Под действием вина и противоречивых эмоций, Франческа почти не слушала его длинную речь, не вникала в смысл его слов; его спокойный, размеренный тон убаюкивал ее, но на последнем предложении она оживилась.

Я не сделаю этого, — с вызовом произнесла она. — О любви нельзя забыть по приказу.

Приступ гнева охватил Анжело, но он взял себя в руки.

Тогда, по крайней мере, соблюдай приличия и держи свои недостойные мысли при себе, — холодно сказал он.

В наступившей тишине Франческе казалось, что ее сердце бьется оглушительно громко. Дрожащей рукой она поднесла стакан к губам и осушила его.

Анжело погасил сигарету, встал и протянул ей руку. Удивительно нежная улыбка появилась на его лице.

— Пойдем, amoremia, — мягко сказал он. Франческа вскинула голову.

Я не ребенок, которого сначала ругают, а потом начинают успокаивать.

Ты совсем еще ребенок, сага.Пойдем, я хочу научить тебя искусству любви.

Чему ты можешь научить? — воскликнула она и нервно рассмеялась. — Что ты знаешь о любви? Я охотнее оказалась бы в руках злодея… А ты и есть злодей!

Анжело вздрогнул, как будто его ударили, и Франческа вдруг поняла, что именно это она и сделала. Он стоял, молча глядя на нее; его лицо окаменело, губы сжались.

Я никогда не прощу тебе этих слов, — сказал он тем спокойным голосом, который страшнее любого крика. — Но если ты предпочитаешь жестокость, ты ее получишь.

Его сильные руки резко подняли Франческу с места; в его объятиях не было и намека на нежность, когда подхватив девушку на руки, он понес се в спальню. Там он грубо бросил ее на кровать и запер дверь на ключ.

С той ночи Анжело стал держаться с женой как совершенно чужой человек; более того, он изменился — стал жестче, сдержаннее, и вся веселость, которая когда-то была в нем, исчезла. Он вставал очень рано, до того как просыпалась Франческа, возвращался только к обеду и то не всегда. По вечерам он запирался у себя в кабинете, говоря, что ему надо работать, или уходил куда-то. Если Франческа спрашивала его о чем-нибудь, то получала вежливые, уклончивые ответы, поэтому она скоро перестала задавать ему вопросы. Сам Анжело никогда не интересовался, как она проводит время. Он был неизменно любезен с ней, но его полное равнодушие к жене было совершенно очевидным.

Хотя Анжело ни разу не упомянул о событиях их первой брачной ночи, Франческа знала, что он не забыл и не простил ее поведения. То неумолимое презрение, которое она видела в нем в Черво во время его разговора с Марией, теперь было направлено на нее. Разрушить его можно было только самым смиренным раскаянием, но ее гордость мешала ей решиться на этот шаг, потому что она не была уверена в успехе. Если бы Анжело любил ее, только тогда он мог бы простить, но для Франчески становилось все очевиднее, что у него к ней не было никаких нежных чувств. Она была его женой, украшением его дома, он хотел видеть ее красивой и нарядной, но ее чувства и мысли не интересовали его. Они были почти чужими людьми, вынужденными жить под одной крышей.

Кроме тех ночей, когда Анжело приходил к ней, ночей, которые при свете дня Франческа старалась забыть, потому что своими ласками он пробуждал в ней такую страстную реакцию, которой она слегка стыдилась, ведь их близость не была освящена любовью. В смысле секса они очень подходили друг другу. Просыпаясь утром после ночи любви, Франческа поворачивалась туда, где только недавно был Анжело, не в силах поверить, что он не встретит ее пробуждение нежным поцелуем, но его уже не было рядом. Когда она выходила к завтраку, Луиджи сообщал ей, что Анжело рано утром уехал на завод. Тогда Франческа начинала понимать печальную правду: ему нужен был сын.

Она тоже хотела ребенка, он мог бы сблизить их. Хотя у Анжело не было любви к ней, а было только физическое влечение к красивой женщине, он стал бы уважать мать своего сына. Забота о ребенке могла бы разрушить барьер уязвленной гордости, который Анжело воздвиг между ними, и Франческа мечтала о том времени, когда они станут счастливой сплоченной семьей. Она начала понимать, что уже неравнодушна к мужу, и теперь даже сомневалась, а было ли когда-нибудь иначе. Ее всегда влекло к Анжело, а сейчас, когда он стал таким отчужденным, она особенно страстно жаждала его расположения. Хотя он иногда проводил с ней ночь, эти отношения не приносили ей удовлетворения, потому что никогда не затрагивали их чувств. Франческа часто думала, смогла бы она чем-нибудь смягчить его, но все ее попытки пойти на примирение встречали с его стороны лишь удивление и презрительную усмешку, поэтому она сделала вывод, что любое проявление нежности нежелательно. У нее тоже была своя гордость, и она находила прибежище в холодном презрении.

О том, что стало с Десмондом, Франческа не знала, да это и не слишком волновало ее. Она решила, что в своем рассказе о встрече с Анжело он несколько исказил события, хотя и не солгал. Анжело, очевидно, велел ему убираться прочь, но он никогда бы не стал применять силу. Это было испытанием храбрости Десмонда, которое он не выдержал. Франческа предположила, что Десмонд, ожидая ее в тот вечер у виллы, увидел машину Анжело и поспешно скрылся. Теперь Десмонд стал частью ее прошлого, далекого прошлого, и она совсем не вспоминала о нем.

Уверенный в том, что сейчас Франческа не попытается его покинуть, Анжело не мешал ей ездить туда, куда она хотела. У нее была своя машина и достаточно денег на карманные расходы. Со стороны казалось, что он балует свою жену и выполняет любую ее прихоть; все их знакомые завидовали Франческе, и только она одна знала, какая пустота таится за всем этим внешним великолепием.

Стейси часто навещала сестру, потому что в дни, посвященные разным святым, в монастыре устраивали праздники, и у детей не было уроков. Девочка предпочитала проводить это время у Франчески, а не у родителей. По ее просьбе Бруно привезли на виллу, хотя от этого теперь страдали цветы на клумбах. Ослик становился старым, теперь он не сопротивлялся ограничению его свободы. На вилле о нем заботились и хорошо кормили.

В присутствии Стейси Анжело вновь становился прежним: весело подтрунивал над девочкой, дарил ей подарки, развлекал ее. Наблюдая за ними, Франческа представляла себе, как он будет проводить время со своими детьми, но будет ли она включена в это общество? Устраивая для девочки разные развлечения, Анжело не пытался привлечь к ним Франческу, но он должен будет сменить гнев на милость и простить ее, когда она станет матерью. Но пока этого не случилось.

Перемены в жизни пошли Стейси на пользу. Прекрасно одетая и тщательно причесанная, она стала исключительно хорошенькой, а ее манеры значительно улучшились.

— Я становлюсь такой, какой ты хотел бы меня видеть? — с беспокойством спросила она Анжело, и он сразу же ответил:

Ты уже стала такой. Я горжусь, что меня видят с тобой, — и тут же предложил девочке прокатиться на лодке на Исла-Галлимара, небольшой островок, названный так потому, что римляне держали там цыплят. Он решил устроить и себе праздник.»

Анжело не включил Франческу в их планы, и только по настоянию Стейси неохотно спросил, не хочет ли она поехать с ними.

Зная, что Анжело хотел бы провести день со Стейси, Франческа отказалась, объяснив, что в лодке ее укачивает, однако она с тяжелым сердцем наблюдала из окна за их отъездом. Стейси с гордым видом уселась на переднее сиденье рядом с Анжело и принялась болтать о разных пустяках, а он весело смеялся. Он никогда не смеялся в обществе Франчески.

Глубокая привязанность к девочке, которую питал Анжело, делала ее будущее единственной темой для его редких разговоров с Франческой.

У нее есть способности к рисованию, — как-то вечером сказала Франческа после визита Стейси. — Она могла бы поступить в художественную школу и стать дизайнером. Эта профессия дала бы ей возможность зарабатывать на жизнь.

Ей не придется зарабатывать себе на жизнь, — возразил Анжело. — С такой внешностью она не будет долго одна. Гораздо важнее найти для нее хорошего мужа.