Он представил себе, как на это отреагирует завтрашняя гостья, и ухмыльнулся. Интересно, сможет ли она наступить на горло своей гордости и бросить карьеру? Зная ее характер, он сомневался в таком исходе дела. Интервью с ним значит многое для ее будущего, и она пойдет на все, чтобы получить желаемое. В этом он был уверен.

Рано утром Лиз вышла из дому и взяла такси до аэропорта. Пройдя паспортный контроль, она поднялась в кафе на второй этаж, чтобы выпить чашку кофе. Затем внимательно прочитала документы, связанные с ее предстоящим интервью.

Перед ней лежала фотография Доменико Вернона, гения электроники, изобретателя универсального процессора, применение которого возможно во всех отраслях производства. Это изобретение прославило его на весь мир и сделало сказочно богатым.

Лиз не хотела ни лететь в Венецию, ни ехать в «Сан-Пьетро», ни встречаться с Ником. Единственным ее желанием было забыть и его, и свою прошлую жизнь. Одно время ей казалось, что она в этом преуспела. Но прошедшая ночь все опровергла. Говорят, время — лучший лекарь. Но то, что мучило и терзало ее уже многие годы, было сродни приступам малярии, внезапно появляющимся и так же неожиданно заканчивающимся. И от одной только мысли, что скоро она вновь увидит Ника, Лиз бросило в жар. И почему она не отказалась от этой командировки? Почему?

Аманда Брюс была пресс-атташе Доменико Вернона уже три года. Работавшая до нее девушка-секретарь вышла замуж за француза и уехала с ним в Париж.

В то утро Аманда вышла через боковую дверь виллы в парк и прошла к бассейну, спрятавшемуся за густыми кустами. Больше стандартных размеров, он был наполнен морской водой, поступавшей через насосные сооружения, расположенные в дальнем углу парка на берегу небольшого естественного залива. Обычно Вернон каждое утро в качестве зарядки проплывал не меньше пятидесяти дистанций до завтрака. Иногда завтрак переносился на более позднее время или вообще отменялся, если Доменико работал всю ночь напролет. Но водные процедуры соблюдались всегда.

Главный вывод, к которому она пришла в первую же неделю работы личным секретарем Вернона, состоял в том, что он жил по своим собственным правилам и никогда не ориентировался на чужие ценности и приоритеты. Да, он может себе позволить роскошь жить так, как ему хочется.

Аманда мало знала об интимной стороне жизни ее работодателя. Поговаривали, что у него красивая любовница в Венеции. Но даже если это было правдой, то очень хорошо засекреченной: никто и никогда не видел их вместе. Временами ей становилось жалко шефа: умный, баснословно богатый и к тому же привлекательный внешне, он не мог точно определить, любит ли его женщина искренне и преданно или просчитывает, сколько может получить от него.

Она заметила своего босса недалеко от бассейна под навесом: с чашечкой кофе в руке он читал утренние газеты. Несмотря на ранний час, солнце нещадно палило. Столик, на котором была разложена почта, и сам хозяин дома находились в тени.

Завидев Аманду, он встал. Удивительно, он всегда относился к подчиненным или прислуге с подчеркнутым почтением.

— Доброе утро, Аманда.

Получив разрешение обращаться к ней по имени, Вернон, однако, никогда не предлагал ей называть его «Доменико» даже при неофициальных разговорах.

— Доброе утро, мистер Вернон.

— Как прошел ваш выходной?

— Спасибо, хорошо. Делала наброски собора Сан-Марко.

Одним из увлечений Аманды была живопись, и все свободное время она посвящала ей, при каждом удобном случае посещая Венецию, чтобы сделать серию карандашных зарисовок. Достав из кармана блокнот, она приготовилась записывать указания.

— Сегодня, ближе к вечеру, у нас будет гостья… Лиз Адамс.

Ему не надо было пояснять Аманде, кто такая Лиз; это имя ей было хорошо знакомо: еще пять лет назад Лиз, став известной журналисткой, была внесена в обязательный список предшественницей Аманды, и теперь она сама отслеживала ее деятельность. Но вот почему именно эта журналистка интересовала мистера Вернона, оставалось загадкой.

— Поместите ее на втором этаже. Сегодня у нас будет небольшой прием. Я бы хотел, чтобы мисс Адамс сидела напротив меня.

— Получится тринадцать человек. Я знаю, что вы не суеверный, но ваши гости… К тому же рядом будут сидеть две женщины.

— Да, вот это совершенно непозволительно, — насмешливо произнес Вернон. — В таком случае пригласите генерала Харви.

Аманда сделала пометку в блокноте и спросила:

— Когда прилетает мисс Адамс? Думаю, вы хотите, чтобы ее встретил ваш шофер?

Вернон снял солнцезащитные очки, и она увидела, что его обычно ярко-голубые глаза потемнели и стали совсем синими, напомнив ей морскую пучину во время шторма.

— Самолет приземлится около четырех. Не вижу особой необходимости посылать за ней машину. Она опытная путешественница. Предоставим ей возможность самой добраться сюда.

Его голос звучал ровно и невозмутимо, но Аманде на мгновение почудилось, что его глаза враждебно блеснули. Она еще ни разу не испытывала на себе гнева босса и надеялась, что этого никогда не случится, потому что всегда была расторопным и предусмотрительным секретарем. Но если верить слухам, когда Вернон злился, то был страшен и необуздан. Некоторые служащие сравнивали его ярость с извержением вулкана. Возможно, они преувеличивали. Вся прислуга, начиная от домоправительницы и заканчивая садовником, состояла из итальянцев, а этой нации, как известно, присущ взрывной темперамент и склонности к гиперболизации. Конечно, южные народы более эмоциональны, чем северные, а мистер Вернон был наполовину американец, наполовину итальянец, и, вероятно, иногда итальянская импульсивность давала о себе знать.

В данный момент он был явно чем-то раздосадован. Его взгляд был устремлен на море, где зелено-голубые волны, разбиваясь о небольшую скалу, тысячами брызг падали на каменистый берег. Но этот вид не интересовал его: плотно сдвинутые в недоброй ухмылке губы, нахмурившиеся брови говорили о многом. Аманда подумала, что если только приезд мисс Адамс вызывает у босса такую негативную реакцию, то зачем вообще было соглашаться на интервью. Многочисленные журналисты годами добивались у него аудиенции, но всем им было отказано. Почему исключение было сделано именно для Лиз Адамс?

Самолет рейса 917 на Венецию был готов к вылету. Экипаж и пассажиры заняли свои места. Кроме Лиз в салоне первого класса сидело еще пять человек. Это позволило ей положить свои вещи на свободные сиденья и в случае необходимости легко и без проблем доставать нужное. Лиз взяла какой-то иллюстрированный журнал и принялась листать его, но вскоре поймала себя на том, что не может сосредоточиться на тексте. Она откинулась назад, закрыла глаза и отдалась во власть болезненных воспоминаний.

Да, прошло пять лет, она стала старше и увереннее, но все равно боялась встречи с Ником. Лиз знала, что вся ее защитная броня рухнет, если он хотя бы вполсилы применит свое обаяние.

Ник не был похож на Пола, доброго и отзывчивого. Несомненно, Вернон был гением в своей области и, как все подобные люди, чуть-чуть черствым и даже безжалостным. Он всегда получал то, что хотел. Но ему не удалось получить ее, по крайней мере на предложенных им условиях.

С тех пор прошло немало времени, и рана, видимо, зарубцевалась. А что, если, увидев ее опять, он снова впадет в безудержную ярость? Может, лучше сразу же по прилете сесть на обратный рейс? Но что в таком случае ее ждет, какое будущее? Чарли не осудит, если Вернон не пустит ее на порог и она вернется без интервью. Но если же она не получит его потому, что струсила и не приехала?.. Тогда она может заранее проститься с новыми заданиями и своей карьерой вообще, ибо ее недостойное поведение станет достоянием всей журналистской братии. Уж Чарли об этом позаботится, в этом Лиз была уверена.

Тем временем принесли ланч, и девушка с удовольствием принялась за еду, ничуть не заботясь об излишнем потреблении калорий. Поев, Лиз достала из сумки конверт, запечатанный пять лет назад и не вскрывавшийся с тех пор. Дрожащими руками она достала несколько любительских снимков. При виде их ее сердце сжалось от боли. Знай Чарли о том, что она хранит у себя эти фотографии, он бы ползал перед ней на коленях, прося разрешения опубликовать их. И неважно, что они были сделаны не профессиональным фотографом. Главное заключалось в том, что они по-новому раскрывали сущность человека, своим изобретением потрясшего мир.