Тетя Мэгги вошла в комнату, держа в руках поднос с чаем, продолжая говорить, словно наша беседа — а точнее ее монолог — ни на секунду не прерывалась.

— …Я думаю, что при первой же возможности Маквей займется домом: из него получится респектабельный особняк, стоит вложить хотя бы немного денег.

— Вряд ли у Маквея найдутся средства, — возразила я.

— Не знаю, не знаю. Он говорил мне однажды, что изрядно продвинулся в своем грибном бизнесе и что разведение грибов — прибыльное занятие.

— Однажды…

Тетя Мэгги резко прервала меня.

— Ради всего святого, не уподобляйся злобствующей Флоре Клеверли! Поверь в него хоть немного. Дай ему шанс проявить себя.

— Хорошо, тетя Мэгги, постараюсь поверить в необыкновенные возможности этого супермена. Не надо только кричать на меня.

Я чувствовала, что вот-вот расплачусь.

— Прости меня, пожалуйста. Я, кажется, не желая того, обидела тебя. Остался всего лишь день, и мы уедем. Давай-ка пить чай и забудем об этой истории, как о дурном сне.

* * *

Забыть эту историю нам оказалось не суждено.

Смеркалось, когда в дверь кто-то постучал. Я быстро поднялась из-за стола, где я пыталась поколдовать над рукописью, и открыла дверь. Передо мной стояла Дженни.

— Привет! — прозвенел ее голосок.

— Здравствуй, Дженни, милости просим.

— Нет, я не могу задерживаться. Меня послал к вам Дэви. Он просил передать, — он говорит, чтобы вы сегодня вечером не приходили.

— Не приходили?! — Мне показалось, что я ослышалась.

— Ага, — она кивнула головой. — Он так и сказал. Флора… Тетя Флора уезжает утром. Она заказала фургон и собирается забрать столики из гостиной и много других вещей. Тетя Флора говорит, что они ее.

— Они и в самом деле принадлежат ей? — раздался голос вездесущей тетушки.

— Я не знаю, но Дэви говорит, что она может взять все, что ей нравится.

— Он делает глупости! Эта злодейка не заслуживает такого доброго отношения.

Дженни смутилась, грустно заметив:

— Он плохо выглядит. Тэлбот говорит, что ему надо лежать в постели.

— Тэлбот пришел?! — У меня отлегло от сердца.

— Да, они с Роем работают. — Дженни улыбнулась. — Рой так вкалывает.

— Я рада этому. А где Франни?

— Она сейчас у своей бабушки, но скоро переедет к нам. Рой сказал, что перевезет ее завтра, после того, как… как все будет прибрано. Мне надо идти: я им помогаю. Пока.

— До свидания, Дженни.

Когда девчушка ушла, тетя Мэгги занервничала.

— Он с ума сошел — разве можно разрешить этой дьяволице оставаться на ночь. Она способна поджечь дом или убить его.

— Тетя Мэгги! Побойтесь бога!

— Я пошутила, Пру, успокойся. Правда, обидно, что он просил нас не приходить. Я уже собиралась исчезнуть ненадолго, чтобы приготовить им поесть.

— Вы, тетушка?

Она посмотрела на меня ясными, как у ребенка, глазами:

— Да, собиралась, а что в этом дурного? Все было так, как я и представляла. Предугадать действия тети Мэгги в ближайшую минуту было просто невозможным. Когда мы расставались перед сном, она поцеловала меня в щеку, но в ее поцелуе не хватало привычной теплоты.

Я лежала в кровати и смотрела на озеро. Луна сияла в полнеба, но иногда ее голубой диск закрывали медленно плывущие огромные облака. В какое-то мгновение я подумала, будет ли Рой Маквей, поселившись в коттедже, смотреть на залитое лунным светом озеро. Мне в это не верилось. Я легко представляла себе сидящего здесь в задумчивости Дэви Маквея, но не Роя. Я даже могла поместить в коттедж Франни, вглядывавшуюся в мерцающий за окном лунный свет, хотя она и не в состоянии постичь всю его волшебную красоту. Внезапно меня охватила щемящая тоска. Я собиралась отсюда уезжать, а ведь именно в Роджерс-Кросс у меня появилось чувство защищенности. За какие-то недели эта прекрасная земля дала мне душевные силы победить в единоборстве с Яном. Его власти надо мной пришел конец. Я знала: он больше никогда не сумеет сломить мою волю.

Господи! Что я за несчастный, вечно терзаемый противоречиями человек! Дух противоречия, живший во мне, не дремал. Наряду с предотъездной грустью во мне росло сожаление: «Зачем мы оказались в поместье Маквея?» То, что сейчас происходило в моем сердце, способно в корне изменить мое будущее. Меня изнуряла постоянная борьба с самой собой — я победила свои нервы, победила страх. Но хватит ли у меня воли противостоять новому, куда более сильному чувству? Я даже не смела назвать это чувство, вспомнив свой недавний горький опыт. И почему, боже, разжег это пламя синеглазый, белокурый Дэви Маквей?!

Постепенно я погружаюсь в сон. Луна светила мне прямо в лицо, и я вспомнила давнее поверье: каждый, кто спит с лунным светом на лице, проснется утром безумцем. Но древнее поверье не испугало меня.

Мои веки смыкались, когда сквозь туман я увидела силуэт человека, шедшего от озера к коттеджу. На темном фоне его могучей высокой фигуры резко выделялась белая перевязь. Я пыталась не думать о Дэви: напрасно — и во сне я грезила о встрече с Маквеем.

Словно наяву, я видела, как встала в кровати на колени, резким движением распахнула окно и позвала Дэви. Он приблизился и протянул руки ко мне. Никакой перевязи на нем уже не было. Я перешагнула через подоконник и спрыгнула вниз. Подобно Сивилле, изображенной Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы, я парила над Маквеем, пока он не подхватил меня и не прижал к себе. Я смеялась от счастья в его объятиях: мне чудилось, что смех длится целую вечность… Откуда-то издалека донесся голос тети Мэгги:

— Проснись, Пру! Проснись!

Я открыла глаза и увидела, что она стояла рядом со мной, повторяя:

— Проснись, Пру! Тебе приснилось. Проснись!

Я в недоумении смотрела на тетю Мэгги до тех пор, пока не вспомнила свой романтический сон. Испугав и себя, и тетю Мэгги, я горько разрыдалась. Улегшись рядом со мной на узкой кровати, тетя Мэгги крепко меня обняла, приговаривая:

— Ну, будет, будет, успокойся.

Ни она не спрашивала, что я увидела во сне, ни я ей ничего не рассказала, и мы лежали обнявшись, пока не заснули.

Утром мы проснулись очень рано, и, когда я подняла голову, тетя Мэгги чуть не вскрикнула от боли в затекшем предплечье: я проспала на ее руке почти всю ночь.

* * *

Время близилось к одиннадцати часам. Я уже прогулялась, не сделав и шага в сторону его дома. Мы выпили кофе, и какое-то время я провела над рукописью романа, пытаясь выжать из себя хотя бы одну новую строчку. Не знаю почему, но что-то внутри меня сломалось. Все мои герои словно топтались на месте, драматический сюжет не развивался, утратив напряженный ритм. Странно, но я не использовала в романе даже полные страстей трагические события, разыгравшиеся в поместье Лаутербек.

Я сидела, тупо уставившись в недописанную страницу, когда прозвучал бодрый голос тети Мэгги.

— Пойду немного развеюсь, погреюсь на солнышке, пока оно не скрылось.

Чуть спустя она вошла в гостиную, уже в пальто и с шарфом на голове. Я еле удержалась, чтобы не сказать ей: «Не вздумай даже приближаться к дому», хотя была убеждена: тетя Мэгги не пойдет туда, не получив приглашения Дэви Маквея.

— Я ненадолго. — Кивнув мне, она удалилась.

Оставшись наедине с неоконченной рукописью, я спрашивала себя, каким бы мне хотелось видеть развитие романа между главными героями? Какой будет финал? Обычно я — автор — определяла их дальнейшую судьбу, но сейчас герои вышли из подчинения. Раньше мне удавалось создавать убедительные характеры своих персонажей; они оживали под моим пером. Но теперь я была не властна над ними. Я встала из-за стола и подошла к камину.

Я догадывалась, как надо было бы поступить с непокорными, а сделать этого не могла. Но почему? Все из-за того, что, прикасаясь к жизням героев, я ощущала себя их неотъемлемой частью. Я никогда не сталкивалась с подобными коллизиями, сочиняя свои прошлые книги. Этот роман оказался исключением. Прочитав его, критики, наверное, скажут, что мое перо лишилось былой остроты и бойкости. Кому-то это понравится, кому-то — нет; но что между читателями произойдет раскол, я не сомневалась. Сев у камина, я окинула взглядом ставшую родной комнату.