От него сильно пахло спиртным. Он был пьян.
— Черт возьми, большая рыба! — казалось, он не сознавал, что говорит вслух.
Сердце Эбби екнуло. Значит, он тоже видел того мужчину с рыбьим лицом.
— Но кто же он? — прошептала она. Но Люк спал.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В сером свете раннего утра Эбби недовольно подумала, что, пожалуй, была слишком сдержанна. Прошлой ночью ей следовало визжать, кричать и требовать обыска в этом несчастном развалюхе‑отеле, чтобы убедиться, что прячущийся мужчина с рыбьим лицом не был в комнате Лолы.
Но даже если бы его нашли, в чем она могла обвинить его? Он ни за что не признался бы, что был в той пустой комнате в Киигз‑Кроссе или что угрожал ей. И вообще, мог отрицать, что видел ее раньше.
Не лучше ли молчать и делать вид, что не знаешь о его присутствии и интриге с Лолой? Кто предупрежден, тот вооружен.
Но все‑таки в чем тут дело? Она слишком слушалась рассудка. Если бы она подняла шум, то могла бы хоть что‑то выяснить.
Эбби растолкала Люка.
— М‑м‑м, — пробормотал он. — Что такое?
— Люк, что это за большая рыба, о которой ты говорил прошлой ночью?
— Большая рыба? Понятия не имею, — он снова заснул.
— Проснись, Люк! Я должна знать. Ты, наконец, должен хоть что‑то рассказать мне. Если, конечно, ты мне не враг.
Она шептала настойчиво, не забывая о тонких стенах. Люк неохотно и в дурном настроении проснулся.
— О чем ты говоришь, черт возьми?
— Ты сказал, что не поймал большую рыбу прошлой ночью. Помнишь?
Его глаза, усталые и равнодушные, смотрели в потолок.
— Должно быть, я был пьян.
Забавно, подумала Эбби, они лежали в постели вместе, два счастливо женатых человека. Скоро белокурая горничная или женщина принесет им чай. Они встанут, умоются, оденутся и будут вести себя вежливо и цивилизованно. Но их мысли, настороженные и скрытные, будут в миллионе миль друг от друга.
Она была сегодня так же одинока, как посреди унылого пейзажа прошлым вечером.
Потом Люк совсем проснулся и понял, что был груб. Или неосторожен.
— Извини, милая. Что я сказал? Или что ты говорила? Боже, ну и дыра! Почему никто не несет чай?
— Здесь кто‑нибудь ночевал, кроме нас? — спросила Эбби.
— Только тот парень из Дарвина и пара коммерсантов, я думаю. Они все отправляются в Брисбейн сегодня.
Хотя город был маленький, это был не единственный отель. Ветхие гостиницы и бары были неотъемлемой чертой малообжитых районов. Не было особого смысла задавать вопросы, потому что, если этот таинственный человек хитер (а в этом не могло быть никакого сомнения), он не остановился бы под самым ее носом.
— Между прочим, тот парень, Джонсон, предложил мне xopoшую работу в Дарвине, — сказал Люк небрежно.
— Дарвин!? И ты поедешь?
— Не знаю. Посмотрим.
Я ненавижу Австралию, подумала Эбби. Эта грязная комната с пылью под столиком, с этой ужасной кроватью. А Люк обещал, что этот уик‑энд принесет счастливые изменения в их жизни.
Люк склонился над нею, наблюдая.
— Взбодрись, милая. Может, мне не придется браться за ту работу. Надеюсь, что не придется.
В контрасте с ее странным необъяснимым чувством страха перед грядущим днем и тщательно скрываемым беспокойством Люка все остальные были невыносимо оживленными.
Милтон, выглядевший здоровым и посвежевшим, спешил отправиться пораньше. Эбби удивилась, как инвалид мог хорошо отдохнуть на таких кроватях, какие предоставлял этот отель, но Мэри сказала, что Милтон мог спать где угодно.
— Но по тебе не видно, что ты хорошо спала, Эбби.
— Да, — призналась Эбби. — Было слишком холодно и слишком шумно. Через эти тонкие стены все слышно.
Она в упор посмотрела на Лолу, но яркие глаза Лолы насмешливо уставились па нее.
— Я спала, — сказала она. — С холодом, шумом и всем прочим.
— Поехали, девочки, — крикнул Милтон резко. — Пора отправляться. У нас будет ленч на свежем воздухе, Эбби. Мы покажем вам, как здесь варят в походном котелке. Будет хороший день.
Действительно, небо чистой сверкающей синевы сияло над маленьким городком, плоским, сонно развалившимся и бесконечно малым на этой огромной земле. Воздух был свежим и прохладным, но обещал тепло. Суета продолжалась, когда Люк и их черноволосый вчерашний приятель выносили багаж и складывали его в машины. Милтон с интересом следил за ними.
— Хватит заталкивать в мой багажник, — сказал он. — Там уже нет места. Ну, поехали. Скорее, Мэри.
— Да, дорогой. Иду.
Вскоре они отправились. Мертвенно‑бледная женщина и поджарая овчарка следили за их отъездом. Не было ни малейшего намека на присутствие мужчины с рыбьим лицом. Но на улице стояло несколько автомобилей. Какой из них принадлежал ему и когда он начнет преследование?
Бесконечная дорога тянулась перед ними. Только машина Мэри и Милтона впереди и ни одной сзади.
Эбби начала думать, что напрасно беспокоилась.
Несмотря на недостаток спортивного азарта — они заметили лишь несколько кенгуру вдали, — все были оживлены. В середине дня они остановились на ленч. Милтон выкатил кресло и сидел на ярком солнце, пока женщины собирали хворост, а Люк разводил костер, укрепляя над ним закопченный котелок.
Было тихо и мирно. Пейзаж больше не казался зловещим, напротив, спокойным и каким‑то заброшенным, здесь ничего не росло, кроме низкорослых эвкалиптов и колючих кустов. Вороны поднимались и падали камнем в синем небе с хриплыми криками. Сухие эвкалиптовые листья хрустели под ногами Эбби. Ей было тепло, она была сыта, и от этого склонна согласиться с Милтоном, что следовало наслаждаться побегом из города.
Милтон откинулся в своем кресле, его странные глаза мерцали из‑под полуопущенных век.
— Ну, Эбби, разве это не впечатляет?
— Невероятно.
Она подумала, что сегодня Милтон ей нравится больше. Его раздражение было менее заметно. Он не сделал своей жене ни одного язвительного замечания. Он жил в маленьком пузыре удовольствия, явно выкинув из головы мысли о больнице.
— Вы рады, что мы взяли вас? — Эбби безмятежно улыбнулась:
— Я бы все равно поехала, не правда ли, Люк?
— Думаю да, раз уж ты решила. Я женился на упрямой женщине.
Даже Люк говорил с ленивой терпимостью.
— Упрямство может быть опасным, — сказал Милтон. Он зевнул, и Мэри начала суетиться.
— Не суетись, Мэри. Этого будет достаточно в больнице.
— Сколько времени займет лечение? — спросил Люк.
— Не знаю. Две или три недели. На этот раз я выйду оттуда на своих собственных ногах. Я обещаю вам.
В нем чувствовались уверенность и подавляемое волнение. Он обвел рукой пейзаж:
— В следующий раз, когда я приеду сюда и увижу старика кенгуру, я пойду за ним на своих собственных ногах.
— Конечно, — сказала Мэри.
— Не ублажай меня! — в Милтоне вспыхнуло знакомое раздражение. — Ты не веришь ни одному моему слову, но я покажу. Боже мой, я вам покажу!
— Только не сейчас, Милт, — проворковала Лола. — Это слишком утомительно. И я хочу вздремнуть.
— Пойду пройдусь, — сказала Эбби, вставая. — Не обязательно кому‑то сопровождать меня. — Она не глядела на Люка: — Я только хочу немного осмотреться. Мне могут встретиться какие‑нибудь животные?
— Скорее всего, только ящерицы, — сказал Милтон. — Крикните нам, если увидите кенгуру. Люк, Мэри с трудом завела сегодня машину. Ты не мог бы взглянуть?
— Хорошо, — сказал Люк. — Не уходи далеко, Эбби.
Эбби быстро шла по сухой земле, ожидая, пока утихнет гнев.
Милтон нарочно не дал Люку пойти с ней. Но если бы Люк хотел пойти, он мог бы сказать, что посмотрит машину позже. Почему хватка Моффатов была так сильна? Она с трудом выносила и их самих, и их личные драмы. Кроме Дэйдр, бедняжки. Очень скоро она скажет Люку, чтобы он выбирал между нею и Моффатами: Лолой с ее интрижками, Мэри с мышиной душой, Милтоном — больным тираном. Что Люк нашел в них?
Но сверкающее солнце и странный диковатый пейзаж, купающийся в желтом свете, располагали к покою, и ее негодование начало остывать. Она шла дальше, наслаждаясь своим одиночеством. Она хотела ненадолго затеряться в этой бесприютной равнине, уйти от машин и людей и полностью расслабиться.