Одна.

На самом деле, одиночество было худшей частью испытания. Столько людей могло свободно приходить и уходить из её комнаты, но она была совершенно оторвана от них, даже когда те сидели и говорили с ней, или же заботились о её основных потребностях. Прикованная к этой кровати, Пэйн находилась в другой плоскости реальности, нежели они, отрезанная широкой невидимой пустыней, которую она могла лишь ясно видеть, но не в силах пересечь.

И это странно. Всё утраченное становилось более болезненным, когда она думала о своём человеческом целителе, что происходило так часто, что мыслям этим был потерян счёт.

Как же она скучала по этому мужчине. Много часов она провела, вспоминая его голос, лицо и тот последний миг между ними… и воспоминания эти стали одеялом, под которым можно согреться в течение долгих, холодных наплывов беспокойства и волнения.

Но, к сожалению, во многом походя на её рациональную сторону, одеяло изнашивалось от частого использования, и восстановить его уже не представлялось возможным.

Целитель не принадлежал к её миру и никогда не вернётся… теперь, когда она проснулась, не оставалось ничего, кроме краткого живого сна, рассыпавшегося на волокна и обрывки.

— Умолкни, — сказала она вслух самой себе.

С силой, сконцентрировавшейся в верхней части тела, которую она пыталась поддерживать, Пэйн повернулась за двумя подушками, борясь с мёртвым весом нижней части, напрягшись, чтобы…

Равновесие вмиг было потеряно, и она покачнулась, даже лёжа на животе, смахнув рукой стакан воды со стоящего рядом столика.

Который, увы, весьма чувствителен к ударам.

Раздался звон стекла, и Пэйн закрыла рот, потому что только так могла сдержать зарождающийся в лёгких крик. Иначе же он бы сорвал печать с её губ, и она уже никогда бы не замолкла.

Решив, что достаточно возобладала над собой, она взглянула через край кровати на беспорядок на полу. Обычно всё было бы просто — что-то разлилось, и кто-то всё убирал.

Раньше она бы наклонилась пониже, вытерла лужицу, и дело сделано.

Теперь? У неё два варианта. Лежать здесь и звать на помощь, как инвалид. Или хорошенько подумать и сделать попытку быть независимой.

Она не сразу просчитала силу рук и расстояние до пола. К счастью, капельницы не были прикреплены, но катетер всё ещё оставался на ней… поэтому, вероятно, попытка проявить самостоятельность была плохой идеей.

И всё же ей претило унижение от бездейственного лежания. Она больше не солдат, а лишь ребёнок, не способный позаботиться о себе.

Это невыносимо.

Вытянув из коробки прямоугольные салфетки «Клинекс», как люди их называют, она опустила перила кровати, вцепилась в них и перевернулась. Из-за бессильной дрожи ноги разъехались в разные стороны, как у щенка, всё движение было лишено какой-либо грации, но, по крайней мере, она смогла добраться до гладкого пола с белой бумагой в руке.

Напрягшись, Пэйн пыталась удержать сомнительное равновесие на краю кровати, ведь она устала быть той, за которую всё делают, с которой все нянчатся, моют и вытирают как новорождённого младенца…

Её тело повторило судьбу стакана.

Без предупреждения её хватка соскользнула с гладких перил, а бёдра — с матраса настолько, что она почувствовала, как стремглав приближается к полу. Сила гравитации слишком могуча, чтобы её преодолеть. Выбросив перед собой руки, она растянулась на мокром полу, но обе ладони ушли из-под неё, и она приняла силу удара на одну сторону лица, дыхание вырвалось из лёгких.

И затем никакого движения.

Она оказалась почти в безнадёжном положении — кровать поддерживала её бесполезные конечности Зацепившиеся за край постели, они оказались прямо над её головой и телом, неумолимо притягивая к полу.

Набрав воздуха, она выкрикнула:

— Помогите… на помощщщь

Лицо было придавлено, руки начинали неметь, а лёгкие — гореть от удушья, ярость закипала в ней, а тело сотрясала дрожь…

Всё началось как скрип. Затем звук перешёл в движение, когда щека начала еле-еле продвигаться вперёд по кафелю, кожа натянулась до такой степени, что, казалось, сдиралась с черепа. Чуть погодя давление начало расти на шее, толстая коса тянула голову в одном направлении, а её странная поза — вперёд.

Призвав всю свою силу, она сосредоточилась на ярости и умудрилась переместить руки так, чтобы ладони твёрдо упёрлись в пол. С дрожащим вдохом, Пэйн с усилием оттолкнулась, и приподнявшись, перевернулась на спину…

Её грива упала и накрепко застряла в креплениях перил, толстая коса держала её на месте, выкручивая шею. В ловушке, и не способная сдвинуться с места, со столь замечательного положения она видела лишь свои ноги, длинные стройные ноги, о которых никогда особо не задумывалась.

Когда кровь постепенно начала приливать к туловищу, она наблюдала, как кожа на икрах становилась белой, словно бумага.

Сжав кулаки, Пэйн приказала пальцам на ногах шевелиться:

— Чтоб вас… шевелитесь… — Она бы закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, но не хотела пропустить чудо, если оно произойдёт.

Но ничего не произошло.

Как и раньше.

И она начинала осознавать… что это не произойдёт вовсе.

Когда подушечки под ногтями посерели, она поняла, что должна смириться со своим нынешним положением. А не с привлекательной ему аналогией.

Сломанная. Бесполезная. Обуза.

Крах, наконец-то произошедший, не принёс с собой ни слёз, ни рыданий. Вместо этого, решительность была окрашена мрачным намерением.

— Пэйн!

При звуке голоса Джейн она закрыла глаза. Не этого спасителя она ждала. Её близнец… нужно, чтоб её близнец сделал, что должен.

— Пожалуйста, приведи Вишеса, — хрипло произнесла она. — Пожалуйста.

Голос Джейн раздался совсем близко:

— Давай поднимем тебя с пола.

— Вишес.

Раздался щелчок, и Пэйн поняла, что прозвучал сигнал тревоги, до кнопки которой она не смогла дотянуться.

— Пожалуйста, — простонала она. — Приведи Вишеса.

— Давай…

—  Вишес.

Тишина. Пока не распахнулась дверь.

— Элена, помоги мне, — услышала она Джейн.

Пэйн осознавала, что её собственные губы двигались, но ничего не слышала, пока две женщины поднимали её обратно на кровать и укладывали ноги, вытянув их параллельно друг другу, а затем накрыв белой простынёй.

Пока и на кровати, и на полу проводились различные хлопоты по уборке, она смотрела в другой конец комнаты на белую стену, как делала это целую вечность с тех пор, как её привезли в это место.

— Пэйн?

Когда она не ответила, Джейн повторила:

— Пэйн. Посмотри на меня.

Она переместила взгляд и ничего не почувствовала, посмотрев на обеспокоенное лицо шелланеё близнеца:

— Мне нужен мой брат.

— Конечно, я позову его. Он сейчас на встрече, но я приведу его до того, как он уйдёт на ночь. — Длинная пауза. — Могу я спросить, зачем он тебе нужен?

Слова, произнесённые монотонно и спокойно, ясно дали ей понять, что добрый целитель не была имбицилом.

— Пэйн?

Пэйн закрыла глаза и услышала произнесённое ею:

— Он дал обещание, когда всё это началось. И мне нужно, чтобы он сдержал его.

* * *

Вопреки тому, что она была призраком, сердце Джейн всё же смогло замереть в груди.

И когда она опустилась на край больничной кровати, под её грудиной ничего не билось:

— Какое обещание? — спросила она свою пациентку.

— Это касается только нас двоих.

Чёрта с два, подумала Джейн. Если, конечно, её догадка верна.

— Пэйн, может, мы сможем ещё что-то сделать.

Хотя, что именно, она понятия не имела. На рентгене видно, что кости срослись как надо, мастерство Мэнни вправило их идеально. Но спинной мозг… относительно этого нельзя сказать наверняка. Джейн надеялась, что возможна какая-нибудь регенерация нервов — она ещё не знала обо всех способностях тела вампира, и многие из них казались настоящей магией по сравнению с тем, что могли сделать в процессе выздоравливания люди.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: