— Можете мне поверить.

Эти слова заставили Сигрид вспомнить, что теперь она верит ему, причем полностью. Тенгвальд сделал для этого очень многое.

— А вы можете поверить мне, — мягко, но решительно ответила она.

После этих слов его гнев пошел на убыль. Тенгвальд откинулся на спинку дивана и начал ждать продолжения. И Сигрид его не разочаровала.

— Вы говорили, что отец никогда не уделял вам времени. Никогда не обращал на вас внимания. Ни разу не играл с вами. — Она облизала губы. — А я собственными глазами видела, как вы играли с девочками. Учили их плавать. Бегали с ними по двору. Придумывали для них все новые и новые игры. И это доставляло вам удовольствие. Если вам было весело с Ловисой и Лоттой, то насколько приятнее вам было бы проводить время с собственными детьми? — закончила она.

Похоже, этот вопрос привел его в замешательство. Он уставился в дальний угол комнаты.

— Тенгвальд…

Сигрид умолкла. Он наверняка посмотрит на нее, когда она заговорит снова. То, что она собиралась сказать, было очень важно. Ее ожидания оправдались: стоило ей продолжить, как он обернулся.

— Вы выкроили время для этих детей. И продолжаете его выкраивать. Разговариваете с ними. Более того, вы слушаете их. Благодаря вам девочки знают, что их любят и ценят. И вы делаете это вовсе не из чувства долга или по обязанности, а потому что сами хотите этого. Вы понимаете их. Знаете, что им нужно. А что было бы, если бы вы приходились им отцом, а не дядей?

Тенгвальд затаил дыхание.

— Я понимаю вашу тревогу. Вы боитесь, что это долго не протянется, — тихо сказала Сигрид. — Но я думаю, что в этом нет ничего сложного. Все дело в равновесии. В равновесии между любимой работой и семейной жизнью. С Лоттой и Ловисой у вас все выходит замечательно. И если… если у вас будет своя семья… вы легко с этим справитесь.

После ее слов воцарилось молчание. Тенгвальд потер подбородок большим и указательным пальцем, потом опустил руку и положил ее на колени.

— Не знаю, что и сказать.

Сигрид улыбнулась.

— Не говорите ничего. Я хочу только одного: чтобы вы прислушались к моим словам. — Внезапно она почувствовала неимоверную усталость и вздохнула. — И просто… как следует подумали.

Именно этим он сейчас и занимался. Впрочем, как и сама Сигрид.

Неужели Тенгвальд считает ее человеком, к словам которого следует прислушаться?

Все дело во внешности. Разве она плохо усвоила этот урок? Тенгвальд и представления не имеет, что она мошенница. Самозванка. Принимает видимость за действительность. Уважает ее. Считает компетентной. Знающей. Он сам так сказал. Ловко она его одурачила. Обвела вокруг пальца.

Но именно благодаря этому Тенгвальд обратит внимание на ее слова. Прислушается к ее совету. А там… кто знает? Подарок, который она сделала ему сегодня вечером, может полностью изменить образ его мыслей… его самооценку… его отношение к любви и браку.

А в конечном счете — всю его жизнь.

…Тенгвальд изучил последний поднос с растениями, тщательно записав в дневник наблюдений количество бутонов на каждом стебле. Как он и рассчитывал, в данной группе растений оно было удвоенным. Через несколько дней на этих стеблях распустятся цветы. Препарат, который не смогли создать лучшие испанские агрохимики, делал свое дело.

Эта мысль заставила его широко улыбнуться и откинуться на спинку кресла. Эксперименты шли успешно, и новый препарат обещал сделать его богатым человеком.

Может быть, и отец гордился бы мной, подумал он. Но для самого Тенгвальда куда больше значило, что он создал себе имя в научном мире. Это чувство согревало ему душу.

Весть о том, что он действительно создал вещество, не имеющее себе равных, доставила ему огромное удовлетворение. А то, что эту новость сообщила ему Сигрид, немного знавшая испанский, радость Тенгвальда только усилило.

Он закрыл журнал наблюдений, небрежно сунул ручку в нагрудный карман рубашки и поставил поднос в ростовую камеру рядом с другими побегами, находившимися на разных стадиях развития.

Пламенный поцелуй, которым они с Сигрид обменялись три дня назад, потряс его до глубины души. Страсть заключила обоих в свои жаркие объятия. Еще немного, и они потеряли бы голову.

Однако уважение к Сигрид, дорожившей своими жизненными принципами, в конце концов победило, и Тенгвальд сумел одолеть овладевшее им наваждение.

О Боже, как это было трудно… Прикасаться к ней, обнимать ее, ощущать вкус ее губ… Этот вкус ему не забыть никогда.

Он вспоминал тот сладкий миг и одновременно наводил строгий порядок на письменном столе. Когда Тенгвальд выключил свет в лаборатории, тщательно запер дверь и через газон пошел к дому, на его губах продолжала играть блаженная улыбка.

По лазурно-голубому небу плыли пушистые облака, и он замедлил шаг, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Вода в бухте отражала солнечные лучи и сияла, как миллион бриллиантов на зелено-голубом бархате.

Интересно, чем сегодня занимались девочки? Какие истории они расскажут во время обеда? Потом Тенгвальд подумал о прекрасном лице Сигрид, и его улыбка стала еще шире.

Внезапно он понял, что произошло, и застыл на месте. Он закончил работу засветло. Сам того не сознавая, убрал свое рабочее место и закрыл лабораторию, чтобы успеть пообедать с племянницами и Сигрид. Причем сделал это уже не в первый раз.

«Вы не так похожи на отца, как вам кажется».

Она сказала эту фразу совсем не для того, чтобы его обидеть. И привела разумные доводы в доказательство своей правоты. Напомнила, что он охотно уделяет время Ловисе и Лотте.

Воспоминание о легком оттенке осуждения, прозвучавшем в ее голосе, заставило Тенгвальда негромко рассмеяться.

Конечно, Сигрид была абсолютно права. Общение с этими детьми доставляло ему живейшую радость. Раньше он видел Ловису и Лотту лишь тогда, когда раз в месяц обедал у сестры и зятя, а также в дни рождения и праздники, когда приносил племянницам подарки. Но теперь, когда девочки жили под его кровом, это было почти то же самое, что иметь собственную семью.

Предположение Сигрид тоже было совершенно логичным. Если он любит племянниц до такой степени, что ради них изменяет любимой работе, то что же он сделает для собственных детей?

Поняв, что его сравнение с отцом рухнуло как замок из песка во время прилива, Тенгвальд окаменел и уставился на гладь бухты.

Ему вспомнился полный понимания и сочувствия взгляд Сигрид. Тенгвальду захотелось увидеть ее как можно скорее и сказать, что она была права. Его сходство с отцом и в самом деле куда меньше, чем кажется.

Приезд Ловисы и Лотты помог ему понять это. И все же он сознавал, что одного пребывания двойняшек в его доме для такого вывода было бы недостаточно.

Тенгвальд потер рукой шею и признал, что главную роль в этом поразительном открытии сыграла Сигрид, к которой он испытывал глубокое чувство.

…Он снова смотрел на нее. Чтобы убедиться в этом, Сигрид не требовалось поднимать глаза. Взгляд Тенгвальда обжигал ее, как луч лазера.

В последние дни разделявший их воздух не уплотнялся. Им было легко и весело друг с другом. Они смеялись, болтали и наслаждались неожиданно возникшей дружбой. Но сегодня он вел себя совершенно по-другому. Что-то изменилось, причем кардинально. Сигрид почувствовала это, как только он вошел в дверь.

Его красивое лицо напряглось, взгляд был упорным, но непроницаемым. Сначала она подумала, что у Тенгвальда не ладится работа. Но когда она спросила, как прошел день, он ответил, что все идет по плану.

Взгляд Тенгвальда вновь наполнился чудовищной энергией. Это означало, что изменение его поведения имеет отношение к ней, Сигрид.

Пытаясь действовать как обычно, она хлопотала на кухне, резала окорок, раскладывала овощи и ставила тарелки на стол. Наконец позвала девочек есть. Но за обедом с ужасом ощущала, что вулкан страсти, утихший несколько дней назад, готов к новому извержению.

Вечер, когда Сигрид перевела Тенгвальду письмо, написанное на испанском языке, закончился тем, что она очутилась в его объятиях. Тот эротичный поцелуй заставил ее потерять голову и забыть обо всем на свете. В том числе о своих мечтах и желаниях.