Тем не менее я не произнесла ни единого слова протеста. Я подошла к столу, села и начала писать новую главу…

Глава 7

Я и тетя Мэгги пили чай, сидя у камина. Раздался стук в дверь, и мы удивленно переглянулись, гак как звука приближающихся шагов, обычно хорошо различаемых на гулких плитах каменной дорожки, не было слышно. Я поспешила открыть.

Передо мной стояла Франни. Девушка разительно изменилась. Она улыбалась. Всего лишь уголками рта, но улыбалась. Когда она заговорила, я была приятно удивлена: ее речь стала другой: не только тембр голоса, нет! Произнесенная ею фраза была внятна и вполне грамотна.

— Вы разрешите мне взять несколько книг? — спросила она. Хотя ее манера говорить все еще оставалась по-детски инфантильной — перемены к лучшему были очевидны. Раньше девушка бы сказала примерно так: «Хочу взять книжки».

— Конечно! Входи, Франни. Мы как раз пьем чай. Тебе налить чашечку?

— Да, спасибо.

Когда она застенчиво остановилась в дверном проеме, это была уже прежняя Франни: неловкая, стеснительная. Я взяла ее за руку и подвела к камину.

— Это ты, Франни! Здравствуй. Проходи, садись. Ты не замерзла? — засуетилась тетя Мэгги.

— Ни капельки. Я бежала.

— Мы так давно тебя не видели. Где ты была?

Вопрос тети Мэгги, казалось, смутил Франни. Она сразу как-то сникла, а ее головка печально опустилась.

— Не расстраивайся, милая. Вот твой чай. Ты что предпочитаешь, сэндвич или пирожное?

Вместо ответа Франни подняла на меня глаза и тихо промолвила:

— Доктор сказал, что я порядочная девушка и ругать меня не за что.

Хотя я и не совсем поняла, о чем шла речь, но снова с радостью отметила правильно выстроенную фразу.

— Доктор?! Франни, ты была у врача из-за простуды?

— Нет. Я не очень хорошо себя чувствовала.

— Возьми, пожалуйста, пирожное. — Я протянула Франни тарелку с большим куском бисквита, покрытого сахарной глазурью. Как только девушка отведала лакомство, ее глаза повеселели.

— Очень вкусное пирожное. Бабушка брала меня с собой в Пенрит, мы тоже ели пирожные.

— Вы ездили в Пенрит?

Я была удивлена неожиданной поездкой Франни к врачу, продолжая, однако, свои психологические наблюдения. С робкой души этой девушки-ребенка явно свалилась какая-то тяжесть, угнетавшая ее последнее время. Интересно, что же так тревожило Франни?

— Бабушка купила мне ириски.

«Бабушка! — подумала я — Это бедное существо избавилось от страха перед бабушкой. Вот что произошло — у нее пропал страх! Какие чудесные метаморфозы происходят с человеком, когда он избавляется от этого унизительного чувства. Франни словно подменили: она выглядела вполне нормальной юной девушкой. Но почему бабушка вдруг захотела показать ее врачу? Потому что у Франни была депрессия? Или она заподозрила какую-то опасную болезнь? А может быть, бабушка решила, что Франни беременна?»

Мысли тети Мэгги, возможно, совпадали с моими:

— Твои уродливые синяки прошли. Отчего они у тебя появились? Ты упала?

Я знала, что хотела выведать прозорливая тетя Мэгги. Мне тоже было важно узнать происхождение и их таинственных синяков. Голова Франни склонялась все ниже и ниже.

— Тебя кто-нибудь побил? Неужели бабушка? — продолжала следствие мисс Фуллер.

Девушка с неожиданной горячностью вступилась за свою бабушку:

— Нет! Это не она! Я ничего не разбивала, бабушка бьет меня только тогда, когда я что-нибудь расколочу. Это сделал мистер…

Имя негодяя чуть было не сорвалось с ее языка. Ужаснувшись, девушка так вздрогнула, что на ковер упало недоеденное пирожное.

— Ой! Что я наделала!

— Не расстраивайся, Франни. Ничего страшного не случилось. У меня порой тоже все валится из рук, — сказала я, на коленях подбирая с ковра кусочки пирожного. — Не огорчайся, возьми себе еще одно.

Франни благодарно улыбнулась мне. И вдруг в моей памяти всплыл случайно подслушанный мною у фермы разговор между Дэви Маквеем и Алексом Брэдли: речь шла о домике, в котором жили Франни и ее бабушка. Дэви Маквей спросил: «Почему ты требуешь выселить их?» Меня словно озарило, и я поняла, что Алекс Брэдли хотел избавиться не от пожилой женщины, а от ее внучки.

Я ласково взяла холодные ладони Франни в свои руки и, глядя ей в глаза, спросила:

— Это сделал мистер Брэдли? Я права?

Ее тоненькие, как у ребенка, пальцы выскользнули из моих сомкнутых рук; глаза расширились; из груди вырвался безмолвный крик.

— Не бойся, детка. Все будет хорошо. — Тетя Мэгги словно заклинала насмерть испуганную девушку.

— Нет! Дэви… Дэви убьет его. Нет! Это страшная тайна! — истерично закричала Франни.

— Будь по-твоему. Ничего не говори, только успокойся. — Я погладила ее по руке. Дэви ничего не узнает об этом.

Франни с мольбой посмотрела на меня и повторила:

— Дэви ничего не узнает!

— Ни слова. Знать будем только мы втроем.

Девушка, доверившись мне, с усилием выдала:

— Мистер… Брэдли… был пьяный.

* * *

«Ничего себе оправданьице», — с отвращением подумала я и пожалела, что Алекса Брэдли нет сейчас в этой комнате. Я бы высказала ему все, что я думаю о его мерзкой душонке. Может быть, и не только высказала. Окажись он в эти минуты здесь, я не ограничилась бы словами… Тетя Мэгги как-то сказала, что свадебная ночь была похожа на сатанинский шабаш, дьявольское наваждение. Она была права. Но теперь я не сомневалась, что пьяный Алекс в поисках острых ощущений встретил эту несчастную девушку, сознание которой все еще блуждало в закоулках детства, а нежное тело наливалось соками расцветающей юности.

Той ночью Алекс Брэдли увидел во Франни прекрасную добычу для удовлетворения своей грязной неутолимой похоти. У меня не оставалось и тени сомнений, что развратник пытался изнасиловать беззащитную Франни, которая прибежала ночью, чтобы посмотреть танцы.

По всей видимости, бабушка вовремя заподозрила неладное. Подозрения, вероятно, усилились, когда Франни хотела увильнуть от визита к врачу, но скорее всего девушка боялась не за себя. Она страшилась даже мысли о том, что Дэви Маквей узнает, кто был ее обидчиком. В глубине души Франни, видимо, решила: сохраняя тайну, она тем самым оберегает Дэви Маквея. Вспоминая столкновение мужчин на дворе фермы, я сама допускала, что, знай Дэви Маквей всю правду о случившемся, он мог бы убить Алекса Брэдли. Хотя, думается, он смутно догадывался о возможном преступлении пьяного распутника. И эта благородная девушка, несмотря на свою недоразвитость, упорно скрывала истину из-за своей любви к владельцу Лаутербека.

Но почему она так любила Дэви Маквея?

И тут в моем сознании снова прозвучал подлый вопрос Флоры Клеверли: «Может быть, это ты ударял за ее мамочкой?» Меня охватило ревнивое чувство. Я начала пристрастно изучать черты лица Франни, пытаясь обнаружить хоть малейшее сходство с Маквеем, но так и не смогла найти ничего общего. Тем не менее их внешняя «непохожесть» еще не доказывала отсутствия кровных уз между ней и человеком, которого она так беззаветно любила.

* * *

«Только не говорите Дэви».

Я так глубоко задумалась, что на мгновение отрешилась от всего: слова Франни вернули меня на землю.

— Да, да, конечно. Мы ничего ему не скажем, тебе не следует беспокоиться, — заверила я девушку.

— Вы разрешите мне сейчас забрать мои книги? — голосок Франни звучал умиротворенно.

— Да, пожалуйста. Дорогу ты знаешь сама.

Поднявшись с кресла, она побежала к выходу, но, прежде чем уйти, радостно сказала:

— Бабушка говорит, что я могу держать свои книги дома.

Мы с тетей Мэгги, шутя, отвесили Франни глубокий старомодный поклон.

— Похоже, в душе у бабушки произошли достойные уважения перемены, — чопорно изрекла тетя Мэгги.

— Возможно.

— Как ты думаешь почему?

— А как думает умнейшая из женщин? — польстила я тетушке.