— Тяжело? Так точно, тяжело, — говорил он и после паузы добавлял сакраментальное: — Тяжело в учении — легко в гробу.

Леван сторонился неспокойной жизни отдела. Он отрабатывал свои часы и бежал домой писать рассказы. Через полгода он выдохся, испугался, что все кончено, и, вместо того чтобы переждать, заставил себя писать вдвое больше, и из этого ничего хорошего не получилось. Он начал пить. Пьяный, он не читал своих рассказов товарищам, как это делают все пишущие, но становился злым и жестоким. Однажды он при всех накричал на заведующего, обвинив его в узости взглядов, и, когда тот попытался призвать его к порядку, сказал:

— Что с вами говорить, майор! Вы же дурак!

Заведующий влепил Левану пощечину. В результате майора окончательно уволили в запас, а заведующим назначили Левана…

— Швейная фабрика, — услышал я голос кондуктора и, растолкав пассажиров, выскочил из автобуса.

Дверь в административный корпус оказалась запертой. Я направился в швейный цех, надеясь найти какого-нибудь рационализатора и написать о нем очерк. На фабрике всегда найдется передовик производства, неизвестный широкой общественности. Неизвестные передовики в газетах в большом почете. Им щедро отводят место на полосе, хотя очерки о них никто, кроме самих героев и их знакомых, не читает. Полгода назад я написал о рационализаторе Вахтанге Эбралидзе. Очерк со снимком, сделанным мною, опубликовали на первой странице и заплатили прилично.

Цех пустовал. Лампы не горели. Экономили электроэнергию. Я с досадой подумал, что приехал на фабрику в обеденный перерыв. В отделе технического контроля, к моей радости, оказался начальник цеха Коберидзе. Мы познакомились, когда я собирал материалы о Вахтанге. Коберидзе разговаривал с молодым мужчиной. Оба стояли ко мне вполоборота и не видели меня. Они были похожи друг на друга — плотные, с брюшком, лысые, с густыми завитками волос вокруг лысины. Братья — старший и младший. Молодой, похоже, сильно потел — он держал в руке носовой платок и вытирал им шею и лицо, — но, несмотря на это, кожаный пиджак, только входящий в моду, не снял. Наверняка пиджак составлял предмет его большой гордости.

Идея написать репортаж из отдела технического контроля возникла внезапно. Мне не приходилось читать подобных репортажей. Новизна темы должна была привлечь газету.

На широком длинном столе лежали платья и блузки, у стены — пакеты готовой к отправке продукции, а чуть дальше — штабеля коричневых, синих, оранжевых тканей в рулонах, или, как говорят специалисты, в кусках.

— Здравствуйте, Гиви Ревазович, — сказал я Коберидзе.

— Здравствуйте, товарищ корреспондент. — Коберидзе растерянно протянул руку.

Молодой вежливо отошел в сторону.

— Как поживаете, Гиви Ревазович?

— Вашими молитвами. Прославили вы нас и нашего Вахтанга на всю республику. Спасибо большое. — Он достал откуда-то из-под стола отрез коричневой ткани. — На платье вашей жене.

— Я не женат.

— Тогда матери.

— Уберите, пожалуйста.

— Я от всего сердца, — смущенно сказал Коберидзе и бросил отрез под стол. — Чему обязаны?

— Приехал писать репортаж.

— А у директора или главного инженера были? Сначала надо к ним. Идемте, провожу вас.

— Их нет. Да и не нужны они. Мне нужны вы.

— Я?!

Коберидзе совсем растерялся, но я не придал этому значения. Беседа с корреспондентом смущает многих. Я приготовил блокнот и фотоаппарат.

— Расскажите, как ваш цех выполняет постановление ЦК Компартии республики об улучшении качества товаров народного потребления.

Коберидзе произнес несколько ходульных фраз. Естественно, я не стал их записывать.

— Вы же не на трибуне, Гиви Ревазович.

— Ну так поедем куда-нибудь, там и поговорим по-человечески.

— Репортаж из ресторана редакция не примет, — улыбаясь, сказал я, желая придать беседе непринужденный характер. Увы, мне это не удалось. Тогда я взял со стола синее платье. Ткань была мягкой и нежной. — Синтетика?

Коберидзе возмутился:

— Натуральный шелк! Такой ткани днем с огнем не сыщешь! Дефицит. Фондовый товар.

— Красивая ткань.

— Название у нее тоже красивое — «Ариадна».

— Откуда фабрика получает ее?

— Из Кутаиси, с шелкового комбината.

— Из других городов вы тоже получаете ткани?

— Нашими поставщиками являются предприятия Ленинграда, Белоруссии, Латвии, Литвы.

Прекрасно, подумал я. В репортаже можно будет подчеркнуть, что в выполнении постановления ЦК Компартии Грузии помогают братские республики.

— Не могли бы вы конкретно назвать одно-два предприятия-поставщика?

— В Литве, например, Каунасский шелковый комбинат имени Зибертаса. Он поставляет нам очень хорошую ткань «Летува». Мы изготовляем продукцию из тканей свыше двадцати артикулов.

— Какая продукция пользуется у потребителя наибольшим спросом?

— В данный период платья и блузки из ткани артикула 85 311, то есть «Ариадны».

— Прекрасно, — сказал я и вернул ему платье. — Вот вам готовая продукция. Как вы проверяете качество?

— Смотрим, ровные ли строчки, нет ли затяжек, иного брака, словом, соответствует ли товар ГОСТу. Об этом лучше поговорить с работниками ОТК. Они вернутся через полчаса.

— Обязательно поговорю. Встаньте, пожалуйста, вот здесь. — Я подвел Коберидзе к штабелям тканей. — Это ведь «Ариадна»? Я сфотографирую вас на ее фоне. — Я обратился к молодому человеку: — Будьте добры, включите свет.

— Нельзя, дорогой. — Он лучезарно улыбнулся. — Приказ главного инженера экономить электроэнергию. Правда, Гиви Ревазович?

Коберидзе стоял с платьем в руках. Вид у него был не для газетной полосы. Внезапно я подумал, что избрал странный для снимка фон. Фоном должна служить готовая продукция, коли речь о качестве товаров, сказал я себе и собрался перенести Коберидзе к пакетам… А почему, собственно, в отделе технического контроля лежат эти штабеля ткани? Отдел не был отгорожен от цеха даже условно, и я отмахнулся от возникшего вопроса. Мало ли по какой причине ткань лежала здесь, а не в другом месте. Цех раскроя на фабрике только строился. Раскройщики работали в швейном цехе. Их столы располагались напротив отдела технического контроля.

— Не надо меня фотографировать, — сказал Коберидзе.

— Почему?

— Неудобно. Скажут еще, что начальник цеха славы ищет.

— Бросьте. — Я включил свет.

— Гиви Ревазович, если корреспондент так уж хочет тебя сфотографировать, перейди к готовой продукции. Это всё-таки отдел технического контроля, — сказал с улыбкой молодой человек. — А вообще корреспонденту надо начать со склада. Сложный путь ткани к готовой продукции начинается со склада.

Я с удивлением посмотрел на него. Он говорил со знанием дела.

— Вы случайно не работаете в прессе?

— Я случайно работаю в другой области, по снабжению.

— Извините, не познакомил вас. Это мой товарищ, Шота Меладзе, — сказал Коберидзе, переходя к пакетам.

Я сфотографировал Коберидзе трижды.

— Ну что, Гиви Ревазович, не пора нам поехать перекусить? Умираю с голоду, — сказал Шота.

— Да-да, едем, — сказал Коберидзе.

— Заехал за ним, чтобы пообедать вместе, а он голодом меня морит, — сказал Шота мне. — Окажите нам честь, составьте компанию.

— Спасибо, я должен остаться. Надо поговорить с работниками ОТК, заглянуть на склад.

— Успеется. Пообедаете и вернетесь. Мне все равно ехать обратно, везти сюда Гиви Ревазовича.

— Я должен остаться.

— Идемте, провожу вас на склад. — Коберидзе взял меня под руку.

Мы направились к выходу.

Кладовщик, небритый старик с бегающими глазами, шаркая разбитыми ботинками по дощатому полу, неторопливо водил меня от одного ряда полок к другому.

— Вот память стала! — сокрушался он. — Где же лежит «Ариадна», черти бы ее побрали?!

Я услышал шум автомобиля, а затем увидел в узком, как амбразура, окне грузовик. Он быстро проехал и вскоре остановился.