— Я к тебе? — Филипп остановил такси и вопросительно смотрел на нее.
— Нет, я к тебе, — мгновенно отозвалась она.
Если он хоть на секунду замнется, если откажет, будет настаивать на своем, она уедет одна, и больше никогда, никогда они не увидятся!
— Поехали, — тут же согласился Филипп, — только у меня беспорядок, Ди. Жуткий беспорядок.
— Я обожаю твой беспорядок! — выпалила она, садясь в такси.
Войдя в квартиру Филиппа, Санди убедилась окончательно и бесповоротно, что преувеличила роль Маргариты в его жизни, в этой берлоге нечего опасаться наткнуться на помаду или чулки. Те же скомканные свитера, кипы бумаг, окурки, чашки с недопитым кофе и пылящийся в углу компьютер. Все так, словно только вчера она ушла отсюда. Санди уткнулась в плечо Филиппа и всхлипнула.
— Ну что ты, глупышка? Что ты? — ласково спрашивал он, прижимая к себе ставшее податливым и покорным женское тело.
Глава десятая
Муза
Лолу разбудило солнце, залив веселым светом всю комнату. Яркий свет и тишина поразили ее. И еще золотые ветки, что тянулись прямо в окно.
Как же здесь хорошо! — потянувшись, подумала она и с нежностью вспомнила Поля. Может, он сейчас войдет, присядет на край кровати, обнимет меня, станет целовать, щекоча бородой... От этой бороды прямо мурашки по коже. Вот где у нас ладилось, так это в постели! А в остальном... Лола невольно вздохнула.
Никто не шел. В доме было тихо по-прежнему, и, одевшись, Лола вышла в сад, решив обследовать новые владения. Сад походил скорее на непроходимую чащу, но дорожка все-таки была, и она отважно ступила на нее. Потянуло зябкой сыростью, того и гляди, змея выползет. Лола опасливо поглядывала под ноги, не забывая уворачиваться от веток боярышника и жимолости, которые безудержно разрослись на воле и так и норовили ее зацепить.
С вздохом облегчения она добралась до скамейки под яблоней, сорвала красное яблочко, которыми та была усыпана. Оказалось кислое, Лоле не понравилось, и она зашвырнула яблоко в кусты. От скамейки другая дорожка вела прямо к ограде, у которой Лола застыла, заглядевшись на соседские владения. Если она и представляла себе райский сад, то именно так: аккуратные ряды беленых яблонь, каждая ветка покоится на подпорке. Еще один рядок — сливы, другой — какие-то кусты, наверное, смородина.
В другой стороне огород с ровными грядками-шоколадками — уже перекопаны, отдыхают. А есть и зеленые: вон петрушка с сельдереем курчавятся, сидят тугие кочаны капусты, торчат перья лука. А тыквы-то, тыквы! Какие, наверное, эта земля родит помидоры, огурцы, спаржу, артишоки!
На лице соседки читалось такое неподдельное восхищение, что Гастон не мог не улыбнуться.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Как спалось на новом месте?
— Спасибо, великолепно. А вам?
— Мне заботы мешают спать. Видите, какое хозяйство! — широким жестом Гастон обвел сад, огород, постройки. — А руки-то одни.
— Хозяйство у вас замечательное, — с невольной завистью сказала Лола. — Просто глаз не оторвать. Стою, любуюсь.
— А вы братца своего надоумьте, может, и он за дело возьмется.
Лола пренебрежительно махнула рукой, и Гастон правильно понял ее жест: мол, куда ему!
— Тогда идите молоко пить.
— Спасибо, но я...
— Да вы не стесняйтесь, я от доброго сердца, по-соседски.
— Ну уговорили, — улыбнулась Лола.
И продолжая беседовать, они пошли вдоль ограды каждый со своей стороны: Лола, с трудом пробираясь среди кустов, а Гастон, сочувственно поглядывая на нее, по выложенной камешками дорожке. По такой же аккуратной дорожке он повел гостью к вольеру, где важно расхаживали куры.
— А коз сейчас нет, — сказал Гастон. — Слышали поутру рожок пастуха? К вечеру вернутся.
Лола вспомнила, что действительно сквозь сон слышала пенье рожка, но решила, что и оно ей снится.
Они обошли огород. Лола с дотошностью деревенской жительницы расспрашивала о земле и о том, что на ней родится, а Гастон с удовольствием отвечал на вопросы. Давно уже у него не было такой внимательной заинтересованной собеседницы. Лола трогала его своим жадным вниманием ко всем хозяйственным мелочам. Она хоть и походила на городскую, но по нутру была своя, деревенская, не то что ее кузен.
После огорода осмотрели фруктовый сад.
— А теперь прошу в дом, я вам молочка налью, — пригласил хозяин.
Лола залюбовалась растущими перед террасой розами.
— Осенние, — объяснил Гастон, — доцветают. А что летом делалось! Не передать.
В доме Лола сразу отметила, что, несмотря на чистоту и опрятность, не хватало женской руки. Гастон налил ей молока в глиняную кружку, и Лола, отпив глоток, будто перенеслась в свое детство: ее родители тоже держали коз, она на козьем молоке выросла.
— Я сейчас вам яблочек насыплю, — тем временем говорил Гастон, — вам поправиться надо, а то вон какая худая. Скажите братцу, чтобы получше за вами смотрел, и, если надо чего, приходите по-соседски, всегда помогу.
— Спасибо, — поблагодарила Лола и, не удержавшись, откусила от крутобокого румяного яблока из тех, что насыпал для нее в корзинку щедрый сосед. Вот это яблоко! Мед!
Гастон проводил ее до калитки.
— Ну, до завтра, соседка! Буду ждать.
— До завтра! — откликнулась Лола и пошла к себе, аппетитно хрустя сочным яблоком и думая: не нашим чета.
Когда она вошла в дом, Поль сидел пил на кухне кофе.
— Доброе утро! Я тебя потерял. Гулять ходила?
— Пила козье молоко у Гастона. Доброе утро. — Она присела к столу и сделала себе несколько тостов с джемом. Вот что значит поутру прогуляться, даже проголодалась! — После завтрака поможешь мне со шторами? И вообще введи в курс хозяйства.
Поль сразу погрустнел.
— Конечно, помогу. А по утрам, ты же знаешь, я работать люблю и уже начал одну работу. Если захочешь, веди хозяйство, а нет — и так обойдемся. По воскресеньям тут базар, покупай, чего знаешь, деньги вон там. — И он показал на супницу, которую, очевидно, использовал как банк.
К быту по-прежнему равнодушен, со вздохом констатировала Лола.
Поль быстро допил кофе и потащил ее в полутемную кладовку. Зажег свет и, ткнув пальцем в большой резной шкаф, сказал:
— Шторы здесь. Да, еще ковер! Сейчас расстелю.
— А телевизор у тебя где? — осведомилась Лола.
— Нигде. Я как-то не удосужился. Книги есть. И места тут дивные, я каждый день гуляю и тебе советую. А хочешь, по магазинам броди, по улицам. Городок очень приятный.
Поль забрал из кладовки свернутый в трубу ковер и оттащил в комнату Лолы. Как только расстелил, в комнате стало и уютнее, и теплее.
— Видишь, как славно! — обрадовался Поль, одобрительно оглядывая темно-зеленый с бежевым ковер. — Теперь и шторы можешь подбирать, и покрывало. Две тетушкины комнаты я храню в неприкосновенности, остальными можешь распоряжаться. Сваришь обед — спасибо, нет — пообедаем в кафе.
Поль убежал к себе наверх, Лола со вздохом открыла шкаф. Выбирать не приходилось: натурщицей, горничной она уже наработалась, побудет теперь экономкой.
Поль работал целый день, забыл про еду, даже на прогулку не пошел. Он покинул мастерскую, когда стемнело, почувствовав, что зверски проголодался. Вошел на кухню и удивился: кухня преобразилась: на столе скатерть, на полках надраенные старинные пузатые кастрюли, горшки, кринки. И тарелки какие-то диковинные Лола отыскала и по стенам развесила. Пол блестит. А запах... Запах-то какой!
— Нравится? — Лола довольно улыбнулась. — Ну садись быстрее за стол. Проголодался, наверное.
— Не то слово! А ты тут потрудилась на славу. Устала?
— Устала, но днем отдохнула. Давай теперь ужинать, а после ужина загляни ко мне.
Поль ел овощное рагу и похваливал. Как это он забыл, что Лола отличная хозяйка?
— Только сейчас я понял, какое приобрел сокровище! Работа у меня теперь пойдет как по маслу.