Эмма припомнила угрозы Мегги, предупреждавшей, какую веселую жизнь она устроит новой гувернантке. По всей видимости, шалунья начала осуществлять свой замысел. Жестокая шутка с дохлой мышью — определенно изобретение Мегги. Но сейчас ничего нельзя было предпринять, поскольку девочки час назад сами улеглись в постель и уже спали. Лучше не будить детей, а воспользоваться дарованными взрослым драгоценными часами затишья, чтобы отдохнуть от изобретательных проказниц.

— Будьте великодушны, — сказала Эмма гувернантке. — Боюсь, что без матери дети отбились от рук. Мы вынуждены относиться к ним снисходительно, потому что на их долю выпали тяжкие испытания. Я должна была предупредить вас: в первые дни, пока дети к вам не привыкли, подобные непозволительные выходки могут повторяться. Так что мужайтесь.

— Они выглядели как две маленькие мятежницы, — простонала Луиза.

— Удачное сравнение! Но надеюсь, вы не допустите, чтобы, запугав, они заставили бы вас покинуть Кортландс, — предостерегла Луизу Эмма и подумала: не жестокость ли детей заставила Сильвию сбежать, хотя Барнаби целовал ее?

— Ах нет, миссис Корт, — заверила ее Луиза. — Я чувствую, что мне здесь понравится. Я это знаю. Такой милый старый дом. — Она обвела взглядом свою большую, обставленную в викторианском стиле комнату, украшенную обоями с выцветшими розами, кроватью, покрытой белым одеялом с кисточками. — Моя лондонская комнатенка чуть больше этою гардероба. Вообразите, каково жить в этом гардеробе! — Луиза оправилась от шока, стала разговорчивой и даже шутливой; она усмехнулась и продолжила: — Я не хочу сказать, что моя лондонская квартира меня не устраивает. Очень даже устраивает. Она настолько дешевая, что я могу платить за нее, когда приходится уехать куда-нибудь по работе, а домоправительница настолько любезна, что соглашается присмотреть за Скромницей. Собака — единственная причина, из-за которой я не люблю оставлять город, но, в конце концов, я пробуду здесь всего лишь месяц, а человек когда-нибудь же имеет право выехать на природу и подышать свежим воздухом!

Луиза глубоко вздохнула, и вдруг из коридора донесся застенчивый голос Дадли:

— Что-нибудь случилось? Мне показалось, что я слышал крик.

Луиза в растерянности бросилась к стулу, на котором висело ее домашнее платье. Эмма подумала о том, что гувернантка — такая же викторианка, как и ее комната. Молодая женщина подошла к двери, чтобы успокоить встревоженного Дадли.

— Ничего страшного. Просто дети сыграли злую шутку с мисс Пиннер. Утром потребуем у близнецов ответа.

— Как это прискорбно! Я предупреждал Барнаби. Он балует детей. А таким сорванцам нельзя давать ни малейшего послабления. Они требуют строгости. Школа не пошла им на пользу.

— В чем они поистине нуждаются, — возразила Эмма, — так это в родной матери. И раз ты уже здесь, Дадли, унеси, пожалуйста, тело.

— Те… — Блекло-голубые глаза Дадли стали круглыми.

— Бездыханный труп. — Эмма брезгливо взяла мышку за хвостик и направилась к громоздкому неуклюжему джентльмену; Луиза нервически посмеивалась, спрятавшись за кроватью.

— Ну и ну! — возмутился Дадли. — Как это мерзко. Маленькие дьяволицы. — Он заковылял по коридору, держа дохлую мышь на вытянутой руке и кому-то угрожая.

Эмма вернулась в комнату.

— Успокойтесь — все страхи уже позади. Надеюсь, вам удастся хорошо выспаться.

— Вряд ли, мисс. — Щеки Луизы немного порозовели, но девушка была еще очень возбуждена. — Вы не находите, что мистер Корт — я имею в виду мистера Дадли Корта — очень мил? Я не хочу сказать, что другие братья равнодушные люди, но мистер Дадли как-то особенно добр, он производит впечатление чистого сердцем душевного человека. Ах, я говорю глупости, не так ли? Но все равно — мистер Дадли просто прелесть.

— Луиза — подлинный осколок викторианского прошлого. — Вернувшись к себе, Эмма поделилась впечатлениями с Барнаби. — Завтра она начнет подрубать салфетки или вышивать тамбуром «Считай часы». Этот девиз, столь почитаемый в семье Кортов, очень подходит мисс Пиннер: она-то прилежно считает и пытается обратить неумолимо бегущее время в свою пользу. Правда, до сих пор ее достижения воплотились в жалкой собачонке по кличке Скромница.

— Если ты закончила краткий пересказ биографии мисс Пиннер, — Барнаби был настроен шутливо, — то не объяснишь ли мне, почему наш осколок прошлого так истошно вопил.

— Представляешь, у нее в постели оказалась дохлая мышь. Вспомни, как Мегги грозила, что намерена извести гувернантку. Первым номером ее программы устрашения была дохлая мышь. Знаю — твоим детям пришлось нелегко, но они должны понять, что их выходки недопустимо жестоки.

— Не горячись, — остановил жену Барнаби. — Давай спокойно обсудим случившееся. Допустим, сегодняшнее безобразие учинила Мегги, но где она взяла мышь?

— Боюсь, что это не так уж и сложно: в доме полно мышей.

— Живых, моя дорогая. И даже Мегги, при всей ее ловкости, не смогла бы поймать такое увертливое создание, как мышка.

— А кошки у вас есть?

— Только на конюшне.

— В таком случае дети, возможно, сбегали на конюшню и отняли бесценный трофей у одной из кошек. Независимые маленькие леди заранее знали о приезде мисс Пиннер, который их, мягко говоря, не радовал.

— Возможно, ты и права, — согласился Барнаби. — Такой сценарий вполне реален. Хотя не бесспорен.

Эмма была настроена воинственно.

— Так как же, по-твоему, мышь попала в постель к бедняге Луизе?

— Колдовство, дорогая, — улыбнулся Барнаби. — По правде говоря, я подумываю о том, чтобы использовать похожую комическую мизансцену в своей новой книге. Ты знаешь, что Ангелина считается признанным авторитетом в области колдовских чар? Ее муж Вилли порою страдает из-за «сатанинской» репутации своей жены, ее таинственных связей с нечистой силой.

— Ангелина? — Эмма представила себе полную, неряшливо одетую, громогласную служа некоторую, кажется, не интересовало ничто, крое сплетен. — Вот если бы ты назвал колдуньей миссис Фейтфул, я бы не удивилась.

— Миссис Фейтфул далека от всяческих бесовских наваждений. Правда, сейчас у нее путаются мысли, но она всегда была строгой, чопорной и суровой. Посещение церкви каждое воскресенье, неукоснительное соблюдение всех библейских заповедей. Непорочный Дадли именно потому такой истовый пуританин, что всегда был любимчиком добродетельной экономки. Мы с Рупертом, к счастью, избежали ее благочестивого воздействия.

— Вот это похоже на правду, — развеселилась Эмма. — Трудно себе представить, что безликая миссис Фейтфул вдохнула завораживающий блеск в твои голубые глаза, мой милый.

— Тебя смущает блеск моих глаз?

— Дорогой, мы отклоняемся от главного. Тема нашей беседы — дохлая мышь в постели мисс Пиннер.

— Забудь о всякой чепухе! — В порыве нежности Барнаби положил голову ей на плечо.

А ночью он подарил Эмме камею. Барнаби сказал, что эта семейная реликвия принадлежала его матери. А теперь она по праву собственность его любимой жены.

Эмма смотрела на тяжелую брошь, которую он вложил ей в руку. Это была старинная, необычайно тонкой работы камея. На мгновение Эммой овладело мистическое чувство: ей показалось, что она ладонью ощущает биение сердца матери Барнаби.

— У мамы было не так уж много драгоценностей. Эту брошь с камеей она любила больше всего, — Барнаби погрустнел.

Эмма подняла на него глаза:

— Почему ты не подарил ее Жозефине?

— Ей она не подошла бы, — коротко ответил муж.

Больше ничего не было сказано, но Эмма ощутила себя на редкость счастливой. На протяжении своего супружества она часто вспоминала эти мгновения ничем не омраченной радости…

* * *

Утром Мегги и Дина истово отрицали свою причастность к злой проделке с мисс Пиннер. Они таращили круглые детские глаза и в один голос твердили:

— Но мы этого не делали. Честное слово, мы не виноваты. Мы сразу легли спать, как нам велели. Да и как бы мы смогли поймать мышь? У нас нет когтей.