotation

Влюбленные смотрят на жизнь сквозь очки, превращающие медь в золото, ничтожество — в величие, недостаток — в достоинство. Но неизбежно наступает прозрение, и расплата за него высока, потому что поруганные надежды — это занозой сидящая в сердце боль, бессонные ночи, неизбывный страх повторить ошибку. Через все это прошла Санди Тампл, но женская мудрость и природный оптимизм помогли ей не сломаться под ударами судьбы и обрести любовь и счастье — настоящие, навсегда.

Уинифред Леннокс

Глава первая

Сюрпризы

Глава вторая

Кармен

Глава третья

На съемочной площадке

Глава четвертая

Буря

Глава пятая

Борьба за счастье

Глава шестая

Подарки судьбы

Глава седьмая

Эпоха Возрождения

Глава восьмая

Прошлое и настоящее

Глава девятая

На круги своя

Глава десятая

Муза

Глава одиннадцатая

Ревность

Глава двенадцатая

Встреча

Глава тринадцатая

Весть

Глава четырнадцатая

Любовь

Глава пятнадцатая

Премьера

Глава шестнадцатая

Коварство

Глава семнадцатая

Утешение

Глава восемнадцатая

Выставка

Уинифред Леннокс

Неужели это я?

Глава первая

Сюрпризы

Томительно жарким было это лето в Париже, но улица Коленкур поутру сохраняла еще легкое дуновение свежести. Санди шла не спеша, щурясь от яркого солнца, которое зажигало снопами лучей витрины. Мимо плыл, шурша, нескончаемый поток машин: парижане спешили оставить раскаленный город хотя бы на субботу и воскресенье, мечтая о траве, речной прохладе, тенистых деревьях.

А Санди ранним утром вернулась в жару и духоту, и, пока ехала домой на такси, темно-красные и темно-зеленые навесы кафе казались ей флагами, вывешенными в честь ее возвращения. Отперла дверь, поставила сумку и побежала посмотреть, что сталось с ее садиком.

Как истинная шотландка, она обожала землю и не могла представить жизни без зеленой травы и цветов. Квартиру она искала долго, но свое чудо из чудес — собственный сад в городе — отыскала на Монмартре, который, живописно возвышаясь над тесными средневековыми улочками, сохранил вместе с последним виноградником память об иной, не городской, более привольной жизни. Квартира была невелика, но застекленная дверь спальни открывалась прямо в сад, где на лужайке едва умещалось кресло-качалка, зато вокруг пенились герани: розовые, белоснежные, огненно-красные.

— Ну как вы, мои милые? — весело обратилась к ним вернувшаяся хозяйка. — Соскучились?

Солнца в садик-колодец попадало не так уж много. Соседка заботливо поливала ее цветочки, так что Санди нашла, что жара и разлука пошли им на пользу. Звонить Филиппу было еще рано, но и сидеть в четырех стенах невмоготу: ни о чем больше не заботясь, Санди поспешила окунуться в веселую суету городского утра.

Горожане разъехались, но Париж не опустел. Кочуя из музея в магазин, из собора в ресторан, теснясь и толпясь, бродили по его улицам, площадям и набережным орды туристов. Высокая крупная Санди плавно огибала то одну, то другую группу, застывшую с запрокинутыми головами посреди улицы. И сама невольно поднимала голову и любовалась строгими кариатидами, легкомысленной башенкой, витой решеткой.

Еще вчера она сидела на веранде в родной Шотландии, любовалась закатом, как вдруг почтальон принес телеграмму. Четыре слова: «Запускаемся понедельник целую Филипп». В мгновение ока Санди уложила вещи, расцеловалась с родителями, вскочила на подножку экспресса. Бессонная ночь, и она в Париже.

Санди свернула с Коленкур на улицу Плакучих ив, маленькую и тихую. Даже на Монмартре по боковым улочкам ходят только свои. Еще несколько шагов, и она уже в уютном кафе, где каждый день рано утром пила кофе.

— Доброе утро, Пьер, — поздоровалась она с хозяином.

Темноволосый щеголеватый Пьер, здороваясь, удивленно вскинул брови, но не спросил, почему мадемуазель Тампл, которая всего неделю назад прощалась, уезжая в отпуск, вернулась так скоро.

Санди села за круглый столик — поближе к кондиционеру — и, наслаждаясь прохладой, попросила:

— Пожалуйста, кофе и фисташковое мороженое. Кофе черный, — прибавила она.

Рука Пьера, потянувшаяся к крошечному молочнику со сливками, застыла в воздухе: мадемуазель, которая вот уже два года неизменно заказывала кофе со сливками, пьет теперь черный? Удивительно!

Глоток душистого крепкого кофе прибавил Санди бодрости. От жары она совсем было размякла, да и бессонная ночь сказывалась. Интересно, сколько времени? Почти десять. Можно звонить.

Подошла к стойке, набрала номер. Услышала басовитое «алло», и сердце у нее заколотилось.

— Доброе утро, — сказала она, — я в Париже. Очень срочная работа, пришлось приехать.

— Санди! Вот здорово! — Абонент явно обрадовался. — А мою телеграмму ты получила?

— Нет,— слукавила она, желая услышать новость от самого Филиппа и дать ему понять, что приехала исключительно по делам. — Ты посылал телеграмму? Что-то случилось?

— Треньян сломался! — В голосе Филиппа звучало торжество. — В понедельник начинаются съемки! Рада?

— Да! Да! Да! — ликующим эхом отозвалась Санди.

— Значит, вечером отпразднуем. Часов в семь я позвоню. А пока весь в делах. Целую. До встречи!

— До встречи.

Вернувшись за столик, она принялась за мороженое — зеленое, как холмы Шотландии, прохладное, как вечерний туман над рекой. Напряжение сменилось истомой усталости, пришлось заказать еще чашечку кофе.

К родителям Санди приехала на грани нервного срыва. Мама ахала и причитала — как побледнела, как измучилась, бедняжка! Принялась кормить, отпаивать парным молоком. Целыми днями суетилась на кухне, колдуя то над пышками, то над свиными ножками. Молчун-отец сидел в уголке, поглядывая на жену и дочку. Сидя, он занимал полкухни, а когда вставал... Санди пошла в него — крупная, высокая, статная, а вот большие серые глаза, рыжеватые волосы и веснушки — от матери. И худенькой она была в детстве, тоже как мама. Мамина сестра, тетя Кэтрин, которая вышла замуж за француза и жила под Парижем, нашла, что у племянницы большие способности к танцам, увезла с собой и отдала в балетное училище. Ну и намучилась там свободолюбивая шотландка! Сколько плакала! Как ненавидела и пансион, и балет, и Париж! Потом Париж приручил ее, и она его полюбила. Теперь неизвестно, где Санди больше дома — в Париже или на увитой плющом веранде, выходящей на реку Спей.

Санди невольно вздохнула, вспомнив годы, проведенные в балетном училище: муштра и голодовка! Но потом... С каким аппетитом, с каким наслаждением стала есть! Как выросла, как пополнела. Теперь недурно бы и похудеть. Но как, если она по-прежнему неравнодушна к взбитым сливкам, тортам, пирожным? Тяжело вздохнув, она позвенела ложечкой и попросила:

— Пожалуйста, порцию ананасного, Пьер.

— Санди! Глазам не верю! — К столику пробиралась Элен, ее ближайшая подруга. Рабочий день они частенько заканчивали вместе, болтая здесь за чашечкой кофе. — Загорела и поправилась. — Последнее слово вырвалось само собой, и Элен пожалела: вряд ли Санди обрадуется комплименту, габаритов и стати ей не занимать, а в моде нынче изящные девушки... Усаживаясь, Элен одобрительно оглядела свои длинные стройные ноги и приступила к расспросам: — Что-то случилось? Плохое или хорошее?

— Замечательное! — Глаза Санди засияли, на щеках появились ямочки. — Треньян взял наконец сценарий Филиппа Мильера. И подписал договор!

После бунта в балетном училище Санди чем только ни занималась: для драматической сцены у нее не хватило таланта, для эстрады — голоса. Удачнее пошло с театральными рецензиями в молодежных и женских журналах, но сидячая работа оказалась не по ней. Зато когда Санди занялась живым делом, требующим общения с людьми, она почувствовала себя как рыба в воде. Через несколько лет литературный агент Санди Тампл сделалась виртуозом в борьбе с твердокаменными издателями, упрямыми театральными режиссерами, изворотливыми продюсерами за талантливых начинающих писателей и драматургов. Хотя и молодые дарования доставляли ей немало хлопот своими комплексами, болезненным самолюбием, непомерными амбициями. И все же Санди успешно справлялась и с теми, и с другими. Однако Роже Треньян, известный режиссер, чуть было не заставил ее усомниться в своей профессиональной пригодности. Целый месяц он менял решения, и, чем дипломатичнее вела себя Санди, тем капризнее становился. Наконец она поняла, что полезнее оставить мэтра в покое и немного отдохнуть самой. Помахала всем ручкой и уехала в Шотландию.