Но проницательная Мегги разгадала маневр Эммы:

— Просто вы решили таким образом удалить нас с первого этажа, чтобы мы ничего не узнали о черепе и костях!

— Нам всем нечего там делать, — спокойно возразила Эмма. — Исполняйте, пожалуйста, свои обязанности, Луиза. Проследите, чтобы девочки переоделись в пижамы, а я тем временем разыщу миссис Фейтфул.

С кухни доносился громоподобный голос Ангелины, смолкший при приближении Эммы. На полу валялись осколки фарфоровой посуды: еще одной чашки и тарелки, выскользнувших из рук миссис Фейтфул. Осколки напоминали Эмме человеческие останки.

— Дети попьют чай в постели. Мы с мисс Пиннер тоже не будем спускаться к чаю. — Голос Эммы звучал по-хозяйски властно.

Ангелина спросила:

— Вы слышали, что нашел мой Вилли, миссис Корт?

— Да, слышала. Но нет смысла бесконечно мусолить это событие, не так ли? Пусть расследованием займется полиция.

Миссис Фейтфул, чья обезьянья мордочка еще более сморщилась, была настроена воинственно:

— А разве страшная находка имеет хоть какое-нибудь касательство к дому? Поле находится в полумиле отсюда, возле шоссе. Там бродят подозрительные люди. Кто мог додуматься — похоронить человека в таком сомнительном месте!

— А вам не кажется, что останки принадлежат молодой женщине, миссис Фейтфул? — спросила Ангелина, вытаращив глаза.

Экономка обернулась к служанке со всем высокомерием, какое только способна была выразить ее тщедушная фигура:

— Что вы хотите этим сказать, Ангелина?

— Я подумала… о той девушке, которая была с нами на Рождество… о той, которая исчезла…

— О Сильвии! — воскликнула Эмма.

Миссис Фейтфул отнюдь не была смущена нелепым предположением Ангелины; она рассмеялась своим каркающим смехом.

— Какие только глупости не приходят в твою пустую голову! Скажешь тоже, Сильвия… Не спорю, смазливая вертихвостка заслужила такой конец, но я не думаю, что это она. Ангелина, поставь чайник. Ты что, не слышала распоряжения миссис Корт?

Сама почтенная леди достала своими скрюченными лапками хлеб, масло и джем. Ничто не могло помешать ей выполнить свои обязанности экономки.

На полу лежали осколки фарфора, — немые свидетели небрежности — или внезапного потрясения миссис Фейтфул.

* * *

Девочки сидели каждая в своей постели, тщательно умытые, притихшие.

— Я читала им одну поучительную историю, доложила Луиза.

Книга дрожала в ее руках. Она страдальчески посмотрела на Эмму. Было ясно: любопытной особе требовались адские усилия, чтобы усидеть на месте; еще труднее было удержаться от дальнейших пересудов находки Вилли. Чьи это бренные останки? Кто был похоронен на пустыре? Связана ли смерть незнакомца или незнакомки с кем-либо из обитателей Кортландса? Эти захватывающие вопросы были словно начертаны в ее близоруких глазах.

Эмма принесла чайный поднос.

— Чай, горячее молоко, хлеб с джемом и немного аспирина, чтобы вы сразу уснули.

— Я не голодна, — отказалась Дина.

— А я проголодалась. Могу съесть тысячу кусков хлеба.

Бравада Мегги говорила о силе воли девочки, вызывающей у Эммы искреннее восхищение. Тем более что сегодняшнее поведение Мегги было чистой бравадой. Она поперхнулась первой же ложкой чая и вдруг жалобно запричитала:

— Это не мама, правда? Я знаю, что это не мама. Не может этого быть. Я говорила, что она умерла, но на самом деле никогда так не думала. Это не она! Правда, Эмма? Правда? Правда?

Луиза приложила пальцы к губам. Но не смогла все же удержаться от трусливого восклицания.

— Мегги! Какой ужас!

Эмма осторожно убрала поднос с постели Мегги, села рядом и бережно обняла худенькое, дрожащее тело девочки.

— Мегги, дорогая, успокойся, это не твоя мама. Папа только сегодня говорил с ее адвокатом, и тот пообещал срочно отправить письмо Жозефине. Через несколько дней она вернется.

Тонкая ручка Мегги обвила Эмму за талию.

— Вы убеждены? Это правда?

— Не сомневайся, правда, детка. (Прости мне Господь мою ложь. Но кто-то должен помочь девочкам перенести эту ночь.)

Дина вымученно заулыбалась:

— Может быть, мы все же поедем в Венецию?

— Надеюсь. — Эмма так хотела, чтобы мечты детей сбылись.

— Чур, я первая поеду в гондоле! — воскликнула Мегги.

— Нет, я! Я!

— Гондолы настолько просторны, что вы поплывете вместе. Лучше скажите, кто первым проглотит аспирин?

— Я! Я! — закричали разом обе девочки. — И без молока. Мы умеем глотать пилюли без молока.

Кажется, кризис миновал. Задернув занавески и уложив девочек, Эмма вышла из комнаты. Луиза ждала ее в коридоре.

— Должна сказать, что вы были неотразимы, миссис Корт, но что будет, если дети узнают, что вы лгали?

Эмма не удостоила обнаглевшую гувернантку ответом.

— Или вы говорили правду? — не могла успокоиться Луиза. — Я хочу сказать… вы думаете, что… что это останки Жо… я имею в виду первую жену мистера Корта.

Эмма побледнела.

— У вас нет сердца, Луиза, а еще — мозгов!

— Не сердитесь. Я подумала… — лицо гувернантки исказила уродливая гримаса. — Ведь, как ни крути, она давно не появлялась, не так ли?

Любящая мать не способна забыть о существовании своих детей.

— Неужели вы не понимаете, — еле сдерживая гнев, ответила Эмма, — что вас не касается личная жизнь семьи Кортов. Буду вам признательна, если в дальнейшем вы будете держать свое мнение при себе.

— Простите, миссис Корт. Я не имела в виду ничего… ничего похожего. — Луиза схватила ее за рукав. — Просто я потрясена.

Эмма усилием воли подавила острое желание вырвать руку и оттолкнуть от себя богом ушибленную гувернантку.

— Мы все потрясены. Я не должна была говорить с вами таким резким тоном. Думаю, нам лучше спуститься вниз и чего-нибудь выпить. Мужчины могут появиться в любую минуту.

Братья вернулись домой, когда было уже темно.

— Полиция еще здесь, — сообщил Барнаби. — Теперь все под наблюдением властей. Боже, как хочется выпить. А вам, девочки?

Барнаби казался бодрым, едва ли не веселым, выглядело странным. Словно он в чем-то твердо убедился. Руперт беззаботно насвистывал, Дадли, обретший вновь здоровый румянец, переминался с ноги на ногу, говоря, что сырой вечер — неподходящее время для раскопок; он был поражен, что опытный Вилли вздумал пахать в такую погоду.

— Вы имеете хоть отдаленное понятие о том, кто жертва? — спросила Эмма, пытаясь не выдать своего смятения.

— Ни малейшего. — Барнаби был краток: — Рост около пяти футов четырех дюймов и копна черных волос. Сержант сказал, что вряд ли удастся восстановить причину смерти: с момента захоронения прошло так много времени. — Барнаби Корт говорил о трагедии минувших лет без каких-либо эмоций. Казалось, автор детективов испытывает к случившемуся сугубо профессиональный интерес, словно в маленьком, возможно прелестном, теле никогда не теплилась жизнь. — Извините, что вдаюсь в эти патологоанатомические подробности, но они меня заинтересовали как писателя: в моем воображении уже зреет захватывающий сюжет. Жаль, что мы так и не узнаем истины. А вы что пригорюнились, красавицы? Нас этот криминальный кошмар не должен беспокоить.

Руперт рассмеялся, как всегда удивляя фальшивой интонацией сердечности.

— Боже милостивый, ведь не думают же власть предержащие, что это прискорбное событие как-то связано с Кортландсом? Среди нас нет Синей Бороды. По крайней мере, я уверен в этом. Полиция, разумеется, обязана «проиграть» и такую абсурдную версию, но через день-другой слуги закона поймут, какой это бред.

— Да, кстати, тебе пока разумнее никуда не отлучаться, Дадли, старина, — посоветовал отшельнику Барнаби. — Что ни говори, ты проводишь в поместье больше времени, чем мы с Рупертом.

— Если преступление свершилось примерно два года назад, любой из нас мог оказаться в Кортландсе, — возразил Дадли.

— Это случилось так давно? — у Эммы отлегло от сердца. (Значит, в могиле не останки Сильвии. Ангелина теперь может успокоиться.)