Дождь превратился в сплошной ливень. Элис вышла из автобуса, а водитель, подняв воротник куртки до самых ушей, выскочил из кабины и побежал к багажному отделению вынуть ее вещи.

— Такая погода — на всем западном побережье, — дружелюбно и довольно громко объяснил он, чтобы услышали все остальные пассажиры. — Но ты привыкнешь. Надолго сюда?

— Феликс, ты болван, — прошептала она. — Ну что ты здесь делаешь? — И громко добавила:

— Я еще не знаю.

Автобус, полный пассажиров, держал путь в отель на леднике. После нескольких часов езды по извилистым горным дорогам вряд ли кому‑то понравится, что водитель болтает с пассажиркой возле ворот старенького коттеджа. Феликс перегнулся через забор и открыл скрипучую калитку. Вода скатывалась с длинного черного завитка на лбу. Казалось, он не намокает. Как утка.

— Передай мой сердечный привет Камилле. Он запрыгнул в кабину, завел двигатель и умчался по мокрой петляющей дороге.

Элис осталась одна в незнакомом зеленом мраке.

Стараясь отбросить мысль о Феликсе и его неожиданном появлении, она повернулась к домику. Под струями дождя, в зарослях кустов, отделяющих дом от дороги, ей казалось, что она погрузилась в водные глубины и где‑то там, наверху, — горы, покрытые лесами, тающие в дымке. Казалось, она находится на дне озера, нереального, смутного.

И почему Камилла, которая наверняка увидела автобус из окна, не вышла и не открыла дверь? Элис пошла по скользкой дорожке, держась подальше от разросшихся усатых и мокрых папоротников. Опустив багаж на ступеньку крыльца, громко постучала.

Это был маленький деревянный коттедж, бесцветный от старости и почти развалившийся. За деревьями виднелось здание школы непривычного для этих мест цвета — зеленовато‑серого. Она вспомнила и то, что Камилла писала ей: «У нас совсем новая школа, а дом, в котором я буду жить, увидишь сама, когда приедешь. Постараюсь украсить его, чем смогу. Я часто разжигаю камин, чтобы избавиться от сырости, но пол время от времени проваливается то здесь, то там, а когда идет дождь, я тащу все, что есть, чтобы расставить по всему дому, — потолок нещадно течет. Мне предлагают переехать в отель, но мне здесь нравится: дешевле и интереснее».

Элис стояла и думала — ну что хорошего тут жить? Дождь стекал по щекам. Но Камилла никогда не была мрачной по натуре, и, окажись она после кораблекрушения на необитаемом острове, то и там сумела бы подцепить мужчину, чтобы он ее развлекал.

И, судя по замечанию Феликса, она здесь тоже не скучала.

Но где ее подруга сейчас? Почему не выходит и не открывает дверь? Элис снова постучала, погромче. Дождь лил за шиворот. Вдруг совсем рядом вспорхнула и прохрипела птица, села на калитку и уставилась не моргая на Элис. Похоже, это горная хищная птица с изогнутым жестким клювом, как у попугая, та, что охотится на овец и новорожденных ягнят. Если бы Элис отошла в сторону, птица наверняка поинтересовалась бы ее багажом. Недобрый взгляд был особенно неприятен в этой промокшей мрачной атмосфере.

Элис показалось, что птица ее гипнотизирует, и вдруг она почувствовала раздражение от медлительности Камиллы. Она взялась за ручку двери. Птица хрипло вскрикнула, взмахнула крыльями, под которыми Элис увидела такое буйство красок оперения, что открыла рот, — и улетела.

Ручка двери не поддавалась. Заперто.

Что случилось? Камилла ее ждет, это точно. Элис получила от нее записку: «Жду не дождусь твоего приезда. Я тебя встречу. Не пропусти автобус». И постскриптум, типичный для подруги: «Ты должна познакомиться со всеми моими поклонниками. Это очень забавно, но, кажется, я попала в неловкую ситуацию».

Видимо, так и было, иначе почему бы она забыла про свое обещание встретить Элис?

Вдруг, разозлившись на легкомысленную Камиллу, Элис спустилась с крыльца и подергала створку окна.

Но рама так размокла, что не поддавалась. Если открыть хотя бы одно окно, она заберется в дом.

Наконец это удалось. Одна из рам отворилась. И в тот же миг высокий скрипучий голос прокричал изнутри:

— Уходи, уходи скорее!..

Элис чуть не упала в мокрый папоротник. Она вцепилась в подоконник, сердце бешено колотилось. Но вообще‑то чего бояться? Это дом Камиллы, пустоголовой, легкомысленной Камиллы. Она не могла разглядеть комнату в полумраке. Но, похоже, ничего страшного. Что за шутки?

— Камилла! — позвала Элис. — Это ты? Все играешь?

В углу что‑то зашевелилось. Или ей показалось? Темное пятно переместилось в другой угол. И снова резкий, бьющий по нервам голос прокричал:

— Уходи!

В то же самое мгновение на подоконник, истошно мяукая, прыгнул кот, а комната ожила от внезапного хлопанья крыльев.

Элис отступила в папоротник. Засмеялась. Ну, конечно, попугай или что‑то вроде этого. Камилла, наверное, завела его для компании. А может, специально, чтобы пугать гостей. Она всегда любила пошутить. Вот‑вот явится и будет умирать со смеху.

— Камилла, негодяйка, — пробормотала Элис.

Кот спрыгнул с подоконника и жалобно замяукал. Похоже, он проголодался. Элис потянулась, чтобы погладить его. Это был большой рыжий персидский кот с пушистым хвостом, красавец. Но Камилла могла бы и покормить его.

Элис почувствовала непонятное волнение. Похоже, Камиллы здесь нет… И это не шутка. Она засунула голову в окно и решительно вскарабкалась на подоконник. В комнате было темно от закрывавших свет кустов и деревьев, да и день клонился к вечеру. Элис прошла к двери и поискала выключатель.

Но его не было.

Она вышла в прихожую, пошарила там. Потом ее взгляд упал на лампу, свисающую с потолка. Старомодную. Ну, конечно, Камилла писала, что дом очень старый, но про то, что в нем нет электричества, не сообщила ничего.

Когда Элис поставила на пол дорожную сумку, она почувствовала, как что‑то гладкое скользнуло по ноге, и заметила маленькую тень, которая быстро исчезла. И снова хлопанье крыльев и странный голос:

— Уходи скорее.

— И не собираюсь! — отрезала Элис и поднесла спичку к лампе.

В мягком свете она увидела большой выложенный кирпичом камин с остывшими углями, низкие кресла и большой, тоже низкий, диван с яркими подушками, картины на стенах, развешанные так, чтобы закрыть выцветшие пятна на обоях, большой белый ковер у камина, покрытое пылью зеркало в позолоченной раме, в котором отражался свет лампы. Создавать иллюзию роскоши — любимое занятие Камиллы. Казалось, она где‑то рядом, и Элис, с любопытством оглядевшись вокруг, позвала:

— Эй, Кэм! Я здесь!

Кот потерся о ногу и замяукал. Черная тень вскочила на ручку кресла, и наконец Элис увидела, кто это. Сорока с блестящими круглыми глазами и длинным клювом. Элис рассмеялась:

— Ну, прямо тени Эдгара Аллана По! Странно, что Камилла завела себе сороку. Наверное, ей слишком одиноко в этих горах. Но где она сама, черт побери?

Элис бродила по пыльному дому. Дождь стучал по крыше. Она открыла двери спален. Одна из них — с распахнутыми шкафами, с полок которых свисало белье, — явно Камиллы. Другая была аккуратно убрана. На туалетном столике — ваза с яркими красными цветами. Эта, видимо, приготовлена для Элис и служит подтверждением, что Камилла ее ждет. Она прошла по узкому коридору туда, где должна быть кухня, нащупала ручку двери и в тот же миг, как повернула ее, услышала стук закрывшейся за спиной входной двери.

Наконец‑то Камилла!

— Я же говорила, что буду здесь раньше тебя!

Но в ответ — молчание. Только бодро тикали часы, громко хлестал в окно дождь, и — никого.

Элис побежала к входной двери, открыла ее. Дорожка уходила в зеленые промокшие кусты, и чьи‑то следы быстро заполнялись водой, а комья грязи на крыльце таяли…

Потрясенная Элис опустилась в кухне на стул. Она поняла, что, видимо, когда она стучала, в дверь, в доме кто‑то был и до последней минуты, вероятно, ожидал, что гостья уйдет. Однако она осталась, и он вынужден был бежать.