Флора проводила их глазами:

— Вы видите, мисс Херст. Эдвард — мамин любимчик. Папа говорит, что из него вырастет слюнтяй. Как вам повезло, что вы были единственным ребенком! Вся любовь ваших родителей была отдана вам. Вы стали от этого очень хорошей?

— А я похожа на очень хорошую?

— Слава Богу, ни чуточки, мисс Херст! — Голос Флоры редко утрачивал свою мучительно напряженную тональность. — Не позволяйте больше мистеру Питу смотреть на вас так, как он смотрел.

— Вряд ли я могу изменить выражение его лица. А что тебе не понравилось?

— Я не могу объяснить. Во всяком случае, он мне не нравится. Он смеется, когда нет ничего смешного. До приезда в Венецию мы никогда не были с ним знакомы. Вам не кажется это странным?

— У постели больных часто сходятся люди, раньше незнакомые. Может быть, мистер Пит любит вашу бабушку?

— Скорее он любит ее деньги.

— Флора, что за циничное заявление! Ты что — слышала это от кого-нибудь?

— Я слышала разговор папы с мамой. Папа сказал, что ей следовало бы прогнать прочь этого малого, а она сказала — как это возможно, коль скоро он нужен бабушке Тэймсон. И вообще, что так себя с родственниками не ведут. И что, если отделаться от мистера Пита, это будет выглядеть так, будто мы хотим забрать все деньги себе.

— Отделаться!

— Я бы хотела как-нибудь темной ночью спихнуть его в канал, задумчиво произнесла Флора. — Он мне не нравится. Он и на маму поглядывает. Жаль, что бабушка Тэймсон так богата.

— А она очень богата?

— О да, страшно. Но я уверена, что ей сейчас совершенно не до денег. Она хочет только одного: лежать под каменным ангелом рядом со своим маленьким Томом. Я молю Бога никогда не стать богатой, чтобы какой-нибудь тип вроде мистера Пита не стоял у моего смертного одра.

Мистер Пит не стоял у одра своей тетушки, когда Лавиния явилась в палаццо. Старая дама лежала в просторной комнате в полном одиночестве. Прислуга впустила Шарлотту и Лавинию и удалилась. Все окна, помещавшиеся в средневековых готических арках, были закрыты, и в комнате стояла удушающая жара. Свечи, горевшие в большой люстре венецианского стекла, еще больше нагревали воздух. Свет их отражался в многочисленных зеркалах, так что комната казалась слишком ярко освещенной и в то же время, как ни странно, темной. Впечатление темноты создавали обитые бордовым дамассе стены и тяжелые занавеси.

Лицо старой женщины в постели было почти того же цвета, что и пламя свечей, — светло-желтое, и на нем поблескивали черные, как ягоды смородины, глазки. В воздухе сильно пахло «Фиалками», и этот запах духов, в сочетании с жарой и свечным дымком, был довольно противным.

— Как вы себя чувствуете, тетушка Тэймсон? — спросила Шарлотта. — У вас здесь очень жарко. Вы не думаете, что хорошо бы открыть окна?

— Чтобы отравиться вонью каналов?! — При всей ее тщедушности голос у старой дамы оказался неожиданно сильным.

— За столько лет вы должны бы привыкнуть к их запаху. Вы съели свой ужин?

— Съела, хоть он был и довольно плохонький. А это кто? — она указала пальцем на Лавинию.

— Это мисс Херст, о которой я вам говорила. Она поможет мне упаковывать ваш багаж. Она согласна со мной, что мы не можем пускаться в путь, нагруженные как верблюды.

— А ей какое до этого дело? — резко спросила старая дама.

Шарлотта вздохнула:

— Я хочу только сказать, что вам придется расстаться хотя бы с частью ваших вещей. Например, раздать почти всю вашу одежду. Нельзя же, в самом деле, хранить бальные платья тридцатых годов.

— А вам приятно было бы расстаться с вещами, которыми вы дорожили всю жизнь? Не надо слишком давить на меня, Шарлотта, а то я пожалею, что обратилась к вам.

— Я вовсе не давлю, тетя, а всего лишь стараюсь быть практичной. Мы уже набили три больших сундука. Завтра с помощью мисс Херст мы завершим укладку.

— А на эту молодую женщину можно положиться? Откуда она родом? Почему я раньше ее не видела?

— Я вам все это уже объясняла. Она согласилась ухаживать за Флорой.

— У меня очень много ценных вещей, — проворчала старуха. — Все, что можно, я надену на себя, но остальное...

— Остальное заперто в вашей шкатулке с драгоценностями, за которой я слежу лично. Пожалуйста, не упрямьтесь, тетя. Вы знаете, что мы с Дэниелом хотим перевезти вас на родину как можно скорее. Сделать это можно лишь при условии, что кто-то нам поможет, так что вам придется довериться мисс Херст.

Как это пришлось сделать мне, могла бы она добавить, судя по враждебному взгляду, который она бросила в сторону Лавинии.

Старая дама протянула Лавинии руку. То была жалкая рука старой женщины с выступившими синими жилами, скрючившаяся с годами. На ней красовалось множество колец. Лавиния заметила, что, хотя рука была исхудалой, кольца сидели на пальцах удивительно плотно, врезаясь в кожу.

— Вы не будете слишком жестокой, а, мисс Херст?

— Тетя, вы хотите этим сказать, что я жестока? — воскликнула Шарлотта. — Это несправедливо. Я сделаю все, что могу, чтобы вам помочь. Но кому-то надо же быть хоть немного практичным.

— Практичные люди такие скучные! Я, слава тебе Господи, никогда к их числу не принадлежала. По-моему, и мисс Херст не выглядит особенно практично Она для этого слишком хорошенькая. Почему она не замужем?

— Но тетя, это ее дело. — В голосе Шарлотты прозвучала нотка, ясно говорившая о том, что ей и самой хотелось бы задать этот вопрос.

— Наверное, ее нанял Дэниел. Мужчина никогда не упустит хорошенькую женщину, а ваш Дэниел, судя по всему, такой же, как они все. — В голосе старой дамы слышалось злорадство. Похоже, она не слишком жаловала Шарлотту — возможно, потому, что ее раздражала собственная зависимость от нее.

Шарлотта вздохнула:

— Я уже объясняла, тетушка Тэймсон. Нам необходима была дополнительная помощь. Мы не ожидали, что Элиза заболеет, и, если вы так уж хотите знать, мы, признаться, не думали, что вы окажетесь настолько слабой. Вообще-то говоря, мисс Херст понравилась Флоре, а врач сказал, что все ее желания должны исполняться, хотя я не вполне с этим согласна. Ну вот, вы знаете все, и нам пора вас покинуть. Вы должны постараться заснуть. И, пожалуйста, не разгуливайте ночью, пересчитывая свои вещи. Я велела Фернанде. спать у вас в комнате и проследить за тем, чтобы вы не бродили по дому.

Лицо старой дамы стало хитрым и капризным.

— А почему бы мне не приглядеть за своим имуществом, пока оно у меня еще есть? Очень скоро от него ничего не останется.

— Но к тому времени вы будете в Винтервуде и ничего из этих вещей вам не понадобится. Простите, если вам кажется, что я говорю слишком суровые вещи, но таков приказ врача. Вы должны отдыхать и набираться сил для дальней дороги.

— Вы хотите сказать, что в противном случае мне придется век слушать стрекот этих ужасных цикад? Нет уж, я предпочла бы, чтобы над моей могилой распевал английский дрозд.

— Так оно и будет. Мы благополучно доставим вас на родину. Но вы должны обещать вести себя хорошо.

— О, я буду вести себя хорошо, поскольку иного выбора у меня нет. Но только давайте же тронемся в путь! У нас не так-то много времени в запасе. Изменяю ли я Лоренцо, покидая его ради того, чтобы покоиться рядом с моим маленьким Томом? Но ведь Том появился до моей встречи с Лоренцо. Он был моим ребенком. И у него был отец. В свое время я очень его любила. Но я была так молода. Всего семнадцать лет! А он взял и позволил себя убить под Ватерлоо, прежде чем маленький Том успел увидеть своего папу. Впрочем, надо признать, — в ее глазах мелькнула усмешка, — Вилли удивился бы, узнав, что я умру, нося титул контессы. Интересно, кого из супругов я изберу на том свете — Вилли или Лоренцо? Должна признать, что титул и деньги Лоренцо доставили мне немало радости. Бедняга Вилли был всего лишь офицером гусарского полка. Однако я не думаю, чтобы на небесах титулы что-то значили. Я бы сказала, все мы там уравнены и низведены до одинаково убогой роли.