Гриша и Серёга большие друзья.

Правда, живут они довольно далеко друг от друга, на разных улицах пригородного посёлка, но разве для настоящих друзей существуют расстояния?

Правда, Гриша на целый год старше Серёги. Грише уже давно десять, а Серёге только девять. Но разве для настоящей дружбы важно, сколько кому исполнилось?

Если Гришин отец подарит своему сыну новый пистолет, стреляющий пистонами, то Гриша обязательно побежит к Серёге -все пистоны они расстреляют по очереди.

Если Серёгин отец выточит из дерева лодку или смастерит красивого воздушного змея, который взлетает в небо на целый километр, то Серёга обязательно бежит к Грише.

Если Гришина мать печёт пироги, то Гриша обязательно самый большой, самый вкусный кусок тащит Сергею.

Ну, а если кому-нибудь в руки попадёт интересная книжка, то картинки смотрят и читают её обязательно вместе.

Только в ту осень, в которую начинается мой рассказ, некому стало дарить ребятам пистолеты и мастерить воздушных змеев. Началась Великая Отечественная война.

Надели отцы военную форму, вскинули на плечи винтовки, поцеловали своих жён и своих сыновей и ушли на фронт - защищать Советскую землю.

Сначала от отцов приходили письма. Написаны они были на листках тетрадочной бумаги и свёрнуты треугольником, потому что на фронте людям не до конвертов.

Спрашивали отцы в письмах, как поживают ребята, помогают ли матерям, что нового в школе, а о себе писали мало и неинтересно. Будто не на войне были, а уехали на несколько дней в другой город. Но матери почему-то вытирали глаза, читая и перечитывая эти письма.

Через год письма совсем перестали приходить, закрылись в городе школы, не стали дома печь вкусные пироги и продавать в магазинах интересные книжки. К самому городу подошла война.

Очень плохо стало бы жить Серёге, если бы не было у него друга.

Теперь ещё чаще встречались ребята. Было у них такое укромное место в самом конце Серёгиной улиды, там, где начинается кукурузное поле. В кукурузных зарослях-как в тропическом лесу. Заберёшься в них, и ничего-ничего не видно: ни крайних домов города, ни жёлтого здания педагогического института, ни даже самого высокого дома в городе -Дома Советов. И никто тебя в этих зарослях не найдёт, хоть сто лет ищи. Вот сюда-то теперь и бегали ребята играть.

Проснулся однажды утром Серёга, вскочил с постели, схватился за полотенце:

- Мам, ладно, я позавтракаю и к Гришке сбегаю на минутку?

А у матери лицо усталое, бледное, будто она всю ночь не спала.

- Нет, Серёжа, - отвечает она. -Никуда ты не побежишь. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Потому что заняли наш город враги.

- Где враги?

Бросился Серёга к окну.

Смотрит, правда: на другой стороне улицы, как раз около тёти Наташиного дома, танк стоит. Сразу видно, что не наш танк: грязно-зелёного цвета, с коричневыми пятнами на бортах и с чёрным крестом на башне.

Около танка фашист прохаживается в зелёной куртке. На голове у фашиста стальной серый шлем, на ногах тяжёлые сапожищи, а на груди -чёрный автомат, похожий на короткий костыль.

Положил фашист руки на автомат, ходит около своего танка и по сторонам поглядывает.

А улица будто вымерла. Никого нет на улице - ни прохожих, ни ребятишек. Даже куры куда-то попрятались.

- Мама,- растерялся Сергей, -Что теперь делать будем? Как жить?

Обняла мать Серёгу, вздохнула.

- Только одно нам теперь остаётся, сынок: наших ждать. Не может такого быть, чтобы фашисты долго по нашей земле ходили.

Тем временем появилось ещё четверо фашистских солдат. Шли они по самой середине улицы, как хозяева, рукава у курток засучены, и у каждого в руках по курице.

Пригляделся Серёга - куры-то тёти Катины, соседки. Вон Пеструшка, которая летом ещё цыплёнком была. Вон беленькая весёлая Невеста. А вон и отчаянный петух Герасим с золотыми крыльями и синим хвостом. Только -не петь уже Герасиму по утрам на дворе и не клохтать маленькой Пеструшке в огороде, созывая своих подруг, потому что поотрывали фашисты им головы.

- Мама! - закричал в голос Сергей, -Зачем они кур поуродовали? Какое имеют право?..

- Молчи! - сказала мать.- Кур… Если бы только кур!.. - и задёрнула занавеску.

С этого дня совсем перестала выпускать мать Серёгу из дому. Даже во двор не разрешала выходить. Даже в окно выглядывать.

Ходил Серёга по тесным комнатам, маялся. Все книжки давно прочитаны и перечитаны. На деревянные лодки, на луки и стрелы, которые в углу свалены, смотреть не хочется - надоели. Да разве до игрушек теперь? Хочется Серёге на волю, к Гришке. Что у него на улице творится? Что сам Гришка делает? Тоже дома сидит?

Один раз, когда мать возилась на кухне, не удержался Серёга, отвернул занавеску, выглянул.

Около танка копошились фашисты. Что-то у них, видимо, в танке испортилось. Стучали они внутри башни молотками, гремели каким-то железом, переругивались между собой.

«Так вам и надо! - со злостью подумал Серёга.- Стойте теперь здесь, пока наши не подойдут!»

И тут фашист, который охранял танк, заметил в окне Серёгину голову. Перебросил он с руки на руку свой чёрный автомат, поднял его и прицелился прямо в Серёгу. Нырнул Серёга вниз. Только успел присесть за подоконник, как грохнул выстрел.

Треснуло острыми лучами стекло в окне, и от стены, на которой висела большая фотография отца в рамке, откололся кусок штукатурки.

В комнату вбежала мать.

- Что? Что? Что случилось? - крикнула она срывающимся голосом. - Почему стреляют?

Ничего не сказал Сергей матери, только кивнул на стену. Увидела мать дырку в стене, увидела треснувшее стекло, всё поняла. Села в изнеможении на стул, обняла Серёгу за плечи, заплакала.

- Когда же всё это кончится? Когда?..

- Погоди, вот придут наши, они им покажут! -погрозил Сергей кулаком в сторону танка.

И опять сидел Серёга в доме, как в тюрьме.

Однажды утром пришла мать со двора и сказала, что танк фашисты всё-таки починили и куда-то угнали, что ни одного вражеского солдата на улице не видно и что сильно стреляют где-то в районе вокзала.

- Ура! -закричал Сергей. - Значит, наши подходят! Мам, можно во двор? Ну на одну минуточку только! Пусти, мам!

- Что мне с тобой делать? - сказала мать.- Иди. Только уговор: на улицу носа не высовывать. Понятно?

Накинул Серёга на плечи куртку и - на волю.

Эх, до чего хорошо на дворе!

Вот они, яблоньки, трава, кусты малины с пожухлыми осенними Листьями…

Только почему всё стало не таким, как было?

Остановился Серёга, огляделся.

Ага, вот почему.

Раньше по двору гуси ходили, важно переваливаясь с ноги на ногу. Бросишь им хлебную корку или огрызок яблока -они берут еду в клюв и долго полощут в луже, прежде чем съесть.

Не видно теперь гусей. Только белые перья запутались в траве у дороги.

Стояли раньше вдоль улицы молоденькие тополя. Налетал на них ветер, и они разом из тёмно-зелёных становились серебристыми, прохладно шумели листвой.

Один тополек остался на всей улице, да и тот какой-то ободранный, однобокий. А от остальных только пеньки. Только пеньки…

Да и улица сама на себя не похожа - вся изрыта, будто по ней прошлись плугом. Вся забросана щепками и обрывками картонных коробок с немецкими буквами.

И хотя светило над городом солнце, почему-то казалось, что день хмурый, пасмурный, вот-вот соберётся дождь.