На сей раз напиток был цвета благородной дубовой коры. И более терпкий, более жгучий, что ли… Я только намочила язык, а Ванька, с видом заправского знатока, пригубил. Кружечку он держал не как положено, за ручку, а подставив широкую, как том Достоевского, ладонь, под донышко. Глаза у него были добрые-добрые, и такие синие, что я испугалась.
— А вот еще… — взяв одной рукой под локоть, а другой обняв за талию, Дуринян повел меня к третьей бочке. Делал он это вроде бы вежливо, и вырываться, чтобы не показаться грубой, я не стала. — Наша гордость. — он постучал кулаком по деревянному боку. Тот откликнулось глухим мерным гулом. — "Прекрасная Мария". Вас, кажется, Марией зовут? — навалившись, он чуть не уткнулся носом мне в шею. — Сударыня, этот божественный напиток я пью в вашу честь! — и он потянулся к очередному кранику.
— Мы что, бухать сюда приехали? — шепнула я, пока Дуринян наполнял новые кружки. — А что Лумумбе скажем?
Ванька мечтательно закатил глаза.
— Лумумбе бы здесь понравилось. Всё такое вкусное… — я со всей силы ткнула его под ребро.
— Ты что, пьяный уже?
— Ну что ты, Машунь, ни в одном глазу. Мы ж, и-ик, на работе…
— Прошу! — нам вновь поднесли кружки. На этот раз жидкость была на вид тяжелая, бархатная. Она перекатывалась по стенкам, оставляя прозрачно-золотой след. — Прекрасная Мария! — было непонятно, обращается он к коньяку, или ко мне. — Когда я поимел… имел честь лицезреть ваши юные черты…
Закатив глаза, Ванька хлопнул свою порцию. И сразу выпучил глаза, открыл рот и застучал себя по груди. Звук был точно такой, как по бочке.
— Осторожнее, молодой человек. — Дуринян брезгливо отобрал у него кружку. — Что ж вы, благородный напиток, как водку, хлещете…
Выпив свою порцию, он чуть пошатнулся и вновь ухватился за меня. Ладони у него были мягкие и потные, а в спину мне, через его черный с искрой пиджак, уперлось что-то твердое. Я сразу поняла, что это пистолет.
— Однако приступим делу! — вдруг вскричал Ванька, хлопая армянина по плечу так, что тот отлетел от меня, как фантик. — Где больной?
— Какой больной? — не понял Дуринян.
— На ком поррча.
— А. Эээ. — наш хозяин замялся, будто вспоминая, зачем мы вообще здесь. — Порча. Ну конечно, а как же…
— Говорят, в Зеленом Пеликане половина напитков в воду превратилась. — подсказала я.
— Точно! — обрадовался Ванька. — Я помню, управляющий, этот, как его… Жадюгин. Нет, Скупердяев! Жаловался… Приобрел партию для экссс…клюзивных клиентов, а в бутылках — вода.
— Вода. — повесил голову Дуринян. — Чистая, дистиллированная. — и он посмотрел на нас блестящими, как маслины, глазами.
— Ну, так показывай… те. — улыбнулся Ванька, как бы невзначай вставая между мной и армянином.
В самом конце коридора была еще одна железная дверь. Дуринян долго гремел ключами.
— Вот, полюбуйтесь! — хозяин махнул рукой на стеллажи, уставленные ящиками. Из ящиков торчали залитые воском горлышки, упакованные в резаную солому.
Потянувшись, он вытащил пузатую, как тыква-горлянка, бутылку. На этикетке блестела радужная птица, а надпись гласила: "Золотой феникс". Размахнувшись, Дуринян ахнул бутылку о стену, во все стороны полетели осколки. Я от неожиданности взвизгнула.
— Нюхайте! — велел он и ткнул в лужу. — Нюхайте, чем пахнет? Ничем! — окунув кончики пальцев, и поднеся к носу, Дуринян скривился, будто собирался заплакать. — Вода, чистейшая, как слеза младенца! Весь запас спортили.
Приподнявшись на цыпочки, он достал еще одну бутылку, тёмно-фиолетовую и узкую, как восточный кувшин. Размахнулся и тоже грохнул о стену. Полез за следующей…
— Мы поняли. — остановил его Ванька. — Лучше покажите, где вы храните оригиналы.
Дуринян поднял бровь.
— Оригиналы? — хмель слетел с него, как не бывало. — Что вы имеете в виду?
— Не принимайте нас за дурачков, господин Дуринян. — Ванька опять оглушительно икнул. — Никто ваших напитков не портил: это попросту невозможно. Они изначально были водой — в воду и вернулись.
— Вы мне не верите?
— Вера здесь ни при чем. Ваши напитки сделаны магом. Статья сто четыре дробь три, Нового кодекса РФ. Использование магии в корыстных целях… В городе знают?
— Что вы несете? Вы пьяны! — Дуринян и сам покачивался, но глаза его из под нахмуренных бровей сверкнули жестко и расчетливо. Я чуть отступила, чтобы иметь место для маневра.
— Ну и пьян. И что с того? — Ванька легкомысленно пожал плечами. — Я завтра протрезвею, а вы — мошенник. Вот я учителю скажу…
— Напитки настоящие. Я их на экспертизу возил.
— Это всего лишь значит, что маг, их сотворивший, был выс-сочайшего класса профес-ссионалом. — Ванька на секунду будто завис. — А потом он умер. Вы об этом не думали?
— С чего вы взяли? — Дуринян, кажется, по-настоящему испугался. — Почему умер?
— А потому… — Ванька нагнулся, и, чуть не упав, макнул пальцы в лужу, а затем поднес их под нос Дуриняна. — Потому, что со смертью мага, рано или поздно, заканчивается и его колдовство. И теперь, все ваши дорогостоящие наколдованные напитки — вода из-под крана. Много успели продать?
— Порядком. — не стал отпираться армянин.
— А нас вы пригласили, чтобы ситуацию исправить. А для этого я и спрашиваю: где вы храните оригиналы?
В глазах Дуриняна зажглась безумная надежда.
— А ты… действительно можешь? Ты смотри, я ничего не пожалею! Большие деньги вложены!
— В воду? — удивилась я.
— Почему в воду? В вино, в коньяки! Со всего мира, на аукционах…
— Чтобы творить волшебное спиртное, нужно иметь что-то для примера. — пояснил Ванька. — Старое, разлитое до Распыления вино или там, коньяк — на вес золота… Интересно, схему сами придумали, или подсказал кто? — повернулся он к Дуриняну. Тот только плечом дернул.
— Мы не мошенники. Вот, глядите! — он достал из ящика целую бутылку. На этикетке была оленья голова с ветвистыми рогами. Этикетка гласила: "Король — Олень" — Был в природе такой брэнд? — он сунул бутылку Ваньке под нос. — Не было! Мы никого не подделываем, всё своё. Что на витрине — то и в магазине.
— Магия.
— Ну и что? — окрысился армянин. — Кому от этого хуже?
— Предметы магического происхождения продают на черном рынке. Покупатели знают, на что идут. Вы же влезли в рынок легальный. И деньги дерете, как за натурпродукт. Вам за это срок светит. — жестко сказал Ванька. — Более того: коллекционеры, обнаружив в бутылках воду, вас из-под земли достанут и за яй… за кишки подвесят. Разве не так?
— Если сдэлаэшь, как я гаварю, никто ничего нэ узнает. — от волнения, что ли, армянин вдруг заговорил с жутким акцентом. — Я заплачу. Много.
— А если я откажусь?
— Не откажешься. — опять без всякого акцента сказал Дуринян. — Теперь, после всего, что вы видели, я вас просто так отсюда не выпущу. — Колдуй, мажонок, а то девчонке твоей кранты придут.
Когда он вытащил пистолет, я прыгнула. Армянин стоял боком, он не принял меня в расчет, глядя только на Ваньку. Врезавшись всем телом, мне удалось повалить его на землю — повезло, что он и сам мелкий. Пистолет выстрелил, пуля ушла в стену рядом с моей головой, а где-то наверху послышался топот ног и голоса.
— Ходу! — крикнул Ванька. Оставив Дуриняна, мы выскочили за дверь.
Бежали, правда, недолго: в конце коридора показались охранники.
— Отойди к стене. — приказал Ванька.
Подбежав к бочке с коньяком, он попытался выбить один из деревянных костылей. У нас над головами ударила очередь, посыпалась каменная крошка.
Тогда Ванька, оставив в покое костыль, присел к бочке спиной, крякнул, а потом начал вставать. Я смотрела, выпучив глаза, как он медленно, побагровев от натуги, распрямляет ноги, а бочка, казавшаяся такой тяжелой, такой незыблемой, медленно сходит со стропил и валится на бок. Ударившись об пол ребром, она трескается, но продолжает катиться по коридору прямо на автоматчиков. На пол тугой струей хлещет коньяк.